Ну, я варежку разинула — все думаю, миллионер попался — тресну, не отпущу, вцеплюсь всеми коготками. А он меня в багажник. Если бы ты знал, сколько я в нем слез пролила…— Что, долго вез? За город, наверное?— Да нет, не из-за этого я плакала. Он меня в багажник спрятал и, подлец, забыл. Два дня сидела, охрипла, хотя кричать бесполезно было, он специальный был, этот багажник, для таких дур, как я. Мягкий более-менее, и совершенно звуконепроницаемый, одна езда чувствовалось. И вот, на третий день, ты только не спрашивай, как я там обходилась, он сам собой открылся. Приподнялась, смотрю, а вокруг зимний сад картинный, деревья с птичками и цветами, чуть ли не магнолии с павлинами — это у них автостоянка такая, как во Флориде. Посидела, посидела, свежим воздухом отдышалась, вылезла, сняла все с себя, понятно, почему, плащ с переднего сидения взяла, накинула, и в дом.— Бежать надо было…— Куда?! Там ворота у них, танком не прошибешь. Вошла, кругом народ, весь из себя аристократический, в пенсне, смокингах и платьях до пят. Ходят друг за дружкой с шампанским, пьют, говорят и с тарелочек аппетитно кушают. Ну, у меня и схватило под ложечкой — сколько дней не ела, — подошла к столу… и в глазах у меня поплыло.Рассказав, как была пленена после того, как, подойдя к «шведскому» столу, увидела полдюжины человеческих глаз, смотревших на нее из заливного, Надежда повторила попытку моего совращения, но я, как и в первый раз, остался непреклонен. Не только светлый образ Натальи, но и что-то человечески больное, сверкавшее в глазах гостьи в течение описываемого эпизода, помогло мне в этом. Помирившись быстро, как подружки, мы поели — кормили меня одним мясом, и, хотя я, не веря фон Бладу, давно подумывал, что оно с людоедского стола, аппетит мой мне не изменял.После трапезы гостья рассказала, что находится в заключении около трех недель, но проживет еще целых три месяца, потому что ее берегут к Новому году, чтобы подать к столу с яблоками.— А ты не пыталась бежать или, по крайней мере, не думала о побеге? — спросил я, пытаясь не смотреть на девушку, удивительно ладную во всех отношениях, и главное, душевно открытую и непонятно родственную.— Нет, — беззаботно ответила она. — Блад — серьезный человек, и вряд ли не предусмотрел все, вплоть до…Ее прервал шквал собачьего лая. В свою очередь он прервался трусливым визгом: видимо, одна из собак возмутила ночное спокойствие понапрасну и была наказана охраной.— Нас могут спасти только снаружи, но у меня ни в Москве, ни в области, нет никого, — продолжила девушка, когда ночь за окном стала ординарной.— А где есть?— Нигде, — повлажнели у нее глаза. — Я круглая сирота.Я поверил, и тут же попал в ловушку. Отечески прижав девушку к себе, я стал покачивать ее теплое тельце, расслабился, и она мгновенно перевела акт соболезнования в партер, причем я оказался на лопатках.Любой мужчина меня поймет. Когда ты на лопатках, и грудь твою прожигают два маленьких алчных соска, подталкиваемых грудями, переполненными вдохновением и женской мягкостью, когда природно-алые губки, забыв обо всем, миллиметр за миллиметром продираются сквозь недельную щетину к твоим застывшим от неожиданности губам, когда шелковые бедра, упругий животик, и лобок, эта провокационно твердая кость, знают, что делать, и жаждут это делать, у вашей любимой девушки нет ни малейшего шанса остаться единственной.Прощай, Наташа! 19.Тень шла в разведку. Да, я решил сдаться, решил отдаться воле событий и насладиться узнаванием незнакомой телесности.Я решил сдаться, и перед тем, как броситься в предательски неглубокую яму плотской любви, обвел глазами комнату, дабы проститься с самим собой, любившем в ней преданно, как Ромео, с Наташей проститься, из горячо любимой женщины обращавшейся в пристально-холодную лягушку пожизненного упрека, обращавшейся, благодаря животной природе человека, благодаря мне, отученному обстоятельствами идти до конца.Перед тем, как сдаться и пасть, я решил попрощаться с комнатой, со своей обителью, вместе с жильцом хранившей верность возлюбленной. Хранившей верность, но из-за моей слабости стремительно и бесповоротно обращавшейся в вертеп, в притон, в лупанарий, в тлетворный дом терпимости. Стал прощаться и вдруг окаменел, торопливый мой взор споткнулся на оконных прутьях. Еще не поняв, что вижу, я мгновенно вернулся в свою уже почти сброшенную кожу несупружеской верности, уверенным движением Джеймса Бонда снял с себя жарко пылавшую девушку, и с широко открытыми глазами, почти не дыша, приблизился к окну. Верхняя часть стены с одиноким плющом была ярко и наискось освещена луной. По границе тьмы и света шла в разведку черная кошачья тень.Это была тень Эдгара-Эдички. В этом не могло быть никаких сомнений — тень, время от времени посматривала в мое окно. Увидев, что замечена, она выдала такое индейско-кошачье «Мяу!!!», что по всему периметру лесопарка, окружавшего замок, взвился истерический спазм листопада, взвился от бешено-цепного собачьего порыва, в клочья разорвавшего тишину и спокойствие ночи. Лай, сопровождавший этот порыв, был дик и ужасен, ибо как водка, состоял на шестьдесят процентов из воды смертельной боязни и на сорок — из спирта отчаянной храбрости, то есть желания избавиться от страха хотя бы ценой жизни.От этих леденящих кровь звуков настроение Наташи упало. Мгновенно осунувшись, она захныкала — мне стало ее жаль, так скоро (и некстати?) потухшую. Поплакав с минуту, девушка позвонила по телефону внутренней связи, и попросила охранника скорей отвести ее в свою, ставшую уже привычной, подвальную камеру — пусть там сыро и одиноко, зато тихо и покойно. 20. Два ноль в нашу пользу. За Натальей пришел фон Блад собственной персоной. Лицо будущей моей обители демонстрировало крайнюю озабоченность и желание скорее избавиться от источника неприятностей.Когда умру, прах мой пойдет на шашлыки,И Блад из них свой мускул сложит,— само собой переиначились в моей смятенной голове бессмертные строки Омара Хайяма, переиначились перед тем, как я увидел, что под мышкой у людоеда висит белый в красных пятнах бультерьер среднего размера — чистенький и целый, но, тем не менее, абсолютно профнепригодный. Сразу я его не заметил, потому что Блад по своему обыкновению был в белом халате, конечно же, измазанном кровью. Бросив собаку мне под ноги — та приземлилась тяжело и глухо, он увел девушку, не сказав и слова. * * * Бультерьеров я не любил. Тупые рожи, гнусные глаза, детишек рвут от перевозбуждения, к тому же крайне злобны и ограниченны. Более того, я не любил и людей, заводивших собак-убийц — в основном, это озлобленные и очень небольшие люди, всегда готовые спустить на вас свою трусость. Я люблю людей, заводящих симпатичных собачек, которые на меня, Кота по гороскопу, не бросаются и не охотятся.Потому я присел над псом и с интересом стал его разглядывать, пытаясь определить причину превращения его в хорошего бультерьера (хороший бультерьер — мертвый бультерьер). Конечно, я не сомневался, что гибель собаки и появление Эдички на крыше замка — это звенья одной цепи событий, но определенные сомнения были. Однажды в иранском Белуджистане я стрелял из кавалерийского карабина в крупного волкодава, пытавшегося меня съесть (о, господи, меня всегда кто-нибудь, да пытался съесть, теперь вот Блад!), и пуля, выпущенная практически в упор, прошила его от груди до крупа, но, тем не менее, он довольно резво передислоцировался в свои тыловые порядки. * * * Череп бультерьера в области темени был аккуратно пробит тупым тяжелым предметом. Смерть, по-видимому, наступила мгновенно.— Не иначе, кирпич на него уронил, — подумал я, конечно же, имея в виду Эдичку. — Вечно он мне боком выходит — спи теперь с этой дохлой псиной в одной комнате.Я лег на кровать и унесся мыслями к своей прекрасной Даме. К Наташе. Лег и унесся, чтобы не смотреть на собаку, противную даже в потустороннем виде, а также не желая возвращать в голову мысли о том, что мой кот, похоже, действительно «терминатор», генетически измененный для достижения неизвестных целей (неизвестных, но явно не стратегических, ибо я и стратегия — две вещи несовместные). Да, генетически измененный, и потому очень даже запросто расправляющийся с кровожадными собаками— Господи, я же придумал эту девушку, — думал я, гладя на плющ, пробиравшийся на крышу в свете прожектора. — Я готов все ей отдать, даже жизнь, а сбудутся мои мечты, сжалится Бог, услышав мои молитвы, подарит ее мне, и окажется, что она обожает прапорщика Задова и изнывает от «Формулы-1». Нет, так дело не пойдет. Ты собираешься в который раз наступить на одни и те же грабли. Не играют сейчас женщины на роялях, брюк не гладят — ненавижу глажку! — и пельменей не лепят. Вместо этого женщины обожают Верку Сердючку, олицетворение всего того, что они не могут из себя вытравить никакой косметикой, знают, кто такой Макларрен и сколько раз, ну, этот, как его, был чемпионом. Да, Шумахер…Плющ сорвался со стены с перебитым хребтом, стена покрылась оспинами. «Та-та-та» автоматных очередей рассекли внешнее пространство. Кто-то, явно с пояса, отчаянно палил по крыше.«Видимо, Эдичка перешел к активным действиям. Надо лечь на пол», — принял я благоразумное решение.На полу, рядом с похолодевшим хорошим бультерьером, о Наталье не думалось, и, стащив с кровати подушку и употребив ее по назначению, я принялся поминать Эдгара. Если он за что-то взялся, то этому конец, как Теодоре.Я засмеялся: представил воочию, как Сатана послал фон Бладу кота на голову, и фон Блад, дабы уберечь драгоценную свою жизнь, принялся окружать замок рвом. Когда я воочию наблюдал, как Эдгар саженками преодолевает водное препятствие, в смежной комнате раздались тяжелые шаги, отдававшие безнадежностью, затем дверь распахнулась, и на пороге появился озабоченный фон Блад, дубль два: на плече у него висел автомат, а под мышкой — второй по счету хороший бультерьер. Настроение у меня повысилось и я, увидев под кроватью статью о мясе, решил ее дочитать с демонстративным интересом. * * * Биохимические процессы в мясе после убоя. Через несколько часов после убоя в мышечной ткани начинает развиваться посмертное окоченение (Rigor mortis), характеризующееся тем, что мышцы теряют гибкость, растяжимость и делаются твёрдыми. В состоянии посмертного окоченения М. непригодно для использования. Продолжающиеся в М. биохимические процессы приводят к расслаблению и размягчению мышц. Процесс, протекающий в М. после прекращения жизни животного (человека) и приводящий к значительному улучшению его качества, называется созреванием М. В производственных условиях созревание М. достигается выдерживанием туш в камерах охлаждения при 0-4°С. Сразу же после прекращения жизни животного (человека) начинается превращение гликогена в молочную кислоту. Последняя играет существенную роль в процессе созревания М. Необходимое условие для образования кислоты — достаточное содержание в М. гликогена. Поэтому от утомлённых, больных или возбуждённых перед убоем животных (человека), содержащих в мышечной ткани мало гликогена, получается М., нестойкое при хранении. В процессе созревания М. становится нежным и сочным, в нём образуются вкусовые и специфические вещества, которые при той или иной кулинарной или технологической обработке придают пище или продукту характерные вкус и аромат. Специфический мясной вкус и аромат, свойственные разным видам М. — говядине, свинине, баранине, человечине, связаны с липидами или образующимися из них соединениями. * * * Не дочитав статьи до конца, я отложил ее в сторону — захотелось чего-нибудь мясного, бифштекса с кровью, например, или просто сырой строганины. Фон Блад по-прежнему стоял в дверях понурой тучей.— Хозяин, а давай собачек твоих порубим и съедим? — спросил я серьезно. — Rigor mortis у них уже нет… Давно мечтал собачку поесть, да все жалко было. Знаете, у меня в партии кореец работал, так он жмурился от удовольствия, когда речь о псине заходила…И зря спросил, зря куражился. Выкрикнув:— «На, ешь!» — он кинул в меня бультерьером, и я не смог увернуться. 21. Потом прилетел кирпич. Итак, ночь я провел с двумя хорошими бультерьерами и статьей о мясе. А мог бы с Надеждой. Если бы не был ханжой.Из бедняг обильно сочилась кровь, и чтобы перед сном добраться до туалетной комнаты, не испачкав тапочек, мне пришлось использовать их тела, как используют подручные предметы для устройства временных переправ через лужи (извините меня за эти картинки — если бы вы испытали то, что испытал в замке я, то и вам захотелось бы пощипать нервы слушателей).Утром пришел фон Блад. В измятом и испачканном грязью смокинге. На лице его легко читалось желание договориться.— А что без собаки? — сердечно спросил я, предложив присесть рядом с собой. Стоит ли говорить, что настроение у меня в тот момент было лучше некуда.— Замучаешься их таскать. — Кровать под его весом едва не испустила дух. — За ночь еще две полегли.— А что такое? Мор? Чума? Холера? — участие в моем голосе шелестело жизнерадостным ручейком.— Да нет, осадки в виде кирпичей.— Небеса сердятся?— Слушай, брось дурака валять! — взорвался он. — Твой кот в замке объявился. Что делает, то и хочет.Я разразился тирадой:— Мой кот?! Животный терминатор? И вы еще живы?!! Невероятно! Вы не призрак случаем? Можно я вас потрогаю?На это Блад сверкнул очами и выкрикнул чуть ли не фальцетом:— Рано радуетесь! Еще не вечер! Сегодня по всей крыше, по всем вентиляционным и иным ходам мои люди выставили более ста самых современных капканов и ловушек.Его оптимизм отдавал оптимизмом трупа, щеки которого продолжают жизнерадостно покрываться щетиной. Что такое капканы и ловушки, что такое, наконец, танковая дивизия СС «Мертвая голова», если голова уже потеряна? Скептически улыбнувшись, я рассказал, как Теодора кормила кота швейными иголками, и что из этого вышло. Тут прибежал охранник. Он сообщил, что завтрака в обычное время не будет.— Почему? — раздраженно посмотрел фон Блад.— Единственный оставшийся на военном положении повар лечился всю ночь от бессонницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33