– Неужто, не признал? – спросил он, распахивая створки ворот. – Это ж я Васька Гольцов!
Кто такой этот Гольцов и почему я должен его знать, мне было совершенно непонятно.
– Васька! – обрадовался я, только для того, чтобы сделать ему приятное. – Да тебя не узнать, гляди, как вырос, совсем красавцем стал!
– А то! – улыбнулся он во весь рот. – Проходите, я побегу старому хозяину доложу, вот радости-то будет! Я ж сперва подумал, что вы сшить чего хотите, так мы теперь не шьем, мы нынче, по купеческой части! – договорил он уже на ходу.
Мы вошли в дом и прошли в бывшую столовую, теперь, судя по всему, гостиную. Здесь все изменилось. Вместо сундуков, лавок, скамеек, стояла недорогая венская мебель с гнутыми ножками. Я не успел ничего рассмотреть, как в комнату вбежал старик Котомкин и бросился обниматься. Он порядком постарел, но держался молодцом и не выглядел развалиной.
– Радость-то, радость, какая, – говорил он, прижимая меня к себе. – Сколько лет, сколько зим! Я уже и не чаял, что встретимся!
От такой искренней радости мне стало неловко. Я хорошо относился к портному, считал его достойным человеком, но так обрадоваться встрече с ним никогда бы не смог.
– Как вы Фрол Исаевич? – спросил я, когда эмоции поутихли.
– Плохо, Алеша, – грустно сказал он, кажется, впервые называя меня просто по имени. – Осиротел я, оставила меня хозяйка. Уже второй год как преставилась. Живу один бобылем.
– А как Дуня? – спросил я о его дочери, которую в свое время вылечил от «любовной лихорадки», уговорив отца не противиться браку с ее избранником.
– В Петербурге, Семен-то ее большим купцом стал, тыщами ворочает, а я теперь никому не нужен и вроде как на покое. Да что я все о себе, как ты-то? К нам, какими судьбами?
На первую часть вопроса ответить мне было нечего, потому я сразу же перешел ко второй.
– Пожить у вас хочу несколько дней. Мою знакомую в тюрьму посадили, нужно ее оттуда вызволить.
– Живи, сколько хочешь, места у нас много, – не раздумывая, пригласил старик. – Ты я смотрю опять с Иваном? А барышня кто?
– Мы вместе, – опять я ушел от прямого ответа, – барышню зовут Марией Николаевной.
– Васятка, – позвал Фрол Исаевич белобрысого парня, – скажи нашим бабам, пусть приготовят комнаты гостям. У нас теперь все как у благородных, – добавил он, показывая на новую мебель. – Живем, прости Господи, как немцы какие-то, а ведь зятю слова поперек не скажи, сразу: «папаша, вы отсталый». Да, что я все болтаю, садитесь, гости дорогие, где у кого душа лежит.
Мы стали садиться, а Котомкин хоть и ругнул немецкую жизнь, зорко следил какое впечатление производит их новая мебель:
– Так что ты говорил, кого невинно в тюрьму упекли? – спросил он, когда все устроились.
– Старуху-знахарку, – ответил я, – только почему ты думаешь, что невинно? – засмеялся я.
– А кого же у нас по вине сажают? – удивился Фрол Исаевич.
– Бывает, – чисто теоретически, возразил я. – Расскажите, кто из старых чиновников остался в городе? К кому можно обратиться?
– Задача, – по-простому, почесал себе затылок портной. – Почитай из старых, никого уже и не осталось. Городской начальник Киселев от пьянства еще лет десять назад помер, других кого перевели, кто спился, кто на войну ушел. Говорят, будто на нас какой-то Бонапартий с несметным войском прет?
– Точно, прет, – подтвердил я.
– Вот все кто мог и пошли воевать. Будь тут зять Семен, он бы дело враз решил. Он всех теперешних купил с потрохами… А так, даже и не знаю, что вам присоветовать…
– Не знаешь, Антон Иванович, – спросил я о бывшем барине Котомкина и своем предке, – у себя в имении?
– Тоже на войну уехал, да не один, с супругой.
– Вот черт! – выругался я. – Надо же, сплошное невезение! А генерал Присыпка жив?
– Тоже помер, уж, наверное, как третий год. А вдова его здесь осталась, не живет, а царствует. У нас ее матушкой Екатериной прозвали.
– Вот это хорошо, – обрадовался я, – завтра же к ней и схожу. Она должна всех местных знать.
– Сходи, почему не сходить, – с сомнением в голосе сказал Котомкин, – сходи, поклонись. Только, боюсь, от того будет мало току. Очень уж она строга и гневлива.
– Ничего, авось, не съест! – сказал я, в уверенности, что с княгиней Анной Сергеевной как-нибудь полажу.
С милой Аннет, меня связывала ее интимная тайна. Ее юной девушкой выдали замуж за пожилого генерала. Конечно, безо всякой любви. Генерал был ей явно не парой и у молодой княгини начались нервные расстройства. Он так допекла мужа истериками, что он уже не знал, куда от нее деваться. Тогда-то мы и познакомились. Я разобрался в проблемах молодой женщины и прописал ей ежедневный моцион по окрестностям в сопровождении молодого глухонемого кучера.
После первой же поездки за город у княгини кончились истерики, исправился характер, и отношения с мужем наладились настолько, что он смог продолжить изредка выполнять свой супружеский долг. Что было очень кстати, на случай ее беременности.
– Анна Сергеевна живет одна? – полюбопытствовал я.
– Только с дочкой, старшие сыновья уже на военных учатся.
– И много у нее детей?
– Трое.
– Даже так! Она просто молодец, – порадовался я за княгиню.
Кажется, мои медицинские рекомендации принесли отечеству несомненную демографическую пользу.
Когда прояснилась обстановка, я решился задать самый главный вопрос. Что Котомкин знает о моей жене.
– Видел, совсем недавно, – ответил он и спросил все у того же белобрысого Василия. – Васятка, когда Алевтина Сергеевна к нам заезжала?
– После Пасхи, – ответил тот.
– А, а, где она теперь? – стараясь, чтобы голос звучал естественно, спросил я.
– Думаю, у себя в Завидово, – подумав, ответил Котомкин.
– Не, они в Петербурх уехали, – вмешался Василий. – Ничего вы Фрол Исаевич не помните, они ж к нам заезжали проститься.
– Его, правда, – виновато сказал Котомкин, – точно, заезжала. Прости, Алексей Григорьевич, запамятовал.
– Что это еще за Завидово? – невольно воскликнул я, не сумев унять волнение.
Маша и Котомкин посмотрели на меня удивленно, а Иван, как мне показалось, с сочувствием. Дело в том, что имение Завидово принадлежало помещику Трегубову, его порвал волк-оборотень, а я лечил. Со мной в Завидово была жена, и они с молодым помещиком, явно понравились друг другу. Василий Трегубов был красивым парнем, вполне в народном стиле, кудрявым и томным. Как сплетничали в уезде, на него запала престарелая Екатерина Алексеевна по прозвищу Великая, и попользовавшись молодостью, наградила богатым имением.
– Разве ты не знал? – удивился Котомкин. – Тамошний барин Василий Иванович перед смертью все имение отписал Алевтине Сергеевне.
– Первый раз слышу, – ответил я, скрывая раздражение. – Это, наверное, было уже после меня. Когда мы с Алей были в Завидово, ее там арестовали и увезли в Петербург по приказу императора Павла.
– Это то, что ты мне рассказывал? – тихо спросила Маша.
– Да, – односложно, ответил я.
Мне кажется, кроме Ивана, который был со мной в Завидово, никто не понял, с чего это я стал нервничать. Иван же слишком упорно отводил взгляд и не проявлял к теме разговора никакого интереса.
– И когда этот Трегубов умер? – спросил я. – Он же был совсем молодым!
Котомкин задумался и виновато развел руками:
– Прости, тоже запамятовал. Только мне сдается, давно. Сама же Алевтина Сергеевна, когда бывает в Завидово, всегда нас навещает. Васятка, ты-то не помнишь, когда тамошний барин помер?
– Лет пять, а может и все десять. Мне, Фрол Исаевич, это без интереса.
Пока мы разговаривали, нам приготовили комнаты и накрыли стол для позднего ужина. Мы все провели бессонную ночь, устали за день, хотели спать, но никто не решился помешать бывшему рабу продемонстрировать свое благосостояние и гостеприимство. Впрочем, за столом мы посидели недолго и разошлись по своим комнатам.
Я, как только добрался до своей комнаты, сразу же упал в постель, и спал без сновидений и былых воспоминаний.
Утром с Иваном встали рано. Разговор о Завидово и Але больше не возобновлялся. Солдат занимался своей лошадью и телегой, а я приводил себя в порядок перед визитом к княгине Присыпке. Маша проспала до позднего утра, а когда проснулась, сразу же попросила натопить баню. Мне бы тоже не мешало вымыться, но нужно было идти разбираться с Ульяной и тюрьмой. Дождавшись приличествующего визиту времени, я отправился к Анне Сергеевне пешком.
Присыпки жили совсем недалеко от портного, на той же улице, только ближе к центру. Идти туда, было минут пять, и всю дорогу я старался не думать о странном завещании Трегубова. Тем более что нужно было подготовиться к разговору. Княгиню я знал молоденькой дамочкой, наивной, пикантно округлой и милой и не представлял, во что она теперь превратилась.
Знакомый дом выглядел значительно лучше, чем тринадцать лет назад. Его недавно отремонтировали, подновили, и он вполне мог считаться самым красивым и богатым в городе. Возле ворот меня остановил привратник в синей ливрее. Он преградил дорогу и спросил, что мне нужно.
– К Анне Сергеевне, – ответил я.
– Вам назначено-с? – изысканно вежливо, уточнил он.
– Нет, я только что приехал. Мы с княгиней старые знакомые, – начиная сердиться, что приходится объясняться уже в воротах, сказал я. – Пойди, доложи, что господин Крылов хочет нанести ей визит.
– Никак невозможно-с, – ответил он с низким поклоном. – Мне не можно отлучаться с ворот.
Ситуация складывалась дурацкая. Стоять за воротами и ждать, когда кто-нибудь выйдет из дома, было, мягко говоря, унизительно. Оттолкнуть привратника и войти без спроса – можно было загубить все дело. Я в очередной раз убедился, что статус личности напрямую зависит от антуража. Если бы я приехал в экипаже, а не пришел пешком, швейцару не пришло бы в голову меня задержать.
Тут на мое счастье из дома вышел какой-то статный, элегантно одетый господин. Я дождался, когда он подойдет, и обратился к нему:
– Послушайте, вы не могли бы оказать мне любезность, позвать кого-нибудь из слуг.
Тот скользнул по мне взглядом, прошел мимо и даже не ответил. Это уже было чересчур! У меня как-то сразу все сошлось в одно, Завидово, Трегубов, привратник, хамство незнакомца и я не сдержался:
– Эй, ты! – рявкнул я. – Ты, что оглох!
Ну, и конечно добавил еще несколько популярных в народе выражений. Однако и это не подействовало, тот как шел, так и шел, не поворачивая головы.
– Вы, это, сударь, зря стараетесь, – хихикнул привратник, – Герасим Степаныч глухой как тетерев.
– Глухой? – переспросил я и понял, кто только что прошел мимо меня! Тот самый кучер Герасим, которого я приспособил в любовники княгине.
Не раздумывая, я бросился за ним следом и стукнул по плечу.
Герасим оглянулся, посмотрел на меня холодным взглядом и недовольно поморщился. Потом в его глазах что-то промелькнуло, он еще раз меня осмотрел и, вдруг, расплылся в улыбке.
Похоже, что мне в очередной раз очень обрадовались. Герасим замычал и прижал меня к своей надушенной груди. Когда он вдоволь наобнимался, я показал знаком, что хочу встретиться с хозяйкой.
Теперь привратник приветствовал меня низким поклоном, и мы пошли прямо в дом. Бывший кучер от полноты чувств, продолжал мычать и чуть не тащил меня за руку.
Слуги при виде Герасима шарахались в стороны, а он, ни на кого не глядя, повел меня прямо в спальню княгини. Внутренняя обстановка здесь практически не изменилась, осталось этаким уютным гнездышком любви и неги. Анна Сергеевна как и во время нашего первого знакомства лежала в постели.
Вид ворвавшегося к ней Герасима, да еще не одного, а в сопровождении незнакомого мужчины ее испугал, она вскрикнула и закрылась до подбородка одеялом.
Тот же продолжал мычать и тыкать в меня пальцем.
– Кто вы, и что вам здесь нужно? – дрожащим голосом спросила княгиня.
Она повзрослела, располнела, лицо приобрело женскую мягкость, но прежние милые черты узнавались без труда.
– Анна Сергеевна, ради Бога, не пугайтесь, – попросил я, – это Герасим меня привел без доклада. Вы, наверное, помните меня, я Крылов…
– Господи! Не может быть! Крылов! – воскликнула она, и я понял, что сейчас мне достанется новая порция объятий. – Голубчик, если бы вы знали, как вы вовремя!
– Ну, полно, полно, княгиня, что вы, – бормотал я, освобождаясь от ее ароматного тела.
Наконец Анна Сергеевна заметила, как легко одета, отпустила меня и, даже, немного смутилась.
– Ах, что это я, голубчик, Алексей Григорьевич, подождите меня в гостиной, я сейчас оденусь и выйду.
Мы с Герасимом пошли в гостиную, а штат камеристок приступил к ее туалету.
Княгиня одевалась очень долго, и все это время ее фаворит меня развлекал, как только мог. Общаться с человеком, который хочет что-то сказать, но не может этого сделать, не самое приятное занятие. Впрочем, кое-что было понятно и без слов. Немой вспоминал, как первый раз я отвез их на реку, и никак не мог дождаться, когда они насладятся друг другом. Он показывал мимикой и жестами, как я изнывал от скуки, и безуспешно пытался прервать их бесконечные ласки.
Когда, наконец, появилась Анна Сергеевна, мы уже с ним выпили полбутылки водки, и от этого, встреча стала еще теплее. Как обычно, посыпались неконкретные вопросы, на которые последовали неопределенные ответы. Потом вдова рассказала о своих чудесных детях, вспомнила Алю, которой когда-то подарила свои платья и серьги. Оказалось, что они иногда встречаются и вполне ладят. На вельможную даму, заслужившую прозвище «матушки Екатерины», Анна Сергеевна нисколько не походила, была, со мной, как и прежде, мила, добродушна и болтлива.
– А я ведь к вам не просто так, пришел, а с просьбой, – наконец смог я вставить слово в ее живописующий рассказ о местной жизни.
– Для вас я сделаю все что угодно, – улыбнулась она.
– Боюсь, что ее выполнение будет зависеть не только от вас. У меня вопрос весьма сложный и деликатный, – не без лукавства, сказал я, пытаясь зацепить ее гордость.
– Что же это может быть? – искренне удивилась она. – Надеюсь, вы не участвовали в заговоре против правительства?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38