Андреа Камиллери: «Собака из терракоты»

Андреа Камиллери
Собака из терракоты



sad369, Влад, 2008
«Собака из терракоты»: Иностранка; М.; 2005

ISBN 5-94145-338-8 Аннотация Мафиозный босс, желающий выйти из игры, неожиданно прибегает к помощи комиссара Монтальбано и в благодарность рассказывает, что в пещере неподалеку от Вигаты устроен склад оружия. Однако за этой пещерой обнаруживается другая, а в ней – два сплетенных в объятиях скелета под охраной собаки из терракоты. Пятьдесят лет назад здесь было совершено преступление: чтобы раскрыть его, Монтальбано предстоит погрузиться в историю Сицилии. Расследование уводит его во времена Второй мировой войны, а затем и в древние эпохи финикийцев и карфагенян. Андреа Камиллери
Собака из терракоты Глава первая Занимающаяся заря предвещала денек не из лучших: с порывистым ветром, который то наносит ледяную морось, то рвет тучи, давая высунуться злющему как собака солнцу. В такие дни люди, страдающие от резких перемен погоды и ощущающие их всеми печенками, мечутся из стороны в сторону, наподобие тех жестяных флажков или петушков, что начинают вертеться на крышах, чуть дунет ветер.Комиссар Сальво Монтальбано с младенчества принадлежал к этой несчастливой породе. Такое свойство передалось ему от матери – здоровья она была совсем слабого и частенько закрывалась в потемках спальни из-за головной боли, и тогда во всем доме запрещалось шуметь, ходить нужно было на цыпочках. Отец его, наоборот, и в грозу и в вёдро чувствовал себя превосходно, всегда пребывал в одном и том же настроении, что б там на дворе ни творилось.Вот и на этот раз комиссар оказался верен своей природе: только-только успел он остановить машину, как было велено, на десятом километре шоссе Вигата – Фела, а уж его одолело желание снова завести мотор и возвратиться домой, послав операцию куда подальше. Он, однако, поборол себя, отвел машину поближе к обочине, открыл бардачок и хотел взять пистолет, который обычно при себе не носил. Однако рука его застыла на полпути: он сидел и зачарованно глядел на пистолет.«Матерь Божья! И правда!» – подумал он.Накануне вечером, незадолго до звонка Джедже, с которого и началась вся эта катавасия (Джедже Гулотта был распространителем легких наркотиков и хозяином борделя под открытым небом на так называемом «выпасе»), комиссар читал очень его увлекший детектив одного писателя из Барселоны, носившего ту же фамилию, что и он, но в испанской огласовке – Монтальбан. Там его поразила в особенности одна фраза: «Пистолет спал, похожий на холодную ящерицу». Монтальбано брезгливо отдернул руку и закрыл бардачок, предоставив ящерице отсыпаться дальше. Ведь если б вся эта история, которая теперь начиналась, оказалась вдруг ловушкой, засадой, то что толку было от пистолета – его продырявили бы из Калашникова в любой момент и в любом месте, и привет, и вся недолга. Можно было только надеяться, что Джедже, в память о годах, проведенных за одной с ним партой в начальной школе, – дружба их продолжалась и когда они выросли, – не собирался продать его на корм свиньям и не навешал ему лапши на уши, чтоб только заманить в сети. Впрочем, лапша была отменная: дело, если он не наврал, получилось бы большое и громкое.Он глубоко вдохнул и принялся потихоньку карабкаться в гору – одну ногу подымаешь, другую подтягиваешь – по узкой каменистой тропке среди далеко тянувшихся виноградников. Виноград был столовый, с круглой упругой ягодой и назывался почему-то «виноград Италия». Он единственный приживался на здешних почвах, а что до других, винных, сортов, то возиться с ними здесь значило бросать деньги и силы на ветер.Двухэтажный домишко, одна комната наверху и одна внизу, стоял прямо на самой макушке холма, полускрытый четырьмя исполинскими оливами, которые здесь называли сарацинскими. Он выглядел так, как Джедже его и описывал. Облупившиеся дверь и окна затворены, на полянке перед домом гигантский куст каперса, а вокруг «бешеные огурцы», те самые, что лопаются и выстреливают в воздух семена, чуть дотронешься концом палки. Был тут и продавленный соломенный стул, валявшийся ножками вверх, и старое цинковое ведро для воды с проеденными ржавчиной дырами. Трава покрывала остальное. Все вкупе рождало впечатление, что место уже много лет пустует, но впечатление это было обманчиво. Монтальбано на таких делах зубы съел, чтобы обмануться. Он был уверен, что кто-нибудь наблюдает за ним из домишки и, следя за каждым движением, судит о его намерениях. Комиссар остановился за несколько шагов от двери, снял пиджак, повесил его на ветку, чтоб изнутри смогли рассмотреть, что оружия при нем нет, позвал, не слишком громко, как приятель, который идет навестить приятеля:– Эй! Есть кто?Никакого ответа, ни звука. Из кармана штанов комиссар вытащил зажигалку и пачку сигарет, вставил одну в рот и прикурил, повернувшись так, чтоб огонек не задувало ветром. Теперь сидевшие в доме могли оглядеть его и со спины. Он сделал две затяжки, потом пошел решительно к двери и сильно постучал кулаком, ссадив струпьями краски костяшки.– Есть кто в доме? – спросил он снова.Всего он мог ожидать, только не этого ироничного и спокойного голоса, который послышался неожиданно из-за спины:– Есть, есть. Я тут.– Алло! Алло! Монтальбано? Я это, я, Джедже.– Я понял, успокойся. Как ты там, душка?– Все путем.– Поди совсем заработался?– Сальву, кончай издеваться. А то тебе будто неизвестно – это не я вкалываю, а на меня вкалывают.– Но не ты разве у них наставник? Не ты разве обучаешь твоих разноцветных шлюх, как сложить губки, чтоб лучше получалось?– Сальву, если на то пошло, так это они могли бы меня поучить. Они уже в десять лет обученные прибывают, а в пятнадцать – все давно высокой квалификации. Есть тут одна албанка, четырнадцать лет, так она…– Это что, реклама товаров по телефону?– Слушай, времени у меня мало на шутки. Я тебе должен передать кой-чего, сверток один.– В такой час? Не можешь передать мне его завтра с утра?– Завтра меня в городе не будет.– Знаешь, что там в этом пакете?– Само собой. Там печенье, которое ты любишь. Сеструха моя Марианнина пекла, нарочно для тебя.– Как у Марианнины с глазами-то?– Куда лучше. В Барселоне, которая в Испании, чудеса сделали.– В Барселоне, которая в Испании, книжки тоже хорошие пишут.– Чевой-то?– Так, ничего. Это я о своем, не обращай внимания. Где встретимся?– В обычном месте, через час.Обычное место было маленьким пляжем Пунтасекка – короткой песчаной полосой под белой каменной кручей, – почти недоступным со стороны суши, а вернее, доступным только для Монтальбано и для Джедже, которые еще в начальной школе открыли туда дорогу, – по ней и пешком-то трудно было спускаться, не то что на машине. Всего несколько километров отделяло Пунтасекка от домика у моря, сразу за чертой Вигаты, где жил Монтальбано, и потому торопиться было некуда. Но в ту самую минуту, как он открыл дверь, чтоб идти на свидание, зазвонил телефон.– Здравствуй, милый. Вот я, в назначенное время, как договорились. Как у тебя сегодня дела?– Все как обычно. А у тебя?– Аналогично. Знаешь, Сальво, я долго думала над тем, что…– Ливия, извини, что перебиваю. У меня мало времени, вернее, у меня вообще его нет. Ты меня захватила на пороге, я уходил.– Тогда уходи и спокойной ночи.Ливия дала отбой, и Монтальбано остался стоять с трубкой в руке. Потом до него дошло, что накануне вечером он сам просил Ливию позвонить ему ровно в двенадцать ночи, потому что тогда у них наверняка будет время поговорить подольше. Он колебался, сразу ли перезвонить своей подруге в Боккадассе или сделать это по возвращении, после встречи с Джедже. Ощутив легкий укол совести, он положил на место трубку и вышел.Когда он подъехал, на несколько минут опоздав, Джедже уже был там и ждал его, нервно прохаживаясь взад-вперед вдоль своей машины. Они обнялись и поцеловались, уже давно им не приходилось встречаться.– Давай устроимся в моей машине, а то сегодня вечером холодновато что-то, – сказал комиссар.– Меня в это дело впутали, – начал Джедже, как только уселся.– Кто?– Такие люди, которым я отказать не могу. Ты ведь знаешь, я, как любой коммерсант, плачу, чтоб мне дали работать спокойно и не устроили бардака в моем собственном бардаке. Есть тут один, который каждый месяц подъезжает и получает.– От кого? Можешь мне сказать?– От Тано Грека.Монтальбано удивился, хоть и не показал виду. Гаэтано Бенничи по кличке «Грек» Грецию не видал даже в подзорную трубу и об Элладе знал ровным счетом столько же, сколько чугунная заслонка, а прозвали его так из-за одной определенной наклонности, которая, как утверждала народная молва, высоко ценилась близ акрополя. За плечами он имел по меньшей мере три убийства, в своем кругу занимал место всего ступенькой ниже, чем самые-самые, но то, что он работал в зоне Вигаты и окрестностей, известно не было, здесь оспаривали территорию семьи Куффаро и Синагра. Тано принадлежал к другому приходу.– А Тано Грек, он-то какое касательство имеет к нашим местам?– Что за дурацкие вопросы ты задаешь? Что ты тогда за сыщик хренов? Не знаешь разве: есть уговор, что для Тано Грека не существует мест, не существует зон, когда дело идет о женском поле? Ему дали контроль надо всем бабьем на острове.– Впервые слышу. Давай дальше.– Часам что-то к восьми вечера подъехал этот, ну, инкассатор, сегодня у нас был день платежей. Берет у меня бабки, но не отъезжает, как обычно, а, наоборот, открывает дверцу машины и велит мне залезать.– А ты?– Я испугался, меня аж холодный пот прошиб. А что поделаешь? Залез, и он поехал. Короче, едет по шоссе на Фелу, останавливается через полчаса пути…– Ты спрашивал, куда едете?– Ясное дело.– И что он ответил?– Тишина, будто я и рта не раскрывал. Через полчаса высаживает меня в каком-то месте, где ни одной живой души, показывает на тропинку, мол, иди. Кругом – пустыня. Вдруг, черт его знает, откуда он только вылез, стоит передо мной Тано Грек. Меня чуть кондрашка не хватила, чувствую – ноги не держат. Ты пойми, не трусость это, но на нем-то пять убийств.– Как это – пять?– А что, у вас сколько значится?– Три.– Никак нет, пять, это я тебе гарантирую.– Ладно, давай продолжай.– Я тут же в уме принимаюсь соображать. Раз платил я всегда регулярно, тогда думаю, Тано хочет поднять цены. На дела пожаловаться не могу, и они об этом знают. Однако нет, ошибся, не в деньгах был вопрос.– Чего ему тогда надо?– Даже не поздоровавшись, спрашивает, знаю я тебя или нет.Монтальбано решил, что чего-то не понял.– Кого ты знаешь?– Тебя, Сальво, тебя.– А ты ему что?– А у меня от страха поджилки затряслись, и я ему отвечаю, что тебя знаю, конечно, но больше так, с виду, здрасьте и покеда. Он на меня глядь, – глаза у него, точно тебе говорю, как у статуи какой-нибудь, мертвые и в одну точку уставлены, – потом голову назад закинул, хохотнул и меня спрашивает, а не хочу ли я узнать, сколько у меня волосинок в заднице, плюс-минус две. То есть дает понять, что ему известна вся моя автобиография с рождения и до самой смерти, будем надеяться, нескорой. А потому я – глаза в землю и молчок. Тогда он и велел передать тебе, что желает с тобой повстречаться.– Когда и где?– А прямо сегодня ночью, как начнет светать. А где, это я тебе щас объясню.– Знаешь, чего он от меня хочет?– Не-е, понятия не имею и иметь не хочу. Он сказал, чтоб ты не сомневался – можешь на него положиться, как на родного брата.«Как на родного брата» – эти слова мало того что не успокоили Монтальбано, наоборот, у него по спине поползли противные мурашки: все знали, что из трех – или пяти – убийств Тано первым шло убийство старшего брата Николино, сначала задушенного, а потом, в соответствии с какими-то таинственными правилами, аккуратно освежеванного. Им овладели черные мысли, которые стали, если это возможно, еще чернее, когда Джедже шепнул, положив ему руку на плечо:– Ты будь начеку, Сальву, это сам черт.Он уже возвращался домой и ехал медленно-медленно, когда машина Джедже, следовавшая за ним, несколько раз мигнула фарами. Он посторонился, Джедже подъехал и, высунувшись в окошко со стороны Монтальбано, протянул ему пакет.– Забыл печенье.– Спасибо. А я-то было подумал, что это предлог, твоя легенда.– Что ж я тогда? Обманщик, что ли?И нажал на газ, обидевшись.Комиссар провел такую ночку, что впору обращаться за медицинской помощью. Первым его поползновением было позвонить начальнику полиции, разбудить его и сообщить ему все, застраховавшись от любых возможных неожиданностей, которые в этом деле могли возникнуть. Однако Тано Грек, как ему передавал Джедже, высказался в данном отношении недвусмысленно: Монтальбано должен был молчать и на встречу явиться один. Тут, однако, глупо было играть в казаки-разбойники, служебный долг предписывал ему поставить в известность начальство, детально разработать с ним вместе операцию по задержанию, может даже с помощью большого подкрепления. Тано находился в бегах почти десять лет, а он спокойненько идет себе с ним повидаться, вроде как с дружком, вернувшимся из Америки? И думать нечего, не тот случай! Шефа нельзя не уведомить. Монтальбано набрал домашний номер своего начальника в Монтелузе, центре провинции.– Это ты, милый? – спросил голос Ливии из Боккадассе, провинции Генуи.Монтальбано на мгновение лишился дара речи, – видно, инстинкт его противился разговору с начальником полиции, заставив ошибиться номером.– Извини меня за прошлый раз, мне неожиданно позвонили, и я вынужден был уйти.– Ничего, Сальво, знаю, что у тебя за служба. Это ты извини меня за вспышку, я тогда так надеялась с тобой поговорить.Монтальбано глянул на часы, у него было по крайней мере три часа до встречи с Тано.– Если хочешь, можем поговорить сейчас.– Сейчас? Прости, Сальво, я не в отместку тебе, но лучше нет. Я приняла снотворное, у меня глаза слипаются.– Ладно, ладно. До завтра. Я тебя люблю, Ливия.Голос Ливии мигом переменился, она тут же проснулась и заволновалась.– А? Что случилось? Что случилось, Сальво?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30