Первый отсек интенсивно заполнялся водой через трещины в прочном корпусе. Хорошо, что аварийная команда во главе с помощником командира успела по тревоге проскочить туда: сразу после взрыва во всех отсеках были наглухо задраены переборочные люки. Таков порядок. Борьба за жизнь корабля ведется поотсечно до последней возможности. И никто без приказа командира корабля, даже при угрозе гибели, не имеет права покинуть отсек.
Второй отсек, где находились стеллажи торпед и яма с аккумуляторными батареями, тоже был основательно поврежден. Центр взрыва мины, видимо, находился где-то в носовой части лодки. Здесь забортная вода проникала через заклепки, и отсек заполнялся не так быстро. Но вода в этом отсеке представляла сама по себе страшную опасность. Стоило соленой морской воде соединиться с электролитом, который вытекал из потрескавшихся аккумуляторных баков, стал бы выделяться хлор. А короткое замыкание между элементами могло вызвать взрыв и пожар. Вот почему команда электриков во главе со старшиной 1-й статьи Лаврешниковым быстро рассоединяла межэлементные соединения и самоотверженно боролась с поступлением воды.
В районе центрального поста прочный корпус выдержал
удар взрыва, но была повреждена главная балластная магистраль, соединяющая все отсеки с главным осушительным насосом. Кроме того, именно через этот разрыв в трюм центрального поста стремительно поступала вода, так как забортное давление достигало почти шести атмосфер. Были уже залиты помещения агрегатов, радиорубки, и мы лишились радиосвязи. Вода подбиралась к палубному настилу, полностью затопив трюм центрального поста. Команда трюмных во главе с главным старшиной Говоровым, надев маски изолирующих приборов, опустилась под воду и старалась наложить бугели на трещину магистрали.
Тем временем в первом отсеке аварийная команда работала уже по грудь в воде. Моряки накладывали пластыри, подкрепляли их распорками. Так как разошедшийся шов прочного корпуса был большим, то все, чем можно было его законопатить, пошло в ход, в том числе и мой китель. В пятом отсеке, где находились мотористы, вода тоже сочилась через заклепки. Обнадеживало лишь то, что дизеля, электромоторы, горизонтальные и вертикальный рули находились в строю.
Оценив обстановку в первом отсеке, командир приказал дать туда подпор воздуха. Течь из трещины ощутимо сократилась. Вскоре пробоина была заделана. К этому времени трюмные исправили осушительную магистраль. Заработал главный осушительный насос. Уровень воды в аварийных отсеках стал понижаться.
Внутри лодки обстановка более или менее начала приходить в норму. Ну а наверху? Взрыв мины, по расчетам, произошел в пределах видимости наблюдательного поста на Гогланде. Следовательно, чтобы добить нас, противник мог послать катера. Вот почему крайне необходимо было как можно скорее отойти.от этого места.
Как выяснилось впоследствии, фашисты с сигнального поста на острове Гогланд наблюдали взрыв на минном поле и оповестили по радио, что потоплена еще одна советская подводная лодка. Этого, к счастью, не случилось.
Однако впереди были новые испытания. Часам к шестнадцати удалось окончательно справиться с водой и ввести в строй часть освещения. Лодка же, будучи раздифферентованной, не слушалась рулей. Она то валилась на нос, то задирала кверху корму.
Все мы оказались на дьявольских подводных качелях. Хватаясь за что попало, едва удерживались на ногах. По палубе с грохотом и звоном катилось все, что не было закреплено, и все, что сорвало взрывом со своих мест или разбило. Наш корабль, такой чистый и опрятный до взрыва, имел жалкий вид.
Но не зря говорят, одна беда не приходит. Оглядывая пост, я заметил, как напряглось лицо рулевого старшины 2-й статьи Василия Бабича.
- В чем дело? - спрашиваю у него вполголоса.
- Товарищ старший лейтенант, лодка не слушается вертикального руля.
- Переложи руль вправо на 25 градусов, - посоветовал я и стал наблюдать за репитером гирокомпаса. Картушка даже не дрогнула. Я посмотрел на тахометры. Все в порядке. Моторы работали на «Малый вперед».
- Лево на борт! - приказал Бабичу. Картина не изменилась.
Сомнений быть не могло - мы уперлись в какое-то препятствие. Это могла быть скала, а могло быть затонувшее судно, их тогда немало находилось на дне Финского залива. Момента, когда мы уперлись в препятствие, никто не заметил.
Доложил свои соображения командиру. Он приказал застопорить ход. И мы снова оказались намертво связанными с грунтом. Ощутимо чувствовалось кислородное голодание. Говорить стало тяжело. Чтобы что-нибудь сказать, надо было полной
грудью вобрать в себя воздух, а потом на выдохе произнести нужную команду.
В горячке мы сначала не заметили, что во время взрыва почти все получили ранения. Но главное было не это. Каждый понимал, что мы застряли где-то на сорокаметровой глубине…

* * *
И все-таки они вырвались и из этой западни. Вернулись в родной Кронштадт. Вернулись для того, чтобы однажды встретить свою Победу в том же море, в тех же водах, в которых единоборствовали со смертью наедине с бесстрастной судьбой.
Второй вопрос, который я задал обоим собеседникам, звучал так: где и как вы встретили последний день войны?
Адмирал Флота Г.К. Егоров:
Последний день войны я встретил там же, где и первый - на мостике подводной лодки. Только в мае 1945 года я стоял на мостике не как штурман, а как командир подводной лодки М-90. В тот последний боевой поход мы вышли на рассвете 9 мая 1945 года из финского порта Турку. Около 17 часов незадолго до погружения, на мостик спешно поднялся лейтенант Ярушников, выполнявший обязанности шифровальщика: «Срочная радиограмма из штаба!»
«Раскодируйте ее да побыстрее!»
Пока шла расшифровка - ломал голову: что там могло случиться? Дают наведение на цель? Смена позиции?…
Лейтенант снова взлетает на мостик, лицо сияет. Читаю строчки и не верю глазам: «Война окончена. Возвращайтесь в базу. Повторяю для ясности: возвращайтесь в базу. Верховский». Что поднялось в душе - не расскажешь, не опишешь… На обратном курсе обошел отсеки и поздравил свой экипаж с победой. Внутри прочного корпуса гремело мощное «Ура!»…
Контр-адмирал Эрих Топп:
В самом конце войны я командовал подлодкой новейшего проекта - ХХ1 серии -. Это была большая океанская субмарина - самая скоростная в мире. В свой последний поход вышел из Германии 1 мая 1945 года. Приказ о безоговорочной капитуляции принял в Норвежских водах 7 мая. Первая мысль - затопить подлодку, сославшись на то, что шифровальщик не смог правильно разобрать радиограмму. Но тут поступило новое указание гросс-адмирала Деница с категорическим запретом не только не топить подводные лодки, но и не портить их. Мы полагали, что гросс-адмирал действует по принуждению и потому имеем право поступать так, как подсказывает офицерская честь. Однако командующий подводными лодками Западного района отверг нашу точку зрения.
8 мая флаг на U-2513 был спущен, а 9 мая мы затопили все торпеды, уничтожили новейшую аппаратуру связи, секретные документы… 16 мая на лодку прибыли англичане, подняли свой флаг. Весь экипаж отправили в лагерь, меня же и еще пятерых ключевых специалистов оставили на лодке.
Дело в том, что к U-2513 проявили большой интерес американцы, они ее и забрали к себе. Их очень интересовала конструкция наших рулей, идеально приспособленных для больших скоростей подводного хода. Они хотели применить такую же для своих будущих атомных подлодок. Было грустно пересекать Атлантику в качестве военнопленных да еще под американским флагом на мачте. Шли разумеется, в надводном положении в эскорте американского корабля. Пришли во Флориду - в базу американских подлодок в Джексонвилле.
Вдруг узнаем, что к нам на борт прибыл президент США Трумэн и что он хочет выйти с нами в море на пробное погружение. Ему очень хотелось увидеть в действии самую совершенную подводную лодку в мире. Он прибыл с охранниками и разместился в центральном посту. Почти весь экипаж составляли американские моряки. Меня представили президенту. Мог ли я подумать, уходя от американских глубинных бомб, что однажды выйду в море с президентом США? Но морская фортуна непредсказуема в еще большей степени, чем ее сухопутная сестра. Вышли… Погрузились. Вдруг сгорел предохранитель и всюду стало темно. Телохранители тут же выхватили пистолеты. Решили, что это начало покушения на президента. Хорошо, что со страху не стали стрелять. Было очень забавно, когда через минуту свет зажегся. Так и стояли с наведенными в разные стороны стволами. Кого они боялись? Призраков германских подводников? - Усмехается Эрих Топп.
Последняя его должность - заместитель начальника оперативного отдела в штабе бундесмарине. Ему пришлось уйти в запас в 1970 году. Тогда ему было 56 лет, мог бы служить и служить, но воспротивились норвежские союзники по НАТО, поскольку в печати Эриха Топпа назвали «убийцей норвежских моряков».
- Да, я потопил норвежский корабль. Это было в Северной Атлантике. Я атаковал конвой шедший из Америки в Англию. Кто мог подумать, что одним из охранявших его кораблей окажется норвежский корвет? Тем более, что атака проводилась ночью.
Правительство ФРГ, чтобы не раздражать своих новых союзников по северо-атлантическому блоку, уволило совсем не старого еще адмирала в отставку.
У Топпа холодный, «змеиный» взгляд, отмечали сослуживцы. Да, взгляд у него не самый добрый…
Верите ли вы в рок, в судьбу?
- Пусть ответом на этот вопрос послужит судьба моего друга, прославленного подводника Вольфганга Люта. Он больше, чем кто бы то ни было провел времени в боевых походах. На его счету 47 потопленных судов. Десятки раз рисковал он своим кораблем и своей головой в Атлантике и Индийском океане. Он казался заговоренным. А погиб на берегу, после капитуляции - от шальной пули часового, которая попала ему в голову и враз уложила. Это провидение. Нельзя играть с судьбой в карты,
- Но ведь вы тоже играли с судьбой в карты. Можно сказать, даже с дьяволом, изобразив его на своей рубке…
Да, я играл… Мы все играли… Но кто знал и кто знает, что записано в Книге Судеб? Это же не вахтенный журнал… Нам пришлось прожить две жизни. В первой жизни мы были беспечными и отчаянными. После сокрушительного падения, подобного падению Икара, мы стали замкнутыми, зажатыми и запутавшимися. Мы пережили падение, но должны разделить ответственность за него. Мы все еще пытаемся за него. Мы все еще пытаемся понять почему так случилось.
Человечество всегда жило в ожидании апокалипсиса судного дня. Многоглавые чудища земных недр и морских пучин давно рвутся наружу, но узда ядерной энергии подтащила их совсем вплотную. Вместо Парсифаля, идеального рыцаря, мы имеем логика, чистого мыслителя, который должен вести своих людей хладнокровно и умно, сохраняя самообладание.
В одной из книг я нашел слова Топпа о своем друге. Он говорил не только о нем, но и своем поколении, если местоимение «он» заменить на «мы»: «Мы не видели зла, заключенного в политической системе Германии, ради которой мы жили и рисковали жизнью ее бездумной гордыни, извращенных добродетелей и ценностей. Мы не видели, что большая часть ценностей ушла в прошлое и погибла. Мы не видели, что наша страна идет сомнительным путем, и ее будущее туманно, так же, как и наше собственное». Повторюсь, это сказано не только об только капитане цур зее Люте, это эпитафия всему поколению немцев, вставших под знамена Гитлера.
Егоров:
Одной из подводных лодок-«малюток», М-102, командовал капитан лейтенант Петр Гладилин. От других подводников он отличался тем, что постоянно (будь то в базе или походе) носил армейскую стальную каску. «В пехоту решил записаться?» - подшучивали над ним моряки. И вот однажды, когда лодка стояла в бухте у острова Лавенсари, Гладилин дежурил на ходовом мостике. На рассвете к бухте внезапно прорвался на малой высоте одиночный «мессершмитт». Он дал очередь из пулемета. Случайная пуля попала Гладилину в голову, а он именно тогда был без каски…
Последний вопрос обоим адмиралам; сначала Эриху Топпу:
- Что бы сказали вашему бывшему противнику по войне и коллеге по оружию адмиралу флота Егорову, если бы встретились с ним.
- Я бы сказал ему, что я не воевал с русскими подводными лодками и не потопил ни одного русского корабля… Каждый из нас честно служил своему флагу и честно выполнял свой долг. В этом - главная доблесть солдата. Рано или поздно все войны заканчиваются. Кто-то обязательно проигрывает, кто-то - побеждает. Историки и политики разбирают наши действия. Но судит нас только Бог.
На подобный же вопрос адмирал флота Егоров ответил так:
- Немецкие подводники, как профессионалы воевали самоотверженно. На морском дне лежат сотни германским субмарин и тысячи немецких подводников. Эрих Топп воевал в Атлантике против Америки… Я на Балтике. Мы оба командовали подводными лодками. Нам обоим повезло - остались живы. Сказал бы я ему при встрече добрые слова? Черт его знает…
На рубке U-552 были нарисованы два танцующих дьявола - красный и черный. Первый символ выживания, второй - уничтожения. Может быть, они и в самом деле знают?
…
Как утверждает немецкая военная статистика, Германия потеряла за годы второй мировой войны 783 подводные лодки. Из 39 000 немецких подводников погибли около 32000, 5000 тысяч попали в плен. Только 7% подводного флота уцелело ко дню капитуляции. Но и союзникам пришлось заплатить немалую цену германским подводникам: 2000 военных кораблей и судов торгового флота общим водоизмещением в 13,5 миллиона тонн. Погибли около ста тысяч военных и гражданских моряков.
Уинстон Черчилль честно признавался: «Единственная вещь, которая по настоящему меня тревожила меня в ходе войны - это опасность, исходящая от немецких подводных лодок».
У Топпа была Атлантика. У Егорова - Балтика. У каждого свой рубеж, свой барраж, своя судьба, своя жизнь. У каждого абсолютно непохожая жизнь, схожая лишь в одном - над головой висел один и тот же Дамоклов меч - крышка верхнего рубочного люка, который каждый из них закрывал и открывал по праву командира подводной лодки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46