– Я настолько устала от восьмичасового ожидания, – сказала она, – что не в состоянии отвечать на вопросы.
Со стороны правительства послышались крики: «Продолжать… продолжать…»
– Для вас приготовлен стул, госпожа Кларк, – ответил ей председатель.
– Стул не поможет мне избавиться от страшной усталости, – сказала она.
Ей разрешили уйти, несмотря на протест правительства, требовавшего немедленного продолжения допроса. Оппозиция заявила, что гораздо гуманнее отложить допрос. Господин Каннинг закончил дискуссию предложением допросить господина Даулера и выяснить у него, общался ли он с госпожой Кларк после допроса. И вновь был вызван господин Даулер.
– Общались ли вы с госпожой Кларк после того, как вы покинули свидетельское место?
– Я только предложил ей выпить чего-нибудь прохладительного – она неважно себя чувствовала. Я принес ей вина и стакан воды и поставил все это рядом с ней.
– Вы рассказывали ей, о чем вас спрашивали на допросе?
– Нет.
– Как долго вы находились в комнате с госпожой Кларк?
– Пять-десять минут. К тому же вокруг нее собрались какие-то джентльмены и спрашивали ее, не нужно ли ей что-либо.
– Вас предупреждали, что вы не имеете права общаться с госпожой Кларк?
– Нет. Но я об этом догадывался.
– И действовали на основе догадок?
– Да.
Заседание закончилось, и был объявлен перерыв до четверга.
Сегодня вечером госпожа Кларк не поедет в отель «Рейд», не будет трястись в наемном экипаже до Сен-Мартин Лейн, она поедет домой на Вестбурн Плейс и ляжет спать. Еще в три часа она была преисполнена готовности выступать перед судом и давать показания, но время шло, ее не вызывали. Ей даже не удалось встретиться с Фью, аукционистом, который жил в Блумсбери, и с Биллом. Билла держали целую вечность, и когда она попросила чиновника, сидевшего в комнате для свидетелей, узнать, что происходит, он ответил:
– Они роются в грязи. С кем вы были, когда он впервые встретился с вами, и где, и в какое время.
Казалось, о Френче и о наборе рекрутов давно позабыли. Единственное, что их интересовало, – это ее прошлое, все ее тайны, а Билл, который купил у нее должность только ради нее и который так ненавидел и стыдился подобных сделок, сейчас, опять же ради нее, вынужден проходить через этот кошмар.
Когда он вышел из зала, у него был ужасно изможденный вид, казалось, он постарел на много лет.
– Я отдал бы все свои деньги, лишь бы не участвовать во всем этом.
Перед отъездом из палаты ее предупредили, что до окончания слушания она не должна разговаривать с другими свидетелями. Билл не должен приходить к ней, она не может увидеть его, им запрещено любое общение. Слава Богу, ей дали передышку до четверга, слава Богу, она сможет спокойно лежать с закрытыми глазами в комнате, погруженной в полумрак. Ни Додда, ни полковника Уордла, никого, кто может потревожить ее. Даже у Чарли хватило ума оставить ее в покое.
Господи! Как же она ненавидит этот мир, который внезапно ополчился против нее. Ее имя не сходит с газетных полос, на нее показывают пальцем. Даже уличные мальчишки пишут на ее дверях всякие гадости, а на днях кто-то запустил ей камнем в окно.
– Это все от невежества, мэм, – сказала Марта. – Вряд ли им известно, что своими действиями вы помогаете им сохранить их хлеб с маслом и не остаться голодными. Они не понимают, что вы пытаетесь спасти страну от надвигающейся тирании.
Что это Марта там читает? «Пиплз Глоуб»? Она закрыла глаза и уткнулась в подушку.
Ей никуда не деться. В четверг, в три часа, все начнется опять.
Глава 3
В четверг, после предварительного заседания, полковник Уордл заявил суду, что необходимо вызвать для дачи свидетельских показаний госпожу Мери Энн Кларк.
Парламентскому приставу приказали вызвать ее, но, прежде чем она появилась в зале, прошло некоторое время; Когда же она заняла место для свидетелей, все увидели, что она чем-то расстроена, и отовсюду раздались крики: «Стул, стул», – так как члены парламента решили, что она плохо себя чувствует. Однако она осталась стоять и, повернувшись к скамьям, где сидели представители правительства, сказала:
– Я считаю, что мне нанесли оскорбление, заставив прийти сюда. Мне с огромным трудом удалось выбраться из экипажа, который обступила толпа, а посыльный не смог защитить меня. Я послала за парламентским приставом, чтобы он проводил меня в вестибюль. Поэтому я и задержалась.
Ей дали несколько минут, чтобы прийти в себя, и полковник Уордл начал допрос по поводу ее сделки с полковником Френчем. Она ответила, что и полковник, и капитан Сандон постоянно приставали к ней с просьбами и что она всегда передавала прошения полковника Френча герцогу, не читая их, – она считала, что Его Королевское Высочество сам способен разобраться. Увидев, что она еще не оправилась после происшествия на улице, полковник Уордл собрался было прекратить допрос и отпустить ее, но господин Крокер, от правительства, встал и спросил ее:
– Сколько лет вы знакомы с господином Даулером?
– Девять или десять лет. Я точно не помню.
– Вы были должны ему какие-то деньги?
– Я не помню, чтобы когда-либо была должна джентльмену.
– Назовите имена всех джентльменов, с которыми встретился господин Корри в вашем доме в январе?
– Если я это сделаю, ни один приличный мужчина больше никогда не появится в моем доме.
Казалось, раздавшийся в зале хохот только поддержал свидетельницу: она подняла голову и пристально взглянула на господина Крокера.
Члены парламента по очереди поднимались и расспрашивали ее о доме на Глочестер Плейс, о том, кто платил за дом, когда она впервые обратилась к герцогу с просьбой о повышении, запоминала ли она обстоятельства сделок или записывала в блокнот.
– Если ко мне обращался один человек, я полагалась на свою память или на память Его Королевского Высочества, но если мне приносили список, я отдавала его герцогу. Но списки писала не я. Однажды принесли очень длинный список.
– Этот список существует?
– Нет. Я приколола его на полог нашей кровати, и наутро Его Королевское Высочество забрал его. Позже я видела его в бумажнике герцога.
Раздался громкий смех со стороны оппозиции.
– Вы помните, от кого конкретно вы получили этот список?
– Думаю, или от капитана Сандона, или от господина Донована, но оба будут отрицать это.
– Вы получали много писем с прошениями?
– Сотни.
– А вы показывали эти письма, в которых содержались обещания заплатить вам деньги, Его Королевскому Высочеству?
– Он был осведомлен обо всех моих действиях.
Так как ее ответ привел представителей правительства в замешательство, полковник Уордл вызвал своего следующего свидетеля, мисс Тейлор, которая, покраснев и чувствуя себя очень неловко, сменила у барьера госпожу Кларк.
– Часто ли вы, – спросил ее полковник Уордл, – заезжали на Глочестер Плейс в тот период, когда госпожа Кларк находилась под покровительством герцога?
– Очень часто.
– Вы когда-либо слышали, чтобы герцог Йоркский разговаривал с госпожой Кларк о наборе рекрутов полковником Френчем?
– Только один раз.
– Расскажите, пожалуйста, что тогда произошло.
– Насколько я помню, герцог сказал: «Меня постоянно беспокоит полковник Френч. Он требует от меня все больше и больше». А потом, повернувшись к госпоже Кларк, он сказал: «А как он ведет себя по отношению к тебе, дорогая?» – может, он назвал ее другим ласковым словом. А госпожа Кларк ответила: «Сносно. Не могу сказать, что прекрасно». Вот и все.
– Это был весь разговор?
– Потом герцог сказал: «Френч должен решить, наконец, что ему надо, иначе я положу всему этому конец, это касается и его самого, и набора рекрутов». Герцог использовал именно это выражение.
Полковник Уордл заявил, что у него нет больше вопросов к свидетельнице. Она повернулась, собираясь уйти, но тут поднялся министр юстиции. Со стороны представителей оппозиции раздался сочувственный шепот.
Голос, зазвучавший так мягко и вкрадчиво, когда допрашивали госпожу Кларк, теперь стал резким и жестким.
– Как давно вы знакомы с госпожой Кларк?
– Около десяти лет. Может, дольше.
– Где вы познакомились с ней?
– В доме в Бейсуотере.
– С кем вы жили в Бейсуотере?
– С моими родителями.
– Кто ваши родители?
– Мой отец – дворянин.
– С кем вы живете сейчас?
– С сестрой.
– Где вы живете?
– В Челси.
– В меблированных комнатах или у вас есть дом?
– В собственном доме.
– У вас есть профессия?
– Если содержание пансиона можно назвать профессией.
– Кто жил с госпожой Кларк на Крейвен Плейс?
– Когда мы с ней познакомились, с ней жил ее муж.
– А кто жил с ней после?
– Его Королевское Высочество герцог Йоркский.
– А не жила ли она с каким-либо другим мужчиной?
– Мне об этом ничего не известно.
– Вы состоите с ней в родственных отношениях?
– Мой брат женат на ее сестре.
– Чем занимался ее муж?
– Я всегда считала его состоятельным человеком.
– Вы жили с ней на Тэвисток Плейс?
– Я вообще никогда не жила с ней.
– Вы когда-либо ночевали в ее доме?
– Да, изредка.
– Вы считали ее скромной, порядочной женщиной, когда она жила на Тэвисток Плейс?
– Она жила со своей матерью. Больше мне ничего не известно.
Свидетельница была вся в слезах. Со стороны представителей оппозиции раздался негодующий ропот. Министр юстиции не обратил на это внимания.
– По чьей просьбе вы согласились давать показания?
– По просьбе госпожи Кларк.
– Вы знакомы с господином Даулером? – Да.
– Говорила ли вам госпожа Кларк, что она представила герцогу Йоркскому господина Даулера как своего брата?
– Нет, никогда.
– Сколько времени прошло с тех пор, когда вы слышали разговор Его Королевского Высочества и госпожи Кларк, касающийся полковника Френча?
– Не могу точно сказать. Разговор происходил на Глочестер Плейс.
– Вы когда-либо встречали полковника Френча в доме на Глочестер Плейс?
– Я слышала, как дворецкий объявлял о его приходе. Но мне трудно сказать, представляли нас друг другу или нет.
– И через пять лет вы дословно помните использованные в разговоре выражения?
– Я много думала о том разговоре.
– Что заставило вас думать о нем?
– Мне стало любопытно, о ком они говорят.
– В какое время года происходил разговор?
– Я не помню.
– Зимой или летом?
– Я не помню.
– Однако вы уверены в точности высказываний?
– Да.
– Вам не кажется это странным?
– Нет.
– Действительно ли дела вашего отца находятся в плачевном состоянии?
Возникла минутная пауза, а потом свидетельница тихо ответила:
– Да.
– Сколько у вас учениц?
– Двенадцать.
– Сколько лет вашей младшей ученице?
– Семь.
В зале раздались громкие крики: «Нет, нет…», так как все увидели, что мисс Тейлор крайне утомлена. Министр юстиции пожал плечами и сел. Мисс Тейлор сказали, что она может идти.
Господин Крокер вызвал госпожу Мери Энн Кларк для дальнейшего допроса. В течение часа он расспрашивал ее о доме на Глочестер Плейс, о количестве слуг, о том, где спали слуги, кто платил им, сколько у нее было экипажей, сколько лошадей, какие драгоценности она носила, закладывала ли она свои бриллианты. Потом, бросив взгляд на переданную ему министром юстиции бумагу, господин Крокер спросил:
– Вы когда-либо жили в Хэмпстеде?
После небольшой паузы свидетельница ответила:
– Жила.
– В каком году?
– С конца 1807 до середины 1808 года.
– В чьем доме вы жили?
– В доме господина Николса.
– В этот период вы пользовались своим именем?
– Да.
– Вы когда-нибудь называли себя госпожой Даулер?
– Нет, никогда.
– Сколько раз вы виделись с господином Даулером после его возвращения из Португалии?
– Я виделась с ним в прошлое воскресенье в моем доме и сегодня, в комнате для свидетелей.
– Значит, вы больше не встречались с ним после его возвращения в Англию?
– Полагаю, достопочтенный джентльмен сам может ответить на этот вопрос, так как чердачное окно в его доме выходит на окна моего дома.
Со стороны оппозиции раздался свист и громкие аплодисменты.
– Вы уверены, что больше не встречались с господином Даулером?
– Если достопочтенному джентльмену так хочется и если это приведет к чему-нибудь, я могу ответить, что виделась с ним чаще. Я не собираюсь скрывать, что господин Даулер мой близкий друг.
– Где еще вы виделись с господином Даулером после его возвращения?
– В его отеле.
– Когда?
– В первый же вечер после его возвращения. Но я держала это в секрете, так как не хотела, чтобы члены моей семьи или чужие люди знали о нашей встрече в тот вечер.
– И долго вы находились с господином Даулером?
– Я сообщила, что находилась в обществе господина Даулера. Я хочу спросить у председателя, считает ли он этот вопрос пристойным, пристало ли палате общин задавать подобные вопросы.
Поднялся господин Вилберфорс и заявил, что это совершенно некорректный и аморальный вопрос, что комитет не имеет права вмешиваться в личную жизнь свидетельницы. Но его слова затонули в гневных выкриках, и господин Крокер повторил свой вопрос.
– Ваше пребывание в четверг у господина Даулера закончилось после полуночи?
– Мой визит закончился в пятницу утром.
К сильнейшему разочарованию представителей всех парламентских партий, господин Крокер прекратил дальнейшие расспросы, и заседание объявили на сегодня закрытым.
Когда госпожа Мери Энн Кларк шла к своему экипажу, к ней подбежал посыльный и протянул записку. Она прочла ее и обратилась к посыльному – Ответа не будет.
Приехав домой на Вестбурн Плейс, она засунула записку за раму зеркала, рядом с открытками, полученными на день св. Валентина. Записка была подписана инициалами всем известного члена парламента от тори: «Как насчет трехсот гиней и ужина сегодня?»
Глава 4
Расследование палаты общин стало предметом всеобщего интереса. О войне на полуострове позабыли, ежедневно ведущие газеты публиковали подробную запись всех выступлений. Наполеон и Испания имели второстепенную важность. Памфлетисты строчили без устали, карикатуристы и сочинители стишков в поте лица трудились над описанием Великой Дискуссии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52