Услышав эту фамилию, Гудериан даже губу прикусил. Фельдмаршал расчетлив, медлителен и осторожен. Он пользуется авторитетом в войсках. Если уж он решился, то за ним могут последовать многие генералы.
Сразу после беседы с Герделером. Гудериан вызвал машину и попросил Маргариту съездить с ним за город. Пока жена одевалась и собирала в корзину закуску, подошел большой штабной «мерседес».
В машину они сели порознь. Жена – рядом с шофером, а Гейнц – в салоне, задернув занавеску. Маргарита сама выберет место, где остановиться. А он должен еще раз взвесить все «за» и «против».
Итак, победить в этой войне немцы не смогут. Русские выходят к границам Рейха. Остается либо разгром, либо почетный мир. Но мир без Гитлера для Гудериана опасен. Ведь он не просто заурядный генерал Третьей империи. Он создал для фюрера бронетанковые войска, он был одной из опор Гитлера в армии. Он будет нести ответственность вместе с фюрером. Не за то, конечно, что вывез серебро из собора в Смоленске, это – мелочи. Его могут судить за подготовку войны, которая унесла миллионы жизней. Он связан с фюрером слишком долго и слишком крепко, чтобы безболезненно выбрать новый путь.
Примкнуть к заговорщикам? Но если заговор раскроют? Тогда – гестапо! – у Гейнца похолодели ладони. Даже если заговор удастся, еще неизвестно, выиграет ли от этого лично он!
Значит, надо нарушить слово, данное Герделеру, и заявить о заговоре, не то в случае провала его могут привлечь к ответственности за сокрытие. А какова выгода? Фюрер после сдачи в плен Паулюса заявил, что до конца войны никому больше не присвоит звание фельдмаршала. Это отпадает. Но есть еще такие посты, на которых можно обессмертить себя. Высшая честь, высшая мечта каждого немецкого полководца – занять кресло начальника германского Генерального штаба, этого центра военной мысли, в кабинетах которого разрабатывались самые важные стратегические замыслы, самые тайные планы.
На стороне заговорщиков – фельдмаршал фон Клюге. Он знает о заговоре, и этого достаточно. Погубить своего старого врага и соперника, добиться должности начальника Генерального штаба – вот цель! Для этого стоит лишь сказать кому нужно несколько слов. Но не оставлять записей, никаких документов, чтобы впоследствии никто не мог предъявить ему никаких улик.
Раньше он не советовался по служебным делам с Маргаритой. Но сейчас дело касалось не только службы, но и будущего семьи. К тому же во всем этом мире, полном зависти, предательства и злобы, она была единственным человеком, с которым он мог говорить откровенно.
Они шли по краю дубового леса. Старые деревья стояли ровными рядами, как солдаты в строю, и это успокаивающе действовало на Гудериана. Шофер со складными стульями и с корзинкой провизии держался в почтительном отдалении.
Гейнц выбрал место на берегу ручья, открытое со всех сторон, велел шоферу оставить ношу и вернуться к машине. Маргарита расстелила на траве скатерть, нарвала букетик цветов и поставила его в серебряную вазочку посреди скатерти.
– Слушай меня внимательно, – сказал жене Гудериан. – Сядь, слушай и отвечай не торопясь. Мы должны принять решение, может быть, самое важное в нашей жизни со дня свадьбы.
– Я слушаю, дорогой, – белые, со вздувшимися венами кисти рук ее спокойно лежали на коленях. Почти неуловимым движением она повернула кольцо на пальце внутрь камнем, чтобы блеск его не мешал Гейнцу сосредоточиться.
– Есть люди, которые хотят отстранить от власти фюрера…
– Это невозможно! – испугалась она.
– Но если это произойдет?
– Будет плохо! Будет очень плохо, мой дорогой!
– Объясни мне подробней.
– Я не знаю, как объяснить, – беспомощно взмахнула она руками. – Германия стала такой большой и сильной. Мы разбогатели. И ведь это благодаря ему.
– Разбогатели далеко не все.
– Но у всех есть надежда, – возразила она. – Наш шофер надеется открыть мастерскую где-то в Югославии, ему нравится там климат. Кухарка хочет ехать в Эстонию: ее брату дадут там землю и ферму. Простые люди много страдали, Гейнц, теряли своих родных. Фюрер обещал счастье всем немцам. И немцы ждут наград за лишения и страдания. Все надежды связаны с фюрером.
– И твои тоже?
– Мой дорогой, для новой власти нужна будет новая опора. Мне страшно за тебя и за детей. А я?.. Я везде буду рядом с тобой. Даже на том свете, если это только возможно.
– Хорошо, – сказал Гейнц, резко поднявшись. Заложив руки за спину, медленно пошел вдоль ручья.
Маргарита, поглядев ему вслед, со вздохом принялась выкладывать из корзины припасы. Гудериан вдруг повернулся и приблизился к ней.
– Я принял решение, – торжественно произнес он. – Мы остаемся с фюрером. Остаемся до тех пор, пока в этом есть смысл. А сейчас мы возвращаемся.
– Но, Гейнц, – попробовала возразить она.
– Брось все, шофер потом заберет, – сказал генерал и пошел к дороге. Задержался на краю леса, обернулся к жене: в злой усмешке обнажились зубы.
– Ну уж из этой проруби он не выплывет!
В голосе Гейнца звучала такая ненависть, что Маргарита вздрогнула.
– Ты о ком?
– Я имею в виду господина фон Клюге, своего старого соратника и доброжелателя, – саркастически пояснил Гудериан.
Больше они не обмолвились ни словом до самого дома. Гудериан прошел в кабинет, не сняв даже плащ. Маргарита последовала за ним и плотно прикрыла дверь.
– Шмундт, это вы? – спокойно и торжественно говорил в телефонную трубку Гудериан. – Мне нужно увидеть вас немедленно. Есть очень важная новость. Из ряда вон выходящая новость.
Он положил трубку. Тонкие бескровные губы слегка подрагивали. Лицо покрылось испариной. Маргарита открыла сумочку, достала батистовый платочек и молча вытерла им лоб Гейнца.

* * *

Русские наносили один удар за другим, не давая противнику передохнуть. В январе отбросили немцев от Ленинграда и Новгорода. Весной разгромили десятки вражеских дивизий на Правобережной Украине и вступили на территорию Румынии. В апреле-мае очистили Крым, затем обрушились на войска белофиннов. Однако высшее германское командование отдавало себе отчет в том, что все эти операции, хотя и крупные сами по себе, носят все же второстепенный характер. Советские войска были способны на большее.
К лету 1944 года Советские Вооруженные Силы достигли такого могущества, какого не достигала никогда ни одна армия. Они возросли численно, получили новейшее техническое оснащение. По самым скромным подсчетам, степень насыщенности войск танками и артиллерией была в пять раз выше, чем полтора года назад, во время битвы под Сталинградом. Советские солдаты, офицеры и генералы прошли высшую школу войны, тактика их стала гибкой, целесообразной, они владели всеми формами и видами боя.
Оценивая эти факторы, немецкий генералитет ожидал в ближайшее время мощного, решающего наступления русских, которое повлияет на дальнейший ход войны. В том, что подобное наступление будет, немцы не сомневались. Но им требовалось знать, где и когда? Они должны были подготовить жесткую оборону, чтобы парировать удар или хотя бы смягчить его.
Логика подсказывала, что успех летней кампании русские будут искать на юго-западном направлении, южнее Припятских болот, в тех районах, где они далеко продвинулись вперед. Там находилась почти половина воинских соединений, действовавших на фронте, и все шесть танковых армий, которыми располагало советское командование, а ведь танковые армии были главной ударной силой.
Волей-неволей подчиняясь закону взаимного притяжения, немцы тоже сосредоточили на южном крыле основную массу своих танковых войск, направляли туда резервы. Всецело занятые угрозой южнее Припяти, они упустили из виду другие участки фронта, не учли возросших возможностей Советской Армии, которая, не ослабляя свои войска на Украине, могла теперь подготовить крупнейшую операцию на любом другом участке. И пока фашисты ожидали наступления на юге, операция готовилась в центре, в Белоруссии, против немецкого выступа, выдвинутого к востоку, нависшего над освобожденной Украиной. Начертание линии фронта открывало тут возможности для расчленения и окружения гитлеровских дивизий. А главное – победа здесь выводила советские войска на самые важные направления, на прямой путь к столице Рейха.
К этому времени руководители США и Англии пришли к выводу, что Германия истекает кровью в борьбе с русскими и что теперь советские войска способны сами, без помощи союзников, разгромить фашистскую империю. Причем способны сделать это так быстро, что союзники придут слишком поздно: советские солдаты встанут на всех важнейших перекрестках Европы. Затягивать открытие второго фронта более было нельзя. 6 июня американо-английские войска высадились наконец на территории Франции.
Немцы сочли эту высадку сигналом для русского наступления. Фашисты ожидали удара с часу на час.
Но удара не последовало. Советское командование не торопилось. Может быть, впервые с начала войны оно получило возможность подготовить операцию без спешки, планомерно, тщательно продумав и взвесив все варианты. Кроме того, была еще одна причина, имевшая не столько военное, сколько чисто моральное значение: великое наступление приурочивалось к третьей годовщине начала войны.
22, 23, 24 июня в сражение одно за другим вступали соединения 1-го, 2-го и 3-го Белорусских, 1-го Прибалтийского фронтов, части и корабли Днепровской военной флотилии, сотни партизанских отрядов, действовавших в немецком тылу. На семьсот километров протянулась огненная полоса боев: в этой полосе советское командование бросило в наступление два с половиной миллиона человек, более 45 тысяч орудий и минометов, 6 тысяч танков и 7 тысяч самолетов. Эта могучая волна смыла немецкие укрепления и тяжкой грохочущей лавиной покатилась на запад.
Так началась расплата!

* * *

Вчера в этом лесу были немцы, и наши войска прорывали здесь вражескую оборону. Шквал артиллерийского огня оказался таким сильным, что не уцелело ни одно дерево. Поломаны, расщеплены были стволы сосен, многие сосны выворочены: они лежали пластом, задрав комли с обвисшими жилами корней.
Сбитые верхушки деревьев покрывали собой разрушенные траншеи, осевшие дзоты и блиндажи, разбитые дерево-земляные заборы и трупы – множество трупов, разлагавшихся среди веток, среди искромсанных кустов, на изрытой земле. И разрушенные укрепления, и мертвецы, и воронки, и брошенное оружие – все казалось серым от толстого слоя пыли, а сверху осыпано было листвой и хвоей.
По полю вчерашнего боя деловито расхаживали пожилые солдаты из похоронной команды, стаскивали убитых к холму, на вершине которого, на месте взорванного блиндажа, готовили братскую могилу. Иногда бойцы криками звали санинструктора, значит, кто-то из тех, кого посчитали мертвым, подавал признаки жизни…
По дороге катилось два встречных потока. На запад, вслед за войсками, шли автомашины и тягачи с пушками, грузовики и повозки с боеприпасами. Колоннами двигались батальоны из вторых эшелонов. А навстречу везли раненых, гнали пленных.
Километрах в десяти от леса гремела сильная канонада: там, в стороне Глуска, наши войска прорывали вторую оборонительную полосу немцев. А здесь, среди искалеченных деревьев, было тихо, и даже уцелевшая кукушка подавала время от времени свой голос.
В лесу сосредоточился отряд подполковника Бесстужева, сформированный для развития прорыва. Отряд такой, что не уступит любому полку. Стрелковый батальон, рота разведчиков, рота противотанковых ружей и взвод саперов разместились на двадцати автомашинах и на броне танков, которых выделили Бесстужеву тоже целый батальон. Кроме того, к машинам прицеплены были четыре противотанковых и четыре полевых орудия. Рота самоходок и мотоциклисты укрылись в глубине леса.
Взято горючее и боеприпасы. Командиры снабжены картами, радисты знают позывные и номер волны. Задача доведена до каждого бойца, ждали только команды.
Юрий, сняв сапоги, лежал на плащ-палатке. Вторая плащ-палатка, наброшенная на оголенный куст бузины, спасала от солнца. Казалось, что он подремывает, уронив голову на туго набитую полевую сумку. И никто не догадывался, как волнуется сейчас подполковник, сколько мыслей и воспоминаний проносится у него в голове.
Да, три года! Круг почти замкнулся, война привела его в те же места, где служил в далекое, сказочное и невероятное мирное время. Служил молодой румяный лейтенант с белесыми бровями; застенчивый лейтенант, красневший и перед начальством, и перед женщинами, и даже перед своими подчиненными. У него была любовь, у него был друг – чего бы еще желать?! А он, глупый, мучился ревностью, встречая бывшего мужа своей Полины… Да разве имело это хоть какое-то значение? Важно было одно: они любили друг друга. Вот и все. Очень просто. Он еще не умел тогда ценить жизнь, не умел по-настоящему радоваться и беречь радость.
Юрий пошевелился, сорвал травинку и перекусил ее. На губах остался привкус горечи, как от горелой взрывчатки. Вдали снова торопливо прокуковала кукушка. Да, круг замкнулся. Вот лежит он, огрузневший подполковник с коричневым морщинистым лицом, с уродливым шрамом от виска через всю щеку, лежит одинокий человек, потерявший любимую женщину и друзей, видевший тысячу смертей. Его загрубевшие руки оборвали много жизней, его сердце ожесточилось; за три года он так привык к стрельбе, к холоду, к грязным портянкам, к водке с консервами и солдатской махре, что ему трудно представить, как можно жить иначе. Он даже опасался оказаться в какой-то другой обстановке, среди других людей. Тут он был на месте, знал свое дело, знал бойцов. Служба, война поглощали все его мысли, и это было хорошо, потому что он боялся остаться без привычного круга забот, наедине с собой. Он был благодарен генералу Порошину за то, что тот, уезжая на новое место, не забыл Бесстужева. Не важно было Юрию, что генерал доверил ему полк, что прибавилась звезда на погонах. Тронула его забота Порошина. Ведь ни один черт на этом свете не думает, не ждет, не вспоминает Бесстужева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55