И в солдатских колоннах, и отдельными группами шагали гражданские, все при оружии: то ли партизаны, то ли бесстужевские добровольцы, то ли самодеятельные отряды, поднявшиеся за армией и не успевшие еще влиться в воинские части. Вслед за саперным батальоном без строя двигалась кучка стариков плотников с топорами за поясом и с пилами на плечах. Решили, видно, бородачи, что не обойдутся без них на переправе: надо ведь и плоты вязать, и мосты рубить.
По проселкам пылило несметное множество крестьянских подвод. Тут командовали бабы да девки, везли продовольствие, лодки, снаряды, бочки с горючим, гнали коров для походных кухонь. В этих обозах было особенно шумно и весело.
– Не то что армией – народом идем! – восторженно рассказывал Игорь начальнику политотдела, возвратившись из поездки. – Таким валом валим, что Днепр ладонями вычерпаем и по сухому дну переправимся!
Темп преследования был столь стремительным, что километрах в ста от реки немцы вообще прекратили сопротивление, стараясь унести ноги. Они не успевали теперь жечь села и угонять жителей.
Чтобы не оторваться от противника, генерал-майор Порошин сколотил и бросил к реке передовой отряд: восемнадцать танков и два батальона пехоты на броне и на автомашинах. Вместе с отрядом пошли полковые и дивизионные политработники.
Головные танки дважды врезались в хвост немецких пехотных колонн. Фашисты врассыпную удирали от дороги, их поливали огнем из автоматов и пулеметов, но не останавливались, неслись дальше, через просторные поля, через длинные украинские села, мимо белых мазанок, мимо вишневых садочков.
Игорь обняв левой рукой ствол танковой пушки, чтобы не скатиться под гусеницы, правой подносил к глазам бинокль, все ждал, когда же откроется впереди широкий простор Днепра.
Не думал и не гадал старший лейтенант Булгаков, что в сотне километров южнее, ближе к Киеву, в этот самый час вышел к реке его закадычный дружок, гвардии лейтенант Виктор Дьяконский. Вышел пешком, отмахав за три дня сто двадцать верст, на целые сутки опередив свой полк. Под бомбежками, в стычках с немецкими арьергардами истаяла его рота, многие потерялись в пути, не выдержав бешеного темпа марша.
Привел он с собой девять автоматчиков, сержанта Гафиуллина, будто сросшегося с ручным пулеметом, и бронебойщика Изю Воловича, шатавшегося под тяжестью длинного ружья. Волович не бросил его, хотя оно было сейчас совершенно бесполезным, потому что второй номер погиб еще позавчера, а вместе с ним пропал весь запас патронов к ружью. И вообще было невероятно, как этот бледный худенький паренек не отстал, не сломился в пути, не упал замертво, вытянув окровавленные стертые ноги. Виктор, проникшийся уважением к Воловичу, сказал бойцам, что дошел бронебойщик потому, что родился и вырос на берегу этой реки, потому что в Киеве жила его большая семья: он наверняка знал, что от всей семьи никого не осталось в живых, но хотел верить, что это не так, что фашисты еще не успели, что он дойдет, спасет своих сестер и братишек…
Одиннадцать бойцов и сам Дьяконский сто верст, через всю опустошенную, выжженную немцами «мертвую зону» пронесли на своих плечах рыбачью лодку, взятую на реке Орель, а со вчерашнего дня несли еще и две двери, подобранные на пепелище.
Свое богатство сложили они в кустах на низком луговом берегу и побежали к реке. Пили жадно, прильнув к прохладной зеленоватой воде. Не пил только выносливый крепыш Гафиуллин. Он стоял на бугорке, охраняя ребят. Обмахивал пилоткой разгоряченное лицо, бритая голова красновато блестела в лучах вечернего солнца. А Изя Волович, сидя в воде по пояс, смывал кровь, запекшуюся на распухших ступнях.
Прищурив глаза, Виктор смотрел на западный берег, высившийся темной стеной. Острыми казачьими пиками торчали там верхушки деревьев. Это место Дьяконский выбрал на карте еще вчера и теперь был доволен, что не ошибся.
Сколько раз доводилось ему держать оборону на реках! От Прони до самого Дона – все и не пересчитаешь! Кое-какой опыт имелся. Он знал: сколько бы сил ни подтянули к Днепру немцы, они не могут создать сплошную мощную оборону на сотни верст. Они сосредоточат войска в крупных населенных пунктах, в узлах дорог, в местах, удобных для форсирования водной преграды. А то место, которое выбрал Виктор, удобным не назовешь, скорее наоборот. От дороги далеко. Левый берег болотистый, кочковатый. В низком кустарнике не укроешь от авиации скопления войск. Зато правый берег крут и обрывист, высаживаться на него трудно. Немцы на таких участках форсирования не ожидают. Контролируют их дозорами, патрулями, разъездами.
Одного автоматчика Виктор послал с донесением к командиру батальона. Двум бойцам велел остаться на берегу «маяками», встретить подразделения. Хотел оставить Воловича, но бронебойщик отчаянно запротестовал: ведь Киев – на той стороне!
– Ладно, – сказал Дьяконский. – Бросай свою пушку и иди в лодку.
Волович с сожалением положил ружье на травянистую кочку.
В сумерках лодка отчалила от берега. Виктор и автоматчик гребли малыми саперными лопатками. На носу с ручным пулеметом Гафиуллина изготовился Волович. Сам Гафиуллин, раздевшись, плыл в холодной воде, держась за дверь. Возле другой двери, сложив на нее обмундирование, плыл полтавчанин Майборода. Обе двери были привязаны веревкой к корме лодки, и это замедляло движение. Мешало и течение, сносившее маленький караван.
Далеко на севере белыми гроздьями взлетали ракеты, похожие на цветки ландыша. Несколько раз прогудели в небе самолеты. А здесь было совсем тихо, только хлюпала вода под лопатами да изредка отфыркивались пловцы. Виктор думал: если немцы заметили их, то крышка. Подпустят поближе к берегу и срежут в упор. Достаточно одной очереди.
Видимо, тем же тревожились и бойцы. Эх, ребята! Теперь уж нервничай или нет – ничего не изменишь!
– Волович, – негромко сказал Виктор.
– Слушаю!
– Ты до войны кем был?
– Что-о-о? – дернулся тот.
– На художника, говорят, учился?
– Лейтенант, что это вы? Да идите вы к черту!
– Я тебе почертю! – пригрозил, усмехаясь, Виктор. – Ишь, герой! Гауптвахты не пробовал?!
Автоматчик рядом с Дьяконским фыркал по-кошачьи, то ли от смеха, то ли от удивления.
– Лейтенант, я в порядке, – шепнул Волович.
Виктор промолчал, а минуты через две предупредил:
– Увидишь подозрительное – бей сразу!
– Я в порядке, – повторил Волович, прилаживаясь плечом к пулемету.
Черный берег навис над головой как-то сразу, гребцы не успели притормозить, врезались в густой кустарник. Сухая ветка сбила с Воловича пилотку, оцарапала лоб. Виктор ухватился руками за гибкие прутья, медленно сполз в воду.
По откосу карабкался на четвереньках, стараясь не шуметь. Замирал, прислушиваясь. Нет, опасности вблизи не могло быть. В самом деле, не станут же немцы дежурить под каждым кустом. В полукилометре от берега есть высота с отметкой «109», там они могли выставить наблюдателей, охранение. А ночью, на берегу – вряд ли!
Автоматчик, минуту передохнув, погнал лодку назад за оставшимися товарищами. Дьяконский предупредил: через полтора часа Волович начнет сигналить из кустов фонариком, чтобы гребцы ориентировались.
Сидеть всем возле воды и ждать – не имело смысла. Виктор, Гафиуллин и Майборода поднялись по крутому откосу. К высоте «109» вела старая просека, заросшая высокой жесткой травой. Тропы на просеке не было, значит, к воде по ней не ходили. И все-таки Виктор приказал соблюдать полную тишину. Двигались медленно, крадучись, от дерева к дереву.
Долго лежали в траве, глядя на высоту. И только когда убедились, что нет на ней никакого движения, ползком поднялись по склону.
Да, это была удача! Лучшую позицию для обороны найти трудно. Перед высотой тянулось ровное поле, за ним пролегала дорога. Если немцы появятся, то наверняка со стороны дороги. Они пойдут по открытому месту, а у Виктора сзади кустарник и густой лес.
За трое суток ребята измотались, но на отдых не оставалось времени. Решили спать посменно. Майборода лег на два часа, а Дьяконский и Гафиуллин принялись рубить лопатками закаменевшую в летнюю сушь землю. До рассвета требовалось оборудовать окопчики, хотя бы неглубокие, на первый случай.
К утру на высоте «109» собралось семь человек (двух автоматчиков Дьяконский оставил возле воды наблюдать за рекой). С Днепра поднялся негустой, но холодный туман, скапливался в низинах, оседая на траве крупными каплями. Стали видны следы колес – кто-то недавно подъезжал с дороги на мотоцикле. «Значит, наведываются сюда немцы», – понял Виктор.
Бойцы заканчивали окопы. Гафиуллин резал траву и ветки, охапками раскладывал их перед бруствером, чтобы при необходимости замаскироваться.
Виктор надеялся, что до вечера немцы не обнаружат их. А там подойдет полк, подойдет вся дивизия.
Фашисты, конечно, сразу заметят такое скопление, бросят сюда резервы. Но место для переправы обеспечено. Часа три-четыре Дьяконский продержится на высоте, а за это время переправятся с того берега и стрелки, и артиллеристы. Главное – удержать этот клочок земли с господствующей высотой.
Так он рассчитывал. Но получилось иначе. Часов в восемь, когда рассеялся туман, на дороге появился немецкий танк. Возле него мельтешили с десяток мотоциклистов, сворачивали на тропинки, рассыпались по полю, исчезая среди кустов, и опять возвращались к медленно ползущей машине.
Два мотоцикла повернули по старым следам к высоте «109». Ехали безбоязненно, быстро. Треск моторов стремительно приближался. Немцев подпустили метров на тридцать и открыли огонь – ничего другого не оставалось. Стреляли трое: Дьяконский, Майборода и Волович. Три очереди – и немцы вылетели из седел, а те, что сидели у пулеметов, сникли, сползли на дно колясок.
В ответ ударила танковая пушка. Снаряды пронеслись левей высоты и разорвались в гуще деревьев. Фашисты не разобрались, кто и откуда стрелял. Мотоциклы сбились вокруг танка, немцы, по-видимому, совещались.
Танк развернулся и медленно пошел к высоте, а мотоциклисты остались в безопасном отдалении. Тяжелая машина двигалась осторожно, то и дело останавливалась, угрожающе поводя тонким пулеметным стволом. А вокруг все было тихо и мирно. Сыпались с деревьев желтые листья, нежарко пригревало осеннее солнце. Только трупы мотоциклистов, черными мешками валявшиеся в траве, нарушали эту идиллию.
Возле опрокинувшегося мотоцикла танк остановился и начал строчить по высоте, по деревьям. Потом пополз дальше, в узкое горло просеки. Продвинется метров пять, полоснет очередью и снова вперед.
Шесть противотанковых гранат имели при себе бойцы Дьяконского. Изя Волович глазами спрашивал: можно? А у Виктора в трудные моменты голова работала всегда точно и быстро. Мотоциклисты далеко, их пулеметные очереди не страшны. Танк один. Он слепой. Он видит только то, что перед ним.
Сбросив сапоги, Виктор на бегу кинул Воловичу:
– Плащ-палатку, за мной!
И тот, молодчага, понял, покатился по склону вслед за своим лейтенантом.
Подкравшись сзади, Дьяконский вскочил на корму. Горячая решетка жалюзи обожгла босые ноги. Бесшумно ступая, он подобрался к башне и накинул на нее плащ-палатку, закрыв смотровые щели. Волович точно так же закрыл смотровую щель механика-водителя.
Немцы, конечно, были обескуражены. Ни стука, ни выстрелов, и вдруг – темнота. Танк ткнулся вперед, потом назад и остановился, чуть накренившись – гусеница попала в канаву.
Прошла минута, другая. Прижав коленями плащ-палатку, Виктор поднял над головой трофейную гранату-лимонку. Он не видел, что происходило вокруг, не слышал, как заливаются пулеметы немецких мотоциклистов, как отвечает им Гафиуллин. Он напрягся, стараясь не пропустить момент. Вот что-то звякнуло под броней. Виктор присел. Крышка люка откинулась рывком, высунулась рука с пистолетом. Немец выстрелил наугад, на всякий случай. Дьяконскому опалило щеку. И все же он успел сунуть в люк гранату, прежде чем крышка захлопнулась.
– Долой! – заорал он, падая с танка.
Волович ринулся вниз. Сразу грохнуло. Потом еще. Виктор отполз за дерево и оглянулся. В машине рвались снаряды. Взрывная волна откинула крышку, из люка полз черный дым, стремительно вылетали языки пламени.
– Работа! – восторженно кричал Волович. – Вот это работа!
Он даже притопывал забинтованными ногами, не чувствуя боли в ступнях.
Немецкие мотоциклисты постреляли еще минут десять и укатили. Бойцы весело переговаривались. А у Виктора кошки на сердце скребли. Сколько времени понадобится фашистам, чтобы посадить на машины воинскую часть и перебросить сюда? К полудню пожалуют…
Фрицы переполошились не на шутку. Минут через сорок над лесом появилась девятка бомбардировщиков. Виктор подумал, что это уж слишком! Такой щедрости он даже не ожидал.
Самолеты сделали несколько заходов, разыскали высоту. И, пожалуй, не нашли бы ее, если бы не черный остов сгоревшего танка.
Бомбардировщики разделились. Три штуки явно метили на высоту «109», а остальные вдруг повернули и ушли за реку. «Ага! Значит, наши близко», – сообразил Дьяконский, прижимаясь к шершавой глине на дне окопа.
Вот сейчас будет рев, свист, ураган, грохот. Надо открыть рот, чтобы не оглушило. Надо перетерпеть несколько минут… Всего несколько минут… Вот, началось!
… Когда он поднялся из окопа, в дымном воздухе густо кружились сорванные с деревьев листья. Одна бомба добила немецкий танк, развалила его на части. Еще несколько угодили в склон высоты, двое автоматчиков лежали мертвыми. Изя Волович перевязывал бритую голову Гафиуллина.
– Стрелять можешь? – спросил Виктор.
– Могу, командыр, – морщась, кивнул тот.
Теперь они остались впятером. Вскоре с берега прибежал еще один боец, доложил радостно, что на той стороне появились наши, что уже спускают с грузовиков плоты и лодки. Потом пришел связной командира батальона. Виктор отправил его обратно с короткой запиской: просил поторопиться и подготовить артиллерийский огонь по дороге.
Связной еще не успел убежать, когда Волович крикнул, что видит колонну автомашин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55