– Ну, в принципе, лондонская полиция поступила более чем разумно, – сказал свое слово Пуаро, во Франции чувствовавший себя стопроцентным англичанином. – Лондонцы, наэлектризованные безжалостными убийствами Потрошителя, убийствами несчастных женщин, отдававшихся отребью ради куска хлеба и ночи в ночлежке, готовы были в клочки изорвать подозреваемых, что подозреваемых – любого, кто проходил по следствию, и не раз пытались разорвать – об этом много писали в прессе тех лет. Узнай они, что Джек Потрошитель – еврей, начались бы погромы по всей Англии. И пострадало бы двести тысяч человек – столько на острове тогда было евреев. А если бы погромы перекинулись на Германию? Представляете, как выглядела бы сейчас новая история?
– К несчастью, в санатории нет ни одного еврея, не считая, конечно, Эйнштейна, которого никак нельзя заподозрить, – развел руками Гастингс. – И потому подозревать нам некого.
Пуаро ухмыльнулся – мать его была еврейских кровей.
– Вот-вот, нет ни одного еврея… – задумался Фуше. Он запамятовал, зачем пригласил Пуаро с его верным Санчо Пансо в свой кабинет.
– Вы хотели передать нам письма Аарона Косминского… – поощрительно улыбнулся ему Пуаро.
– Да, да, я помню, – покивал Жозеф Фуше, подумав, что этого пронырливого валлона, весьма похожего на Шалтай-болтая – оба небольшого роста, с характерной формой головы, оба обожают разгадывать загадки и демонстрировать интеллектуальное превосходство – можно было бы без опасений назначить на самый высокий пост, может, даже собственным заместителем. – Вот они, – достал стопку писем из среднего ящика письменного стола. – Я не читал их, сами понимаете – вскроешь письмо, прочтешь, и все, увяз коготок, и надо работать, работать и работать.
– А каким образом вы их получили?
– Их клали мне под дверь ночью или ранним утром.
– Спасибо, – взял письма Пуаро. – Если поступят другие послания, я смогу их получить?
– Не поступят. Внизу, в фойе я прикрепил к доске объявлений записку, обращенную к Потрошителю, с просьбой адресовать следующие письма Эркюлю Пуаро лично.
– Замечательная идея, – расплылась улыбка Гастингса.
– В таком случае, я вас больше не задерживаю, – поднялся Фуше. – Удачи, судари, удачи и еще раз удачи.
Пуаро, попрощавшись, лихо завернул кончики усов, смахнул с рукава гипотетические пылинки, легко направился к двери. Гастингс двинулся за ним.
12. Письма Потрошителя
Друзья спустились в фойе первого этажа с намерением взглянуть на объявление, вывешенное министром. Оно, написанное с нажимом ушедшими в историю фиолетовыми чернилами и надежно приколотое десятком кнопок, располагалось в самом центре стенда и не на свободном месте, а на листовке профессора Перена с датами и часами работы театральной студии. Приведем его для интереса:
Г-н Косминский (Джек Потрошитель)!
Прошу адресовать ваши письма (в том случае, если они не будут посвящены чешуекрылым насекомым) лично г-ну Эркюлю Пуаро. Номер его апартаментов вам подскажет любой обитатель Эльсинора.
Надеюсь в скором времени услышать о вашем гильотинировании.
Жозеф Фуше, герцог Отрантский.
Письма Потрошителя они читали в кабинете Пуаро.
Первое было написано седьмого января. Пуаро прочитал вслух следующее:
Пишу, чтобы дать Вам хотя бы небольшую зацепку. В этом танце веду я. Ха-ха. Как это славно, заставить вас снова встряхнуться, старина Фуше. Мне действительно хочется немного поиграть с вами, но у меня нет времени, чтобы вы могли играть со мной в кошки-мышки. Славно я повеселился с мисс Моникой? Но это еще не все. Очень скоро ваша растерянность превратится в страх. И потому советую Вам скорее набрать команду.
С любовью, Джек Потрошитель.
Второе письмо датировалось четырнадцатым января. Вот что прочитал Пуаро:
До чего же глупы все полицейские! Им только бабочек ловить. Нет, если вы не сделаете мою жизнь интереснее, я залью Эльсинор жиденькой женской кровью, ха-ха-ха. И потому рекомендую обратиться к Эркюлю Пуаро – величайшему сыщику всех времен и народов. Только он сможет меня вычислить – ведь я под боком. Может быть, сможет.
Искренне ваш, Джек Потрошитель.
P.S.
Я – среди вас, я выбираю следующую жертву, ха-ха-ха.
Третье письмо Потрошитель написал за день до посещения мадмуазель Генриетты. У Пуаро запершило в горле, и он попросил Гастингса его зачитать. Вот что в нем было:
Сыщики кругом, но они не видят меня. Ха-ха-ха! Пуаро! Ты думаешь обыграть меня? Дудки! Завтра будет дело, которое встряхнет тебя как разорвавшаяся мина. А может, твои маленькие серенькие клеточки пошли погулять? Или приказали долго жить? И ты забыл, что такое квадратура круга? А что такое развитие по спирали ты знаешь? Иглы с красками начинают мне надоедать, я собираюсь порезвиться, как следует, да так, что внимание публики будет приковано ко мне одному. Думаю, моя очередная жертва получит удовольствие. Я взрежу ей горло, чтобы не могла кричать, и буквально овладею ее сердцем, ха-ха-ха.
Многие считают меня симпатичным джентльменом. Элизабет Страйд тоже считала. Думаю, Пуаро, что скоро и твое отношение ко мне изменится, если ты не дурак, конечно. Изменится ни от какого к уважительному.
Целую вас в губы.
Джек Потрошитель .
Пуаро, чувствуя себя расцелованным, вытер губы платочком. Он давно не был так взволнован. Чтобы хоть как-то успокоится, он подошел к зеркалу, попытался смотреть на свои знаменитые усы – их ухоженный вид всегда возвращал ему хорошее настроение. Однако с усами номер не вышел. Тогда он взял пинцет, принялся выщипывать волосы, упрямой ратью пытавшиеся отвоевать себе знаменитую пролысину сыщика. Победа над растительностью также не принесла успокоения. Пуаро заходил из стороны в сторону, размышляя вслух:
– Почему, это письмо он послал герцогу, не мне, которому оно адресовано? Почему? Мне кажется, в этом кроется разгадка…
– Читать четвертое письмо? – прервал мысли сыщика Гастингс.
– Оно тоже адресовано мне?
– Да.
– Читайте, – неожиданно успокоился Пуаро.
Гастингс, хрустя в тишине бумагой, распечатал четвертый конверт, последний по счету, стал читать:
Знаете, что я делал до того, как сесть за это письмо? Я точил свою иглу. У меня уже намечена жертва – ее зовут Мэри Джанет Келли, она, ха-ха, ждет меня с топором в руках, думая, что он ей поможет. Так что не выпотрошенной Кэтрин Эддоус придется немного подождать. Пуаро, скажите ей, чтобы ждала меня – она так мне понравилась!
Вам никогда не удастся выследить меня по этим письмам, и не старайтесь. Сказать вам, почему я пощадил Кэтрин? Или сами догадаетесь?
Прощаюсь с вами ненадолго. Надеюсь, скоро ваши мечты осуществятся.
Ваш Джек Потрошитель, большой хитрец и шалун.
– Ну и что вы можете сказать по поводу этих писем? – спросил Пуаро, тщательно просмотрев каждое письмо и затем передав их Гастингсу.
Тот, также просмотрев его, в том числе, и на просвет, ответил:
– Они написаны одним и тем же человеком на бумаге с одинаковыми водяными знаками. Почерк, судя по всему, им изменялся.
– Совершенно верно, Артур. И человек этот образован – я заметил всего пару ошибок. Еще можно добавить, что эти письма ничем не смогут нам помочь – они лишь драматизируют ситуацию. Хотя…
– Вам что-то пришло в голову?
– Да. Мне вдруг пришло в голову, что некий человек, вы бы его назвали режиссером нашего спектакля, вдруг вспомнил, что лондонский Джек Потрошитель писал письма. Вспомнил, срочно изготовил их и переправил нам…
– Если это так, то герцог Отрантский подельник этого человека… Пуаро, я в это не верю.
– Ваше дело, Гастингс.
– И что вы предполагаете теперь делать?
– Надо идти к профессору.
– Хотите потрясти его? – попытался угадать Гастингс цель предлагаемого визита.
– Да. Он поручил мне это расследование и потому должен был рассказать мне, что случилось в «Трех Дубах» прошедшей ночью.
– И когда вы собираетесь к нему идти?
– Завтра. Сейчас у нас ужин – мои серые клетки требуют сладкого, а потом отдых, отдых и отдых. Не знаю, как вы, а я сегодня наломался – похоже, ноги профессор приделал мне далеко не новые.
– А если Потрошитель совершит вылазку этой ночью?
– Вряд ли. Вы, наверное, заметили, что он работает по графику «день через неделю»?
– Это так, но у меня предчувствие, что сегодня ночью что-то случится… И случится по часовой стрелке…
– Почему вы так решили?..
– Помните квадратуру круга и развитие по спирали? Мне кажется, что первое выражение было приведено, чтобы замаскировать второе… Вот смотрите… – Гастингс, сев за письменный стол, взял лист писчей бумаги, и с помощью карандаша изобразил на нем план «Эльсинора». – Первая татуировка была нанесена в Главном корпусе, не так ли?
– Так, – сел Пуаро рядом.
– Вторая в поселке персонала санатория, – карандаш Гастингса двинулся от квадрата, изображавшего Эльсинор, к квадратику, изображавшему домик, в котором жила Лиз-Мари. – Так?
– Так… – маленьким серым клеточкам Пуаро было плевать на престиж хозяина. Проголодавшийся солдат – не солдат, и, тем более, не мыслитель.
– Третий же инцидент произошел в Первом корпусе, – повернул карандаш к «Трем Дубам». – Следовательно…
– Следовательно, можно предполагать, что четвертый инцидент произойдет в «Доме с Приведениями», пятый – в Третьем, а шестой, если он входит в планы Потрошителя, – в Четвертом, – Гастингс все так разжевал, что Пуаро удалось обойтись без помощи маленьких серых клеточек.
– Совершенно верно, – нарисовал капитан спираль, соединившую все упомянутые точки. – Я уверен, что следующей жертвой Джека Потрошителя станет либо мадам Пелльтан, либо Люсьен, ее дочь, либо они обе.

– По всем видимостям, ваше предположение верно. Отдельно стоящий корпус, рядом ни души, в общем, режь – не хочу. А графика преступлений «день через неделю» Потрошитель придерживался, на мой взгляд, лишь затем, чтобы ввести нас в заблуждение и нанести следующий удар неожиданно, потому что этот удар будет в качественном отношении отличаться от предыдущих ударов.
– В качественном отношении будет отличаться от предыдущих ударов?.. – ровным счетом ничего не поняв, повторил Гастингс.
– Да. Сначала он нанес просто татуировку, потом ее перевернул, поменяв, причем, стиль. Вы не считаете, что эти поворот и перемена стиля, во-первых, есть черта жадно ищущей натуры, а во-вторых, кардинальная черта, лучше сказать, символ, на наших глазах происходящих событий? – Пуаро придвинул к Гастингсу его рисунок.
– Значит, будет труп?
– Думаю, будет… И потому предлагаю вам сегодня ночью присмотреть за мадам Пелльтан и ее дочерью.
– После ужина мадам Пелльтан гуляет с Люсьен в лесу – та, я слышал, беременна, по словам Лиз-Мари, от Святого Духа. Я, пожалуй, проберусь на второй этаж «Дома с Приведениями» и проведу там ночь.
– Ваше мужество меня восхищает, – Пуаро слегка пожал крепкую руку капитана.
– К сожалению, я теряю его, представляя, что об этом подумает Лиз-Мари, – улыбнулся Гастингс печально.
– Это счастье, дорогой Гастингс, это счастье быть зависимым от хорошенькой женщины. Неужели вы до сих пор этого не поняли?..
– Понял, дорогой мой Пуаро, понял. Но эта зависимость – всего лишь ветка большой зависимости, большой моей зависимости от всего, укоренившейся в моей душе. Зависимости от Лиз-Мари, от вас, от профессора, от мяса, наконец…
– К черту философствование, Гастингс, к черту. Возьмите лучше это. – Пуаро вынул из внутреннего кармана пиджака связку отмычек и протянул ее капитану. – Лапидарное железо решает жизненные проблемы в сто крат лучше слов.
Взяв связку, Гастингс взялся изучать более чем лапидарные орудия взлома. Пуаро, улыбнувшись этому, вынул из ящика письменного стола колоду карт, обстоятельно их перетасовал и принялся сосредоточенно строить домик. Заметив через минуту, что капитан на него удивленно смотрит, сказал снисходительно:
– Не беспокойтесь, дружище, я не впадаю еще в детство, и, тем более, в маразм. Просто нет лучшего способа привести свои умственные системы в идеальный порядок. Четкость движений влечет за собой четкость мысли, а она мне сейчас нужна, как никогда…
13. Полтергейст как он есть
Гастингс покинул свой пост утром, часов в девять, сразу после того, как мадам Николь Пелльтан направилась с дочерью на прогулку, обычную перед завтраком. Спустя десять минут он сидел в номере Пуаро, растерянный и не знающий с чего начать.
Пуаро, сама вежливость пополам с предупредительностью, предложил другу одну из изысканных русских папирос, которые иногда позволял себе, невзирая на строгий запрет на курение табака в Эльсиноре. Пока Гастингс смотрел, как он аккуратно опускает горелые спички в маленькую фарфоровую пепельницу с цветистыми китайскими драконами, его растерянность исчезла, как исчезает в небесной голубизне отпущенный на волю воздушный шарик.
– Ну и как прошло дежурство, Артур? – спросил сыщик, пустив к потолку первую порцию дыма.
– Пришлось повозиться с замком на дверях черного хода, но потом все прошло нормально, даже поспать удалось. Урывками, правда, – на скуле Гастингса набирал силу небольшой прыщик. Осуждающе на него поглядывая, Пуаро поинтересовался.
– А где вы расположились?
– Сначала сидел внизу на ступеньках, напротив парадной двери. Она открывается изнутри, и случись что, я мигом мог достигнуть апартаментов мадам Пелльтан. Посидев около часа, поднялся наверх посмотреть второй этаж. И в фойе, как раз над гостиной мадам, к своему удовольствию обнаружил приличный диванчик…
– И, ничтоже сумняшеся, на нем устроился…
– А что? Да, устроился, но уже после того, как осмотрел помещения.
– Что-нибудь особенное обнаружили?
– Как вам сказать, Эркюль…
– Прямо скажите, Артур, прямо.
– Если прямо, то четвертый номер – он справа от фойе – уставлен мебельной рухлядью, свезенной, наверное, со всего санатория. В третьем номере, слева от фойе, все на месте. И еще я там, кажется, видел…
Гастингс, недоговорив, испуганно оглянулся. Пуаро, вытянув шею, посмотрел ему за спину. За ней никого не было, кроме персонажей картины Эжена Делакруа «Битва при Тайбуре», индифферентно висевшей на стене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53