Новаторство его проявилось в ином – в карточном творчестве. Он взорвал господствующие представления о показе карточных чудес, но не в расцвете сил, не в молодости, а ближе к закату, позже, когда завершил служебное пребывание в конторе. То есть в середине второй половины своей жизни. Что же он делал раньше? Почему так поздно вышел на публику? Когда сумел выработать необходимое для данного подвига мировоззрение? Эти естественные вопросы вправе задать любой человек.
Так вот – в детстве маленький Йоханн отнюдь не собирался стать фокусником. Даже не помышлял. Ему чрезвычайно нравилось другое занятие – играть на виолончели. Он даже выступал в детских концертах, причем весьма успешно – неизменные аплодисменты, неоднократные вызовы на поклон, восторженные поздравления букеты цветов – в общем, юному дарованию было от чего возгордиться. Что и не замедлило проявиться. А однажды – ушат ледяной воды. «Появился, кроме меня, еще один мальчик с виолончелью, – вспоминал сам Гофцинзер. – Невдалеке встал его отец, и тот мальчик заиграл. Сперва я слушал его без особого внимания, поверхностно, с некоторым чувством превосходства. Но понемногу, по мере его исполнения, мною стало овладевать что-то похожее на стыд. Я не мог скрывать от самого себя, что у того мальчика оказалось больше энергии, чем у меня, больше того, что называют врожденной способностью, а иногда даже именуют гениальностью. Это открытие наполнило мою душу глубокой печалью. Я понял, что выбрал неверный путь. И я похоронил свою виолончель…» Грустное признание.
Сопоставим. Чиновник Гофцинзер, дослужившийся до пенсии и препровожденный на нее с грудой благодарностей от начальства, не стал ни выдающимся финансистом, ни знаменитым политиком, ни вообще заметным государственным деятелем, хотя имел для этого все внешние условия – наличие образования, хорошее воспитание, престижное учреждение. Почему? Может быть, разгадка в том, что он не стремился к возвышению? И наоборот, недоумение с противоположной позиции – виолончелист Гофцинзер, мечтавший стать виртуозом, искренне жаждавший еще большего взлета и упорно продвигавшийся к желаемому, вдруг получает от судьбы мощный щелчок по носу. Почему? В чем дело? Не оттого ли, что слишком желал прославиться, не обладая нужными качествами? А может быть, дело обстояло серьезнее – не концентрировалась ли его карма в коротком тезисе «быть средним человеком»? Впрочем, стоит принять такую точку зрения, как немедленно нащупывается противоречие – о каком среднем человеке идет речь? Да такой средний не сумел бы уверенно пройти по нехоженой до него дороге, которую он же, ко всему прочему, и указал! Вот из каких взаимно отталкивающих друг друга обстоятельств вырастает «феномен Гофцинзера».
Ненадолго повернемся к нему спиной. Представим, что означенного феномена не существует. Ну в самом деле – мало ли государственных служащих в свободное время увлекаются фокусами? Эко диво! Ни секунды не размышляя, я могу выпалить «на вскидку» добрый десяток фамилий таких чародеев-любителей, а если мне дадут время подумать, то – значительно больше. Таковых, в общем-то, немало, и подобный список никого не удивит. А Гофцинзер высится как недосягаемый символ даже среди профессионалов. Любой исследователь начнет с вопроса – если он начал с виолончели, в какой же период он увлекся рукотворным волшебством?
Скорее всего это произошло в 1827 году, и человеком, который возбудил в 21-летнем Гофцинзере интерес к чудопроизводству, стал знаменитый австрийский чародей Людвиг Леопольд Деблер.
Он, Деблер (1801–1864), родом тоже не из иллюзионного искусства. Первая его профессия – художник-гравер. Недолгое, впрочем, занятие – уже в 1826 году жители прекрасной Вены стали свидетелями его дебюта в качестве сценического волшебника. Первое же выступление очаровало всех – умно, феерично, ни капли грубой площадности, свойственной балаганным фокусникам. Деблер, державшийся как подлинный аристократ, сопровождал свой сеанс изящными остротами, изредка декламировал стихи из классической поэзии, умело и грациозно манипулировал картами и декоративными шнурами, а в финале преподносил дамам-зрительницам фиалки, извлеченные из пустого цилиндра, причем в каждый букетик была вложена пропитанная духами карточка с четверостишием, отпечатанным позолоченными буквами. «Ах, какой артист!» – делились своими впечатлениями уходящие из зала венцы. Популярность Деблера моментально взлетела до небес. В магазинах появились галстуки «а 1а Деблер», в лавках стали продавать табак «Деблер», а хлебопеки начали выпускать пирожное «Деблер». Восторг оказался настолько сильным, что один из переулков Вены получил название «Деблергассе». Сошлюсь на А.Вадимова и М.Триваса: «Слава Деблера шагнула далеко за пределы Вены. Английская королева Виктория, перед которой иллюзионист выступал в Виндзорском дворце, осыпала его похвалами. Прусский король Фридрих Вильгельм III дал ему звание придворного артиста. Восьмидесятилетний Гете пригласил его в Веймар, он ставил в пример своим внукам аристократический лоск Деблера, его „телесное и умственное изящество“ и даже записал в альбом артиста стихи, где говорится: „Ты показал нам невозможное…“
В 1828 году венская театральная газета опубликовала несколько пышных рецензий во славу мастерства маэстро Деблера – их автором значился мало кому тогда известный Йоханн Гофцинзер. Судя по отдельным письмам и воспоминаниям современников, именно в это время Гофцинзер интенсивно осваивает карточные фокусы. Несомненно – под впечатлением от элегантной фантастики Деблера. Затем следует несколько успешных выступлений с карточными чудесами перед небольшими аудиториями, в одном из посланий к другу мелькает фраза о неисчерпаемости карточных чудес, и почти сразу после этого возникает длительная «зона молчания». Очень длительная – до 1853 года. Что происходило во время этой паузы, как готовил загадочный Гоф-цинзер свой предстоящий триумф, каким образом совмещал карточное творчество с повседневностью государственной службы – неведомо. Все движется по законам легенды, которая, безусловно, зарождается на людях, но подготавливается – в тишине.
Старт оглушительного успеха приходится на 1853 год. Гофцинзеру – 47 лет. Его возраст давно перевалил за печально известные 33 года и 37 лет – скорбные продолжительности жизней многих гениев. Гофцинзер жив-здоров и вполне крепок – у него «стальные руки и неутомимое тело». Да еще молодая жена – Вильгель-мина Бераманн (1827–1900 гг.). Он снимает квартиру на улице Вольпайле, в доме № 789 (ныне – № 36), в которой открывает салон – там трижды в неделю по вечерам дает волшебное представление «Час обманов». В его программу включены различные авторские фокусы («Летающая трость», «Превращение чернил в воду» и др.), но главную часть времени занимают карточные чудеса. Тогда-то публике и были впервые предъявлены гениальные новации мастера – карточные композиции. Одной из них, причисляемых к фирменным произведениям Гофцинзера, отмеченных его «Знаком качества», стала «Везде и нигде» – феерия, разработанная автором в трех вариантах (с обычными и специально изготовленными каргами).
Если взглянуть на «Везде и нигде» придирчивым оком, то с высоты сегодняшней карточной техники она покажется невероятно наивной и однообразной. Достаточно сказать, что в ней используются всего два приема шанжирование (подмена карты) и вольт, которые к тому же повторяются до назойливости. Современные карточные мастера, отдавая должное выдумке первооткрывателя, почти всегда перекомпоновывают первоначальную схему, внося манипуляционное разнообразие. Получается структурно-сходная композиция под названием «Везде и нигде, по мотивам Йоханна Гофцинзера», этакий римейк на заданную тему. Один из них приводится ниже. Его сюжетная линия – та же, что и ранее, а именно «Выбранная зрителями карта сначала оказывается любой из трех, лежащих на столе, а затем, расположившись под колодой, появляется на ее верху; в заключение же вообще пропадает из колоды».
Итак…
1. Перед началом исполнитель должен иметь в обычной колоде три одинаковых карты – например, три трефовых девятки. Две из них следует заранее положить на краповую сторону колоды, а одну поместить на лицевую сторону. Такова подготовка.
2. Направляясь к зрителям, фокусник меняет местами верхнюю и нижнюю полуколоды, в результате чего три трефовых девятки оказываются вместе; далее следует разворот колоды в веер, и к пальцам зрителя подводятся развернутые три девятки – зритель вытягивает одну из них, смотрит на нее и запоминает.
3. Пока зритель запоминает карту, волшебник сворачивает веер в колоду, одновременно закладывая кончик левого мизинца выше оставшихся в колоде двух девяток; эта колода остается лежать на левой ладони лицом вниз, а правая рука отводится в сторону и возвращается к левой руке, снимая с нее верхнюю полуколоду (расположенную над левым мизинцем).
4. Чародей предлагает зрителю положить его карту на полуколоду в левой руке: затем накладывает на них полуколоду из правой руки, вдвигая между полуколод левый мизинец; отходя к столу, чародей выполняет вольт, в результате чего три девятки оказываются верхними в колоде.
5. Расстелив колоду на столе в полосу, расположенную лицом вниз, исполнитель предлагает зрителю выдвинуть какую-нибудь карту из полосы; после этого фокусник собирает полосу в колоду, держит ее в левой руке, а выдвинутую карту поднимает правой рукой, держа ее лицом вниз.
6. «Карта выбрана вами произвольно», – говорит волшебник, и с этими словами на мгновение соединяет руки, подсовывая карту из правой руки под колоду, а левым большим пальцем выдвигая вправо верхнюю карту, которая тотчас же захватывается правой рукой и кладется на стол лицом вниз. «Я кладу ее на стол», – завершает чародей.
7. «Вторую карту я, не глядя, выберу сам», – произносит исполнитель и правой рукой вытягивает из колоды любую карту. Когда она будет извлечена, фокусник обращается к зрителям:
«Если вы считаете, что я вытащил заранее известную мне карту, скажите об этом, и я возьму другую – при этих словах он на миг сближает кисти, помещая правой рукой выбранную карту под колоду и беря с ее верха вторую трефовую девятку; эту девятку он кладет на стол лицом вниз рядом с первой.
8. «Третью карту я возьму с верха колоды», – сообщает волшебник и поднимает приемом «дабл лифт» две верхние карты, держа их как одну, после чего показывает зрителям лицо этого сдвоенного карточного комплекса; кладет обе карты на верх колоды, затем верхнюю карту помещает на стол лицом вниз; таким образом, на столе оказываются три трефовых девятки.
9. Чародей обращается к зрителю: «Выберите, пожалуйста, любую из этих карт и покажите ее зрителям, а затем положите назад», тот выполняет сказанное, аудитория видит трефовую девятку, а исполнитель пальми-рует верхнюю карту в правой ладони; когда трефовая девятка окажется на столе, фокусник накладывает на нее правую ладонь, поднимает карту со стола (в его правой руке оказываются уже две карты), опускает ее (вместе с пальмированной) лицом на крап колоды, произнося: «Я хочу потереть эту карту о колоду», после чего возвращает верхнюю карту на стол; таким образом, одна из трефовых девяток оказывается на краповой стороне колоды, а на столе располагаются две девятки и произвольная карта.
10. «Это была ваша карта?» – обращается волшебник к зрителю. «Да», – кивает тот. «Возможно, вы угадали, – улыбается чародей. – Переверните другую карту». Тот выполняет – ею вновь оказывается трефовая девятка. Зритель должен вернуть ее лицом на стол; если трефовая девятка остается вскрытой, ее обязан перевернуть сам исполнитель. «И третья карта – ваша? – спрашивает фокусник. – Посмотрите, пожалуйста». В результате на столе оказываются, как и в п. 9, две трефовые девятки и произвольная карта – все они лежат лицом вниз.
11. «Похоже, что все три карты – ваши, – говорит исполнитель, – но это, пожалуй, малоправдоподобно. Теперь попробую одну из карт перевернуть я!» – с этими словами волшебник берет из колоды произвольную (например, нижнюю) карту правыми средним и указательным пальцами, движением справа налево подсовывает ее под одну из трефовых девяток (рис. 56а), приподнимает ближний правый угол обеих карт (рис. 56б), как бы стремясь опрокинуть их крапом на стол, но в момент опрокидывания трефовая девятка, зажатая правыми пальцами, не опрокидывается, а проносится над столом горизонтально в левую сторону крапом вниз; вскрывается же произвольная карта (рис. 56в). «Это – ваша карта?» – спрашивает чародей у зрителя, «Нет», – откликается тот. «Вот видите, – торжествует исполнитель, – я же говорил, что три одинаковых карты не очень правдоподобно». С этими словами он помещает трефовую девятку из правой руки на верх колоды. Таким образом, на столе остаются две произвольные карты (одна из них вскрыта) и трефовая девятка, а две трефовые девятки являются верхними на колоде.

Рис. 56
12. Фокусник переворачивает другую произвольную карту, лежащую на столе: «А эта – ваша?» – «Нет», – качает головой зритель. «А эта?» – волшебник переворачивает трефовую девятку. «Да», – отвечает зритель. «А, так вы вытащили трефовую девятку?» – восклицает волшебник, одновременно пальмируя в правой ладони верхнюю трефовую девятку.
13. «Тогда эти две карты нам не нужны», – замечает чародей, сгребает их правой рукой, в которой пальмирована трефовая девятка, и опускает их в карман. Таким образом, на столе остается вскрытая трефовая девятка, а другая трефовая девятка располагается наверху колоды.
14. «Впрочем, у меня возникает подозрение, что вы выбрали и вправду особенную карту – ведь она способна проходить сквозь колоду, – глубокомысленно произносит исполнитель. – Вот, взгляните». Взяв со стола трефовую девятку, фокусник кладет ее под колоду, щелкает по крапу колоды пальцем и вскрывает верхнюю карту – трефовую девятку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41