А вот и обед! – потер руки Холмс, услышав стук в дверь.
9. Натыкайте в нее иголок
Обед принесла Аннет Маркофф. Тщательно расположила тарелочки с соусниками на столе, указав на картину, спросила Холмса, сидевшего в своей прострации:
– А кто ее написал, мистер Стоун? Можно я посмотрю?
Ответа не последовало, и горничная, негодующе покачав головой, подошла к картине приблизила глаза к подписи, прочитала:
– Верне… Знакомая фамилия. Кажется, я где-то ее недавно встречала. А, вспомнила! В рассказе Конана Дойла «Случай с переводчиком» – мне дал его вчера Мориарти. Что ж вы такой неразговорчивый, – повернувшись, с укором посмотрела на Холмса. О, смотрите! – уставилась в окно. Доктор Ватсон вам записку прислал! Достать? Не надо? Ну ладно, сами достанете, как поедите. Приятного аппетита, мистер Стоун.
Аннет, погрузив на тележку поднос с посудой, оставшейся от завтрака, удалилась. Холмс остался в прострации. Мориарти дал этой говорушке «Случай с переводчиком». Значит, он меня вычислил. Что ж, это судьба. От нее в психушке не скроешься. Нет, надо поесть. Хорошая еда, говорят, переваривает неприятности.
Холмс с удовольствием поел. Луковый суп, осетрина под лимоном, бокал виски. Крепкий кофе со стаканчиком Black Label. Аннет известно, что он любит все крепкое. Табак, выражения, напитки.
Ватсон сидел безжизненный.
– Джон, почему вы сидите как истукан? – спросил Холмс, к нему подавшись.
– У меня предчувствие… – ответил Ватсон.
– Какое? – нахмурился Холмс. Он недолюбливал предчувствия – они мешали работе его ума.
– Скоро может случиться что-то неприятное для меня…
– Глупости… – в дверь постучали, и сыщик застыл в кресле.
Вошла Аннет – Холмс не запирался.
– Я принесла вам новую подушку, – прошла в спальню, бережно положила ее в изголовье кровати. – Мориарти вами интересуется, даже говорят, смотрел в ваше окно из своего бинокля. Мой вам совет, сделайте еще одну куклу, назовите ее Мориарти и натыкайте ей иголок в сердце, голову, печень. Люди говорят, это действует.
Не получив ответа, Аннет собрала посуду и ушла, осторожно притворив за собой дверь.
Холмс подошел к окну – записка лениво крутилась в токах летнего воздуха.
– Вы станете делать куклу Мориарти? – спросил сзади Ватсон.
– Вы ведь именно это предчувствовали? Что у вас появится соперник?
– Да. Не люблю треугольников, предпочитаю овалы.
– А если я вместо Мориарти сделаю мисс Хадсон?
– Вы?! Сделаете женщину? Займитесь лучше делом, Шерлок! Вы ведь еще не восстановили ход событий с момента появления в Эльсиноре Джека Потрошителя. А без этого будет трудно разобраться в том, что происходит в Эльсиноре в настоящее время.
– Хорошо. Начнем прямо сейчас?
– Я готов, – расслабился в своем кресле Ватсон.
Шерлок Холмс, закрыл глаза. Через некоторое время увидел зимний Эльсинор… лесную хижину Катэра… заиндевевшее по краям окно… в нем – отца Падлу.
10. Три категории
Падлу ходил по комнате взад-вперед, заложив руки за спину. Он был возбужден. Катэр самозабвенно правил топор оселком.
– До начала операции осталось всего ничего, а мы почти ничего не знаем.
– Чего мы не знаем? – спросил Катэр безучастно.
– Мы не знаем, кто есть кто.
– А кто есть кто?
– Все жители санатория делятся на три категории. К первой относятся господа, попавшие в Эльсинор до того, как он обособился от внешнего мира. Ко второй – бывшие покойники, как мы с вами, по той или иной причине не отправленные профессором в будущее. К третьей – так называемые Почившие. Первые в ходе предстоящей акции будут уничтожены. Вторые – тоже. Третьих же необходимо доставить в резиденцию господина N.
– Как доставить? Молотком по голове и в гроб? Не, боюсь, номер не пройдет. Это сюда можно так, а туда – нет.
– Вы забываете, они же «почившие»! Их доставить можно.
– А мы? Останемся здесь?
– Если доживем до прихода своих. Но это не важно. Важно выявить почивших. А также беременных женщин.
– Беременных женщин? Это же проще простого?
– На поздних стадиях беременности проще простого. А до этого не доходит…
– Вы говорите загадками, Этьен.
– Для получения требуемого профессор искусственно осеменяет некоторых своих пациенток и служащих. Плод извлекается на пятом месяце…
– Почивших выявить просто. Надо просто их спросить, и они скажут. А беременных, я думаю, выявлять не нужно.
– Почему?
– Вы же сказали – остальных убьют.
– Должны убить. А если операция по какой-либо причине сорвется? Или профессору удастся их спрятать? Нет, мы не можем рисковать. Если они родят, того, кого мечтает заполучить профессор – нашему делу конец.
– Но как их найти и обезвредить? Если убивать всех подряд, нас вычислят.
– На этот счет есть идея. Я сыграю Джека Потрошителя, который не потрошит ночами своих жертв, но татуирует их. Если накроют, прикинусь сумасшедшим.
– Вы гений, отец Падлу! Но зачем их татуировать?
– Во-первых, я буду татуировать их для отвода глаз. Во-вторых, я люблю татуировать, ведь в душе я художник, и мог бы стать великим. А в-третьих… А в-третьих, в прошлой жизни я был Джеком Потрошителем.
– Да ну?!
– Да, я – Аарон Косминский, – сказал с гордостью, слегка поточенной червями сомнения. – Именно я выпотрошил 8 лондонских женщин. Выпотрошил, был пойман, помещен в тюрьму, в которой окончательно сошел с ума от ежечасных издевательств тюремщиков.
– А правда, что вы убивали их в ритуальных целях? – заморгал Катэр.
– Чепуха. Я убивал женщин исключительно из-за влечения к ним. Непреодолимого влечения.
– Понимаю, – глаза Садосека приклеились к паху Аарона Косминского.
– Вряд ли, – темно усмехнулся тот, посмотрев на бугрившийся пах собеседника.
– Вы сказали, что, во-первых, будете татуировать женщин для того, чтобы отводить глаза? От чего отводить?
– От истинной цели. Я буду их татуировать, чтобы профессор не догадался, что я проверяю женщин с помощью вот этих штучек, – показал Падлу тест для выявления беременности. – У меня их целая коробка – нашел в подвале.
– Что вам только не приходится делать! – искренне посочувствовал Катэр.
– Многое, – иезуитски улыбнулся Падлу. – Кстати, выявленных Почивших надо будет как-то метить.
– А зачем их метить? Вы что-то от меня утаиваете…
– Да, мой друг. Мы с вами можем не дожить до прихода наших – нас могут вычислить, уничтожить, а трупы использовать в своих кощунственных целях. Мы можем, конечно, оставить послание в виде списка, но уверенности в том, что оно дойдет до адресата, нет. И потому мы будем их метить. Мы говорили с господином N на эту тему, он предлагал помечать апартаменты почивших, но потом мы согласились, что надо метить Почивших, потому что разбираться, кто и где живет, хлопотно. Не приказывать же им разойтись по своим номерам или дожидаться ночи? И это притом, что на всю операцию по ликвидации Эльсинора отведено четыре часа.
– Так мало?
– Да. Через 5 часов к ним подоспеет подмога.
– Тогда действительно нужно метить… Но кто это будет это делать?
– У нас есть здесь еще один человек. Парикмахер Клод, – хитро улыбнулся Падлу.
– Он наш человек?!
– Да.
– Ну тогда другое дело. А много еще наших здесь?
– Еще один вопрос, и я решу, что вы завербованы контрразведкой Перена.
– Глупости, Этьен, – натурально поморщился Катэр.
– Нет, не глупости. Каналь был моим другом, но продался профессору за светлое будущее. И работает сейчас на него.
– Каналь был вашим человеком?! И, как мы, проходил обучение?
– Да, был. Но обучения не проходил, потому и продался.
– А почему не проходил обучения?
– Я попросил профессора выписать его сюда. Попросил в надежде, что старый друг, сокамерник и сосед по койке в главной психушке Лиона станет верным помощником. Однако я фатально просчитался.
Сказав, отец Падлу пристально взглянул Катэру в глаза. Тот решил завязать с вопросами и перейти к делу:
– Профессор год назад попросил меня сделать копии ключей, дав точное количество заготовок, но я сделал слепки… На всякий случай.
– Вы настоящий разведчик, Франсуа. Можете изготовить их дома?
– Конечно. Вы только скажите от каких номеров.
– Хорошо, я предоставлю вам список. А к завтрашнему вечеру сделайте мне ключ к номеру Моники Сюпервьель.
11. Пиллоу-сан
– Теперь я понимаю, что Перен увидел с веранды… – сказал задумчивый Ватсон.
– Да, он увидел, как Падлу тестирует Генриетту на беременность. И успел увидеть Катэра, в него стрелявшего. Увидел все это и решил от них избавиться, то есть вознести. Первым схватили Садосека, схватили, вымочили, сделали реплику, благо подвезли очередной труп. Голгофу оригиналу устроили в его хижине. Представляю, что там было…
– Устроили ему Голгофу?.. Что это означает, Холмс?
– Христос, один из первых почивших, был распят на Голгофе и умер мучительной смертью. С тех пор это стало ритуалом – всех отправляющихся в Кристалл, подвергают мучениям. Думаю, в основе этого ритуала лежит объективная необходимость, то есть он представляет собой одну из важных составляющих методики переселения.
– Дикость…
– На первый взгляд дикость.
– Может быть, объясните, почему?
– Хорошо. Вот представьте, вы – реплика господина Имярек. Реплика в стадии изготовления. То есть вы не готовы еще вполне как личность, вас еще нужно провести через огонь и воду, поднять на голгофу, вознести с нее в Вечность…
– Кажется, я понял… – приподнялся в кресле доктор Ватсон. – Прохождение через бушующий огонь, бушующую воду, личную голгофу чревато травмами психики и просто физическими травмами…
– Ну да! И поэтому через огонь, воду и голгофу проходит прототип реплики. Он, связанный с репликой общим восприятием как бы страдает вместо нее, умирает вместо нее, делая ее как бы испытавшей все, в том числе и смерть.
– А Падлу почему не вознесли? – подумав, спросил Ватсон.
– Не было трупа. Он появился уже при Жеглове.
– Труп Пуаро? Или Наполеона?!
– Труп Пуаро был превращен в новехонького Наполеона. А труп Наполеона – в новехонького Пуаро. Падлу, видимо, вознесли при помощи другого покойника.
– Ужас какой-то… Трупы превращают в людей, людей в трупы. Хочется нюхнуть нашатыря.
– Обычная алхимия. И никакого злодейства.
– Это так… Но хотелось бы, чтобы все проистекало красиво…
– Вы сентиментальны, мой друг. Это может помешать нам в нашей борьбе с Мориарти.
– Шерлок, вы, переоцениваете меня…
– Отнюдь, мой друг. Вы помогаете мне думать, строить гипотезы и версии, иногда неожиданные. В частности, мысль, мелькнувшая у вас в голове около минуты назад, заставила меня задуматься…
– Какая мысль?
– Вы ведь подумали, что я несу околесицу, на самом же деле все проще. Нет никакого вневременного всечеловеческого кристалла, мир четко разделен на этот, земной и тот – потусторонний. Мы тут, там – души умерших… и Он.
– Да, кажется, я о чем-то подобном думал…
– А сейчас вы думаете, кто же Он, владыка потустороннего мира? Всевышний, справедливый и милостивый, созданный надеждой людей на бессмертие? Или кто-то другой? Дьявол, некая Личность или Сущность, использующая души умерших людей в личных целях, нам неведомых?
– Вы хотели сказать: Некая Личность или Сущность, использующая профессора Перена для скорейшего получения нужных ему кирпичиков, то есть душ?
– Да. Я это хотел сказать.
– Вы озадачили меня, Холмс… Так глубоко я не думал. Просто мелькнуло что-то в голове…
– Это что-то мелькает во многих головах, порою известных. Помните «Человека с рассеченной губой?»
– Разумеется…
– Так вот, скучая однажды в хорошо известном вам притоне, я обнаружил, что столешниц у стола, за которым я расположился, две. Изначальную столешницу, вероятно, времен Марии Кровавой, покрывала другая, судя по старейшей вырезанной на ней дате, эпохи Якова Первого. Исследовав щель меж ними, я обнаружил листок бумаги со стихами Шекспира, а именно первым вариантом монолога Гамлета. Позволю себе зачесть его вам.
Холмс помолчал, вспоминая строки, стал глухо читать:
Быть или не быть?..
Сносить удары подлецов
Или смертельною борьбой
покончить с ними и с собой?
Второе выбрал бы любой, коль знал,
Что будет там, в потустороннем мире,
Кто там глава??
Всевышний? или Сатана?!
Вот в чем вопрос!
Вот что удерживает нас по эту сторону могилы!
Кто б стал терпеть безжизненное время,
Гнет самодуров, предательство, злосчастную любовь,
Кто б нес такое бремя,
Когда б не страх неведомой страны,
из коей нет возврата?
Вот что колеблет нас, смущает волю,
Молит терпеть страданья,
Болезни, старость, увяданье…
– Однако вернемся к нашим баранам, – сказал Холмс, не дождавшись комплиментов религиозного Ватсона. – Итак, мой друг, теперь нам с вами известно многое. А чтобы доказать, что все изложенное мною не есть плод болезненной фантазии, нам необходимо…
– Смотрите, опять записка за окном, – прервал Ватсон друга. – Ну что ты с ним будешь делать!
– Что с ним делать? Да использовать его! – воскликнул Шерлок, вставая. – Использовать!
Спустя минуту он читал записку.
– А этот парень сверху хоть куда… Смотрите, что написал.
– «Что прикажете делать? Я к вашим услугам», – прочитал Ватсон, падая духом. – Похоже, я, Сын Подушки, становлюсь третьим лишним.
– Отнюдь, мой друг, отнюдь! Вы немедленно отправляетесь на задание!
Шерлок, достав лист бумаги и карандаш, принялся писать.
– Ознакомитесь, – перегнулся скоро он через стол, чтобы положить ответную записку на колени куклы.
Вот что в ней было написано:
Дорогой доктор Ватсон!
Ваше письмо с предложением сотрудничества оказалось весьма своевременным. Прошу Вас, не мешкая, познакомиться с профессором Мориарти и выведать его планы. Напарником направляю моего лучшего агента Пиллоу-сан. Я познакомился с этим замечательным человеком в Японии, изучая методы Якудзы. В восточных единоборствах и интеллекте ему нет равных.
– Мне приятно, Холмс, что вы назвали меня своим лучшим агентом, – сказал Ватсон. – Однако это имя…
– Оно пришло мне в голову с вашей подачи мой друг. Вы ведь сами его озвучили, назвав себя Сыном Подушки?
– Да, я… – вздохнула кукла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53