Обращался в Водолей ру
потом она удаляется от замка и замыкает разбитый на французский манер сад, который находится позади дворца.
Со стороны города, поднимаясь к герцогской резиденции, находится огромная эспланада, опять-таки в Версальском стиле. Она служит также плац-парадом, на котором происходят смотры. Золочёная решётка, начинающаяся от левого крыла дворца, доходит до правого крыла замка, окаймляя треугольное пространство двора; таким образом, главная башня остаётся по ту сторону двора.
Эта башня — всё, что осталось от готической резиденции древних бургграфов Лаутенбургских; на верхушке её красуется белый с чёрным штандарт, на нём изображён золотой леопард с девизом Лаутенбургов: Summum decus, Hectere.
Эта башня, как и вся остальная часть замка, тоже опозорена роскошной орнаментацией в духе Аугсбурга. Она украшена какими-то аляповатыми бляхами из белой жести; главный подъезд, от которого поднимается лестница с изумительно красивыми перилами, увенчан зато коринфским фронтоном.
Меньше всего обезображена часть здания, обращённая к Мельне. Я думаю, её спасло расположение над оврагом; художники штукатурки, видно, смотрели в оба и не отваживались клеить здесь свои пошлости. Их роль взяла на себя сама природа: здание обросло плющом, а огромные буки, растущие по берегу реки, подняли высоко вверх, под самые окна, свои тёмные качающиеся верхушки.
Нет надобности описывать дворец: это Версаль в сокращении, Версаль с двадцатью пятью окнами по фасаду, вместо восьмидесяти девяти, в целом очень похожий на настоящий Версаль; величественная всё-таки копия с величественного оригинала.
Французский парк, хотя и под ганноверским небом, оставляет всё же самое приятное впечатление. Властелины посвятили ему, очевидно, немало забот. Немецкая дисциплина сделала здесь чудеса. Всюду порядок, всюду лоск. Безупречный зелёный ковёр ведёт к бассейну Персефоны. Это довольно хорошее произведение Эрну, далеко не заурядного ученика Койзевокса. Не трудно будет понять секрет этой красоты, соединённой с благородством стиля, если принять во внимание, что план этого сада разработан Ла-Кентини, который для выполнения его послал сюда своего лучшего мастера.
Великий герцог Георг-Вильгельм, субсидируемый Людовиком XIV, был
страстным поклонником этого французского короля, но его внук, Фридрих, был блестящим продуктом просвещённого деспотизма. Он принимал у себя Вольтера во время его путешествия и познакомился у Гримма с Руссо. Он развёл английские сады вокруг французского парка, разбитого его дедом. Сады эти, не лишённые живописности, спускаются извилистыми аллеями к Мельне. Через прозрачную речку, образующую каскады, перекинут деревянный мост, сохранивший до сих пор название мост Мельерре; он достаточно широк, чтобы по нему могли проходить целые кавалькады, отправляющиеся этим путём на охоту в замечательный замковый лес, так называемый «Герренвальд». С террас замка видна его теряющаяся в бесконечности и волнующаяся, словно море, зелёная масса.
МОИ КОМНАТЫ
Две большие, отделанные деревом комнаты во втором этаже, в северной части замка, т. е. на стороне, противоположной площади.
Моя рабочая комната обращена к террасе. Через открытое окно я вижу пред собой чёрное море деревьев под жёлтым небом. Абсолютная тишина.
Другая комната, более весёлая, обращена, своими двумя окнами к оврагу, где ревёт Мельна, а за оврагом видна Королевская площадь, казармы 182 — го пехотного полка, собор, грубо окрашенный. Внизу я вижу что-то белое, словно кусок ваты, который катится по двум синим параллельным линиям: это ганноверский поезд, с которым я приехал.
Большое спасибо тому, кто распорядился устроить меня в этом корпусе здания. Огромный камин, с любопытными железными украшениями; он относится к той эпохе, когда немецкий вкус не успел ещё так непоправимо себя скомпрометировать.
Моё помещение находится в самом конце замка, как раз над так называемой оружейной залой. Эта зала, наиболее интересная, теперь почти, можно сказать, лишена своих главных украшений. Из неё убрали прекрасные доспехи великих бургграфов, Гетца фон Вертейдиген-Лаутенбурга, бывшего правой рукой Альберта-Медведя, Мильтиада Бусмана, ранившего Генриха-Льва, Кадвалла, упоминаемого у Гюго; шлем этого Кадвалла до сих пор ещё хранит знак ужасного удара палицею, который ему нанёс в Бувине великан Вильгельм де Барр.
ИХ ВЫСОЧЕСТВА
Великий герцог занимает апартаменты во втором этаже дворца. Его комната, так же, как и комната Людовика XIV, находится посредине главного корпуса. Его рабочий кабинет расположен справа и окнами выходит в парк.
Сюда, на следующий день по моём прибытии, в десять часов утра, ввёл меня Кессель.
Великий герцог сидел за работой у очень простого письменного стола, в стиле Людовика XV.
Он встал и протянул мне руку.
— Господин Виньерт, мне нет надобности передавать вам содержание письма графа де Марсе, который даёт о вас самый хороший отзыв. Я знаю, что на вас остановил свой просвещённый выбор министр иностранных дел Франции. Я не могу не выразить вам моего полного удовлетворения такой рекомендацией. Я хотел бы, чтобы вы испытали в Лаутенбурге хоть часть того удовольствия, которое доставит нам ваше пребывание здесь.
Великий герцог мужчина высокого роста; он только на год моложе своего старшего брата, покойного великого герцога Рудольфа. Он родился в 1868 г., так что ему теперь сорок пять лет. Блондин, с небольшой лысиной, весь бритый, он сначала пристально всматривается в вас своими голубыми глазами, а потом его взор начинает блуждать по сторонам. За исключением торжественных случаев, я всегда его видел одетым в обыкновенную форму дивизионного генерала, ярко-синего цвета, без орденов. У него нежные руки, и он самодовольно их разглядывает.
— Майор Кессель, — продолжал он, — может быть, уже объяснил вам, в чём будут состоять ваши обязанности. Нет надобности к этому прибавлять, что я предоставляю вам самую широкую свободу в вопросе о том, как их нужно понимать. Вы знаете, конечно, что мой сын приписан к Кильскому университету; я хочу, чтобы он сдал там все экзамены. Вам придётся, таким образом, познакомиться с программами. Вы можете выбрать методу, какую вам будет угодно. Главное внимание вы должны обращать на историю и литературу. Я не знаю ваших политических взглядов, — прибавил он, улыбаясь, — но я себе представляю, что они должны быть слегка либеральными. Не думайте, что вы должны изменить их. Либерализм опасен только для демократий. Проницательный глава государства всегда сумеет блестяще использовать его.
Он позвонил.
— Скажите герцогу Иоахиму, что я его жду в моём кабинете.
Мой ученик — молодой человек высокого роста, светлый блондин с несколько сонным выражением лица. Я понял, что мне никогда не придётся сдерживать живость его ума.
— Иоахим, — сказал великий герцог голосом менее мягким, чем он говорил со мной, — вот господин Виньерт, ваш новый профессор истории и литературы. Надеюсь, что вы теперь будете больше успевать, чем вы успевали при Ульрихте. Какую отметку получил он, Кессель, на последнем испытании по тактике?
— 8, при двадцатибалльной системе, ваше высочество.
— Это мало. Я желаю, чтобы в будущем вы получали средние баллы. Вы можете удалиться.
Молодой человек удалился с плохо скрываемой радостью.
— Вы видите, — сказал великий герцог, снова обращаясь к нам, — что вы можете безусловно полагаться на мой авторитет. Ставьте моему сыну отметки справедливо, я даже сказал бы, строго. С моей стороны вы всегда будете встречать одно одобрение.
Он жестом дал нам понять, что аудиенция кончена.
— Кстати, — сказал он, возвращая меня, — предупреждал ли вас Марсе, что вам, быть может, представится иногда случай показать ваши лекторские способности великой герцогине? Впрочем, я напрасно сам вас об этом предупреждаю, так как, весьма возможно, что моей жене и не придётся вас приглашать. Теперь она снова увлекается своей страстью к верховой езде. Лучше однако всё предусмотреть заранее. Будьте спокойны, — закончил он, причём на лице его заиграла улыбка, которой он всегда умел придавать особое очарование, — я позабочусь о том, чтобы на вашу свободу не посягали сверх меры.
— Я готов к услугам великой герцогини, когда ей только будет угодно.
— Благодарю вас, — проговорил он и снова сел за работу.
В коридоре Кессель сказал мне:
— Если бы великой герцогине пришла охота вас повидать, то надо, чтобы я мог вас уведомить об этом немедленно. Я сделаю распоряжение вашему лакею, а вы не забывайте время от времени заглядывать к себе.
Начиная с этого дня и вплоть до того дня, когда был парад у Лаутенбургских гусар и когда я впервые увидел великую герцогиню, я ежедневно пять или шесть раз поднимался к себе, но напрасно; мне не хотелось признаться самому себе в этом, но меня огорчало, что я ни разу не нашёл у себя приглашения. Великая герцогиня Аврора-Анна-Элеонора не хотела видеть меня.
ВЕЛИКОГЕРЦОГСКИЙ ДВОР
Можно ли, говоря о лицах, окружающих герцогов Лаутенбургских, говорить «двор»? Слово «двор» звучит здесь чересчур громко. Но я не нахожу другого термина и всё-таки он хорошо сочетается со строгим этикетом, который царил во дворце.
Я вам уже говорил о коменданте, графе Альберте фон Кесселе, офицере одиннадцатого полка прусской артиллерии, стоящего гарнизоном в Кенигсберге.
Он окончил первым Берлинскую Военную Академию, и, без сомнения, является одним из лучших офицеров немецкой армии. Это офицер до мозга костей, но занятый исключительно своей профессией, он умеренно пропитан несносною прусскою спесью. Ко мне, однако, он относился с отменной вежливостью; я слышал от него только добрые советы; также влияние, которое он оказывал на наследного герцога, было благоприятное влияние.
Толстый полковник Вендель, ганауский кирасир, соединяет в себе функции коменданта дворца и начальника военного кабинета при герцоге. По этой последней должности ему подчинены капитан Мюллер, из вюртембергского стрелкового, и лейтенанты Бернгардт и де Шеазли, уланы, офицеры главного штаба великого герцога.
Это славный парень, но он вечно орёт, когда герцога нет во дворце, и дрожит, как осиновый лист, когда герцог дома. Я уверен, что Кессель глубоко его презирает. Он же питает к Кесселю безграничное почтение, потому что тот состоит при генеральном штабе. Венделю никогда и в голову не придёт мысль, что занимаемые им две должности дают ему право отдавать приказания этому молчаливому артиллеристу.
Зато Вендель презирает маленького лейтенанта фон Гагена, лаутенбургского гусара, состоящего при великой герцогине. Между полковником и лейтенантом много раз происходили столкновения, но последний находит поддержку в великой герцогине, которая не может без него обойтись. Великий герцог не любит подобного рода историй, и Венделю пришлось сдаться. С первых же дней по моём прибытии я заметил, что между этими людьми существуют враждебные отношения. Не пускаясь в особые откровенности, комендант замка два или три раза жаловался мне на трудность его положения. Я чувствую, что если бы я его подбивал… Впрочем, я ведь поклялся сидеть у себя и никогда не вмешиваться в их дела.
Должен признаться, что этот маленький Гаген мне ужасно не нравится со своим моноклем, со своей манерой разглядывать тебя, со своей наглостью человека, чувствующего себя всегда настороже.
Он состоит при великой герцогине уже два года. По слухам, как раз в то время, когда она взяла его к себе, он собирался пустить себе пулю в лоб из-за какой-то карточной истории.
Все прочие чины великогерцогского двора, в общем, люди любезные. С особенной любезностью стали они относиться ко мне с тех пор, как узнали, что я сам офицер запаса. В тот же день полковник пригласил меня к обеду. Мадам Вендель, сорокалетняя, худенькая, рыжеволосая дама, обращаясь ко мне, каждый раз называла меня: «господин лейтенант». За десертом, когда фельдфебель пришёл «доложить», она томно спросила меня, читал ли я «Мессинскую Невесту»?
В конце концов должен сказать, что я всё-таки предпочитаю проводить дни так, как я провожу их здесь, чем как в Сорбонне, на лекциях Сеньобоса или какого-нибудь другого профессора.
БИБЛИОТЕКА И БИБЛИОТЕКАРЬ
Библиотека занимает такое важное место в моём рассказе, что мне кажется невозможным не сообщить о ней некоторых подробностей.
Что касается библиотекаря, профессора Кильского университета Кира Бекка, справедливость требует, чтобы в этом повествовании я, хотя бы вкратце, воздал дань уважения человеку, невольным виновником смерти которого я был.
Библиотека в настоящее время помещается в замке, на месте упразднённой дворцовой капеллы. Во дворце устроили новую, немножко в иезуитском стиле. Великолепная стрельчатая зала, пересекающая под прямым углом парадную и оружейную залы, освободилась; она сообщается с последней через дверь слева, но входят в библиотеку через дверь в конце парадной залы.
Библиотека эта напоминает библиотеку в замке Монтескье в Бреде, но она в три или даже четыре раза больше её. Впрочем, если я не ошибаюсь, бредская библиотека имеет романский свод. За исключением этой детали в структуре, общее расположение шкафов, витрин и пр. то же самое. Посредине стоит огромная витрина с самыми замечательными экземплярами нумизматики; там имеется, между прочим, золотая медаль Конрадена, выдающееся произведение искусства.
Для занятий есть пять-шесть очень удобных столов, на колёсиках; они переделаны из церковных налоев. Электричества масса; при таком освещении очень легко разыскивать книги; сама же по себе зала эта так темна, что в ней нельзя было бы ни читать, ни писать без искусственного освещения.
Не думайте, что я опишу вам, хотя бы поверхностно, все богатства, собранные здесь со времён Гутенберга. Я убеждён, что нельзя приступить к какому-то ни было сочинению о Германии, не обратившись к содействию лаутенбургской библиотеки. В книге, в которой расписываются лица, приходящие сюда работать, вы найдёте имена самых знаменитых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Со стороны города, поднимаясь к герцогской резиденции, находится огромная эспланада, опять-таки в Версальском стиле. Она служит также плац-парадом, на котором происходят смотры. Золочёная решётка, начинающаяся от левого крыла дворца, доходит до правого крыла замка, окаймляя треугольное пространство двора; таким образом, главная башня остаётся по ту сторону двора.
Эта башня — всё, что осталось от готической резиденции древних бургграфов Лаутенбургских; на верхушке её красуется белый с чёрным штандарт, на нём изображён золотой леопард с девизом Лаутенбургов: Summum decus, Hectere.
Эта башня, как и вся остальная часть замка, тоже опозорена роскошной орнаментацией в духе Аугсбурга. Она украшена какими-то аляповатыми бляхами из белой жести; главный подъезд, от которого поднимается лестница с изумительно красивыми перилами, увенчан зато коринфским фронтоном.
Меньше всего обезображена часть здания, обращённая к Мельне. Я думаю, её спасло расположение над оврагом; художники штукатурки, видно, смотрели в оба и не отваживались клеить здесь свои пошлости. Их роль взяла на себя сама природа: здание обросло плющом, а огромные буки, растущие по берегу реки, подняли высоко вверх, под самые окна, свои тёмные качающиеся верхушки.
Нет надобности описывать дворец: это Версаль в сокращении, Версаль с двадцатью пятью окнами по фасаду, вместо восьмидесяти девяти, в целом очень похожий на настоящий Версаль; величественная всё-таки копия с величественного оригинала.
Французский парк, хотя и под ганноверским небом, оставляет всё же самое приятное впечатление. Властелины посвятили ему, очевидно, немало забот. Немецкая дисциплина сделала здесь чудеса. Всюду порядок, всюду лоск. Безупречный зелёный ковёр ведёт к бассейну Персефоны. Это довольно хорошее произведение Эрну, далеко не заурядного ученика Койзевокса. Не трудно будет понять секрет этой красоты, соединённой с благородством стиля, если принять во внимание, что план этого сада разработан Ла-Кентини, который для выполнения его послал сюда своего лучшего мастера.
Великий герцог Георг-Вильгельм, субсидируемый Людовиком XIV, был
страстным поклонником этого французского короля, но его внук, Фридрих, был блестящим продуктом просвещённого деспотизма. Он принимал у себя Вольтера во время его путешествия и познакомился у Гримма с Руссо. Он развёл английские сады вокруг французского парка, разбитого его дедом. Сады эти, не лишённые живописности, спускаются извилистыми аллеями к Мельне. Через прозрачную речку, образующую каскады, перекинут деревянный мост, сохранивший до сих пор название мост Мельерре; он достаточно широк, чтобы по нему могли проходить целые кавалькады, отправляющиеся этим путём на охоту в замечательный замковый лес, так называемый «Герренвальд». С террас замка видна его теряющаяся в бесконечности и волнующаяся, словно море, зелёная масса.
МОИ КОМНАТЫ
Две большие, отделанные деревом комнаты во втором этаже, в северной части замка, т. е. на стороне, противоположной площади.
Моя рабочая комната обращена к террасе. Через открытое окно я вижу пред собой чёрное море деревьев под жёлтым небом. Абсолютная тишина.
Другая комната, более весёлая, обращена, своими двумя окнами к оврагу, где ревёт Мельна, а за оврагом видна Королевская площадь, казармы 182 — го пехотного полка, собор, грубо окрашенный. Внизу я вижу что-то белое, словно кусок ваты, который катится по двум синим параллельным линиям: это ганноверский поезд, с которым я приехал.
Большое спасибо тому, кто распорядился устроить меня в этом корпусе здания. Огромный камин, с любопытными железными украшениями; он относится к той эпохе, когда немецкий вкус не успел ещё так непоправимо себя скомпрометировать.
Моё помещение находится в самом конце замка, как раз над так называемой оружейной залой. Эта зала, наиболее интересная, теперь почти, можно сказать, лишена своих главных украшений. Из неё убрали прекрасные доспехи великих бургграфов, Гетца фон Вертейдиген-Лаутенбурга, бывшего правой рукой Альберта-Медведя, Мильтиада Бусмана, ранившего Генриха-Льва, Кадвалла, упоминаемого у Гюго; шлем этого Кадвалла до сих пор ещё хранит знак ужасного удара палицею, который ему нанёс в Бувине великан Вильгельм де Барр.
ИХ ВЫСОЧЕСТВА
Великий герцог занимает апартаменты во втором этаже дворца. Его комната, так же, как и комната Людовика XIV, находится посредине главного корпуса. Его рабочий кабинет расположен справа и окнами выходит в парк.
Сюда, на следующий день по моём прибытии, в десять часов утра, ввёл меня Кессель.
Великий герцог сидел за работой у очень простого письменного стола, в стиле Людовика XV.
Он встал и протянул мне руку.
— Господин Виньерт, мне нет надобности передавать вам содержание письма графа де Марсе, который даёт о вас самый хороший отзыв. Я знаю, что на вас остановил свой просвещённый выбор министр иностранных дел Франции. Я не могу не выразить вам моего полного удовлетворения такой рекомендацией. Я хотел бы, чтобы вы испытали в Лаутенбурге хоть часть того удовольствия, которое доставит нам ваше пребывание здесь.
Великий герцог мужчина высокого роста; он только на год моложе своего старшего брата, покойного великого герцога Рудольфа. Он родился в 1868 г., так что ему теперь сорок пять лет. Блондин, с небольшой лысиной, весь бритый, он сначала пристально всматривается в вас своими голубыми глазами, а потом его взор начинает блуждать по сторонам. За исключением торжественных случаев, я всегда его видел одетым в обыкновенную форму дивизионного генерала, ярко-синего цвета, без орденов. У него нежные руки, и он самодовольно их разглядывает.
— Майор Кессель, — продолжал он, — может быть, уже объяснил вам, в чём будут состоять ваши обязанности. Нет надобности к этому прибавлять, что я предоставляю вам самую широкую свободу в вопросе о том, как их нужно понимать. Вы знаете, конечно, что мой сын приписан к Кильскому университету; я хочу, чтобы он сдал там все экзамены. Вам придётся, таким образом, познакомиться с программами. Вы можете выбрать методу, какую вам будет угодно. Главное внимание вы должны обращать на историю и литературу. Я не знаю ваших политических взглядов, — прибавил он, улыбаясь, — но я себе представляю, что они должны быть слегка либеральными. Не думайте, что вы должны изменить их. Либерализм опасен только для демократий. Проницательный глава государства всегда сумеет блестяще использовать его.
Он позвонил.
— Скажите герцогу Иоахиму, что я его жду в моём кабинете.
Мой ученик — молодой человек высокого роста, светлый блондин с несколько сонным выражением лица. Я понял, что мне никогда не придётся сдерживать живость его ума.
— Иоахим, — сказал великий герцог голосом менее мягким, чем он говорил со мной, — вот господин Виньерт, ваш новый профессор истории и литературы. Надеюсь, что вы теперь будете больше успевать, чем вы успевали при Ульрихте. Какую отметку получил он, Кессель, на последнем испытании по тактике?
— 8, при двадцатибалльной системе, ваше высочество.
— Это мало. Я желаю, чтобы в будущем вы получали средние баллы. Вы можете удалиться.
Молодой человек удалился с плохо скрываемой радостью.
— Вы видите, — сказал великий герцог, снова обращаясь к нам, — что вы можете безусловно полагаться на мой авторитет. Ставьте моему сыну отметки справедливо, я даже сказал бы, строго. С моей стороны вы всегда будете встречать одно одобрение.
Он жестом дал нам понять, что аудиенция кончена.
— Кстати, — сказал он, возвращая меня, — предупреждал ли вас Марсе, что вам, быть может, представится иногда случай показать ваши лекторские способности великой герцогине? Впрочем, я напрасно сам вас об этом предупреждаю, так как, весьма возможно, что моей жене и не придётся вас приглашать. Теперь она снова увлекается своей страстью к верховой езде. Лучше однако всё предусмотреть заранее. Будьте спокойны, — закончил он, причём на лице его заиграла улыбка, которой он всегда умел придавать особое очарование, — я позабочусь о том, чтобы на вашу свободу не посягали сверх меры.
— Я готов к услугам великой герцогини, когда ей только будет угодно.
— Благодарю вас, — проговорил он и снова сел за работу.
В коридоре Кессель сказал мне:
— Если бы великой герцогине пришла охота вас повидать, то надо, чтобы я мог вас уведомить об этом немедленно. Я сделаю распоряжение вашему лакею, а вы не забывайте время от времени заглядывать к себе.
Начиная с этого дня и вплоть до того дня, когда был парад у Лаутенбургских гусар и когда я впервые увидел великую герцогиню, я ежедневно пять или шесть раз поднимался к себе, но напрасно; мне не хотелось признаться самому себе в этом, но меня огорчало, что я ни разу не нашёл у себя приглашения. Великая герцогиня Аврора-Анна-Элеонора не хотела видеть меня.
ВЕЛИКОГЕРЦОГСКИЙ ДВОР
Можно ли, говоря о лицах, окружающих герцогов Лаутенбургских, говорить «двор»? Слово «двор» звучит здесь чересчур громко. Но я не нахожу другого термина и всё-таки он хорошо сочетается со строгим этикетом, который царил во дворце.
Я вам уже говорил о коменданте, графе Альберте фон Кесселе, офицере одиннадцатого полка прусской артиллерии, стоящего гарнизоном в Кенигсберге.
Он окончил первым Берлинскую Военную Академию, и, без сомнения, является одним из лучших офицеров немецкой армии. Это офицер до мозга костей, но занятый исключительно своей профессией, он умеренно пропитан несносною прусскою спесью. Ко мне, однако, он относился с отменной вежливостью; я слышал от него только добрые советы; также влияние, которое он оказывал на наследного герцога, было благоприятное влияние.
Толстый полковник Вендель, ганауский кирасир, соединяет в себе функции коменданта дворца и начальника военного кабинета при герцоге. По этой последней должности ему подчинены капитан Мюллер, из вюртембергского стрелкового, и лейтенанты Бернгардт и де Шеазли, уланы, офицеры главного штаба великого герцога.
Это славный парень, но он вечно орёт, когда герцога нет во дворце, и дрожит, как осиновый лист, когда герцог дома. Я уверен, что Кессель глубоко его презирает. Он же питает к Кесселю безграничное почтение, потому что тот состоит при генеральном штабе. Венделю никогда и в голову не придёт мысль, что занимаемые им две должности дают ему право отдавать приказания этому молчаливому артиллеристу.
Зато Вендель презирает маленького лейтенанта фон Гагена, лаутенбургского гусара, состоящего при великой герцогине. Между полковником и лейтенантом много раз происходили столкновения, но последний находит поддержку в великой герцогине, которая не может без него обойтись. Великий герцог не любит подобного рода историй, и Венделю пришлось сдаться. С первых же дней по моём прибытии я заметил, что между этими людьми существуют враждебные отношения. Не пускаясь в особые откровенности, комендант замка два или три раза жаловался мне на трудность его положения. Я чувствую, что если бы я его подбивал… Впрочем, я ведь поклялся сидеть у себя и никогда не вмешиваться в их дела.
Должен признаться, что этот маленький Гаген мне ужасно не нравится со своим моноклем, со своей манерой разглядывать тебя, со своей наглостью человека, чувствующего себя всегда настороже.
Он состоит при великой герцогине уже два года. По слухам, как раз в то время, когда она взяла его к себе, он собирался пустить себе пулю в лоб из-за какой-то карточной истории.
Все прочие чины великогерцогского двора, в общем, люди любезные. С особенной любезностью стали они относиться ко мне с тех пор, как узнали, что я сам офицер запаса. В тот же день полковник пригласил меня к обеду. Мадам Вендель, сорокалетняя, худенькая, рыжеволосая дама, обращаясь ко мне, каждый раз называла меня: «господин лейтенант». За десертом, когда фельдфебель пришёл «доложить», она томно спросила меня, читал ли я «Мессинскую Невесту»?
В конце концов должен сказать, что я всё-таки предпочитаю проводить дни так, как я провожу их здесь, чем как в Сорбонне, на лекциях Сеньобоса или какого-нибудь другого профессора.
БИБЛИОТЕКА И БИБЛИОТЕКАРЬ
Библиотека занимает такое важное место в моём рассказе, что мне кажется невозможным не сообщить о ней некоторых подробностей.
Что касается библиотекаря, профессора Кильского университета Кира Бекка, справедливость требует, чтобы в этом повествовании я, хотя бы вкратце, воздал дань уважения человеку, невольным виновником смерти которого я был.
Библиотека в настоящее время помещается в замке, на месте упразднённой дворцовой капеллы. Во дворце устроили новую, немножко в иезуитском стиле. Великолепная стрельчатая зала, пересекающая под прямым углом парадную и оружейную залы, освободилась; она сообщается с последней через дверь слева, но входят в библиотеку через дверь в конце парадной залы.
Библиотека эта напоминает библиотеку в замке Монтескье в Бреде, но она в три или даже четыре раза больше её. Впрочем, если я не ошибаюсь, бредская библиотека имеет романский свод. За исключением этой детали в структуре, общее расположение шкафов, витрин и пр. то же самое. Посредине стоит огромная витрина с самыми замечательными экземплярами нумизматики; там имеется, между прочим, золотая медаль Конрадена, выдающееся произведение искусства.
Для занятий есть пять-шесть очень удобных столов, на колёсиках; они переделаны из церковных налоев. Электричества масса; при таком освещении очень легко разыскивать книги; сама же по себе зала эта так темна, что в ней нельзя было бы ни читать, ни писать без искусственного освещения.
Не думайте, что я опишу вам, хотя бы поверхностно, все богатства, собранные здесь со времён Гутенберга. Я убеждён, что нельзя приступить к какому-то ни было сочинению о Германии, не обратившись к содействию лаутенбургской библиотеки. В книге, в которой расписываются лица, приходящие сюда работать, вы найдёте имена самых знаменитых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27