— Но я-то взрослая, — заявила Луиза.
— Конечно, взрослая во многих отношениях, — заверила ее Тринити. — Но разгуливать по ранчо — совсем особый случай. Большинство работников — люди вполне достойные, но иногда Клэнси нанимает таких букару, которые просто не знают, как вести себя с девочками. Со мной они вежливы, потому что знают, что я здесь хозяйка.
Но вы — дело другое.
— Букару? — повторила Джейни, склонив голову набок. — Это как будто название зверя, а не человека.
— Верно. — Тринити улыбнулась. — В прошлом людей, которые работали на ранчо, называли испанским словом «вакеро». Когда в эти края приехали люди с восточного побережья, они превратили странное для них слово в «букару». Это то же самое, что ковбой. Когда я увидела вашего брата издали на коне, я решила, что он ковбой.
Можете себе представить?
— Мисс Стэндиш!
— Да, Джейни?
— Вы забыли о поросятах?
— Ох, о чем я только думаю? Скорее, девочки, бегите и надевайте ваши пелеринки.
Тринити оглянуться не успела, как сестры Джека выскочили из-за стола и помчались в прихожую с такой скоростью, что их косички взлетели вверх. Луиза повела себя более спокойно, и Тринити воспользовалась этим, попросив ее задержаться на минутку.
Луиза снова села на стул с явно настороженным видом.
— Ты, пожалуйста, не думай, что я считаю тебя ребенком, — сказала Тринити. — Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда я впервые приехала в «Сломанную шпору». И я сразу дала дедушке понять, что хочу, чтобы со мной обращались как с леди, а не как с бэби. Ты вправе ожидать от меня того же.
— Благодарю вас, мисс Стэндиш.
— Как тебе сказать… — Тринити облизнула губы, подыскивая подходящие слова. — Мне было семнадцать, когда я сюда приехала. Я вела до этого замкнутый образ жизни, хотя мечтала совсем о другом. Скотоводческое ранчо не было точным ответом на мои молитвы. Мечтала я о Каире и Багдаде. И все-таки я рассматривала это как возможность доказать, что я взрослая женщина, способная постоять за себя.
Луиза кивнула, однако настороженность снова вернулась к ней.
— Дедушка твердил мне, чтобы я не бродила по окрестностям в одиночестве по вечерам и не уходила далеко от дома даже в дневное время. А я не слишком его слушалась.
И во время тайной прогулки получила жестокий урок от негодяя с соседнего ранчо. Я собираюсь рассказать тебе эту историю, но прежде прошу тебя дать слово, что ты никому ее не повторишь. Я не говорила об этом случае ни одной живой душе.
— Правда? — Глаза у Луизы были полны острого любопытства. — И вы расскажете мне, хотя мы только-только познакомились? Ради моей безопасности?
— И еще из-за того, что мы с тобой внутренне схожи. Я совершала в детстве множество необдуманных поступков, как и ты. И по собственной неосторожности попала в беду.
— Расскажите мне.
Тринити огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что Элена не крутится поблизости, и начала:
— Боюсь, что история эта не слишком необычная. Я отправилась верхом в предгорье вовсе не ради приключений, но чтобы полюбоваться красотой, свойственной тем местам. Даже в разгар знойного лета там зелено, особенно если поднимешься повыше. Я выбрала красивое местечко возле ручья и присела на траву с книжкой стихов.
— И тогда появился негодяй?
— Да. Я находилась ближе к границам ранчо Краунов, чем могла предполагать. Сын Уолтера Крауна, его зовут Фрэнк, в это время искал отбившуюся от стада корову.
Вместо нее он нашел меня и принялся за мной ухаживать.
Это было лестно, и я, видимо, вела себя менее сдержанно, чем следовало. Но я его и не поощряла. А он без особых церемоний попытался овладеть мной.
Луиза крепко стиснула губы и с трудом выговорила:
— Как страшно.
— Так оно и было на самом деле. Я боролась с ним, вырывалась, но он повалил меня на землю и… — Тринити умолкла, почувствовав, что дрожит при воспоминании о жадных руках Фрэнка и его наглой ухмылке. — Я не могла справиться с ним, Луиза. Но случилось почти чудо — Фрэнка позвал его отец и, не приближаясь, прямо с того места, где стоял, начал ругаться. Куда это, мол, тот запропастился, когда у них полно работы… Не сомневаюсь, что если бы Уолтер Краун подошел ближе и увидел нас, то присоединился бы к грязной игре, затеянной сыном, но этого не случилось. Фрэнк знал отцовский характер, и страх пересилил в нем похоть. Он убежал. Я была вся в синяках, потрясена до глубины души, хотя усилия негодяя, благодарение Господу, не увенчались успехом, которого он добивался.
— И вы не пожаловались дедушке?
— Нет Я понимала, какую взбучку он мне задаст. Он увидел мои синяки и, решив, что я упала с лошади, запретил ездить верхом. Я сохранила тайну, но «Шпора» утратила для меня всякую привлекательность. Это одна из причин, по которой я уехала с Паркерами. Дала клятву, что нога моя больше не ступит на землю этого ранчо. Мое унижение… — Тринити постаралась овладеть собой и улыбнулась. — Не рассказывай ничего ни мистеру Райерсону, ни кому бы то ни было еще.
— Я ни за что не расскажу эту историю Джеку. Он непременно заявит, что был прав с самого начала.
— Может ли он быть таким несправедливым? Ты ведь упоминала, что уходила тайком из дома раз или два? Теперь ты понимаешь, отчего он так беспокоится?
— В Бостоне нет никаких букару, — улыбнулась Луиза. — Но там есть моряки, матросы, а в глазах Джека это худшее, что только может быть.
— Потому что моряк похитил сердце его невесты?
Луиза кивнула и, кажется, собиралась продолжать, но тут в прихожей послышался топот маленьких ножек, оповещая о возвращении младших девочек.
— Поросята, — напомнила Тринити Луизе.
Пока вся стайка выбиралась через кухню во двор, Тринити заставила себя выбросить из головы неудавшееся покушение Фрэнка Крауна на ее невинность три года назад. Каким бы отвратительным ни было это преступление, оно меркло в сравнении с преступлениями его отца, разорявшего «Сломанную шпору» и убившего Эйба Стэндиша.
Не потому ли она не хотела, чтобы Джек Райерсон услышал историю о нападении на нее Фрэнка Крауна? Ее будущий партнер может понять это превратно. Может прийти к выводу, что желание Тринити отомстить Краунам продиктовано главным образом поведением Фрэнка в тот ужасный день, а не зловещими деяниями его отца, в то время как ничто не могло быть далее от истины.
Он уже уверовал в ее предубежденность по отношению к Краунам. Если он узнает о попытке изнасилования, то убедится, что она не в состоянии мыслить здраво и принять разумный вердикт, вынесенный шерифом.
Нет, она не расскажет Джеку об этом инциденте, но хорошо, что она поделилась с Луизой. У девушки легко меняется настроение, такой же была и сама Тринити в ее возрасте. К счастью для нее, Эйб Стэндиш обладал терпением. А к счастью для Луизы, у нее есть такой понимающий опекун, как Джек.
Странная параллель, подумалось ей. Джек, так же как и ее дедушка, наделен терпением и деловой сметкой. Есть ли между ними еще что-то общее? Скорее всего нет. Дед глубоко любил землю и занятие ранчера. И был в этом отношении настоящим «авантюристом», а Джек связывает это слово с моряками, уводящими чужих невест, и с женщинами, разбивающими сердца.
Тринити усмехнулась, понимая, насколько абсурдно оценивать в таком свете ее самое, но понимала она и то, что в глазах Джека ее тяга к путешествиям и жажда кровной мести помещают ее в ту же категорию, что и Эрику.
Она последняя женщина на Земле, на которой он хотел бы жениться. И это, как ни парадоксально, делало его идеальным кандидатом во временные мужья!
Итак, прочь все тревоги насчет того, что такой муж вдруг захочет сделать соглашение постоянным или, что еще хуже, романтическим. Мистер Брэддок просто гениально выбрал Джека Райерсона. Остается только найти способ убедить этого красивого гостя в том, что его «лазейка» — тактика низменная и недостойная по отношению к дедушке. А мистер Райерсон не может сознательно быть низменным или недостойным.
Тринити припомнила, о чем Джек говорил вечером: если она подвергает его предложение о лазейке серьезному сомнению и настаивает на буквальном выполнении условий завещания деда, они могут обсудить «альтернативы».
Но разве заключение брака при ясном понимании того, что ровно через шесть месяцев, день в день, он будет расторгнут без всяких препятствий и проволочек, не есть наиболее логичная альтернатива для них обоих?
Остается только убедить Джека, что она и в самом деле логична.
Джек протер воспаленные глаза: всего за три коротких часа он поглотил невероятное количество информации. Таков был его обычный метод, но в данном случае он особенно быстро пришел к определенному заключению. Было бы затруднительно сообщить Тринити, что ранчо — неподходящий объект для вложения средств. С другой стороны, было бы безумием вкладывать средства в предприятие, которое имеет не самые высокие шансы приносить доход.
До настоящего времени Джека обнадеживало то, что он обнаружил не только здесь, но и в Сан-Франциско, где он и девочки жили несколько дней перед отъездом в Стоктон. Пока Брэддок развлекал его сестер и Луизу, Джек проконсультировался у юриста, специализировавшегося на вложениях в земельные участки Калифорнии. Уже один этот разговор стоил долгой поездки, так как Джек узнал о калифорнийских миссиях, которые контролировали землю до тех пор, пока группа людей, известная под названием «Калифорниос» , вежливенько не оттеснила эти самые миссии и не создала собственные обширные ранчо. То было время гостеприимства, аристократических замашек и изобилия. Калифорния процветала без какого-либо вмешательства со стороны своего номинального хозяина — Мексики и вне зависимости от своего будущего владыки — Соединенных Штатов. Не случись «золотой лихорадки»
1649 года, культура и власть «Калифорниос» продолжали бы существовать неопределенно долгое время.
Пришествие янки стало стихийным бедствием и для них, и для их земельных владений. Несмотря на усилия, казалось бы, влиятельной Земельной комиссии, крупные ранчо были разделены. Пока ранчерос отстаивали свои права на землю, большая ее часть оказалась в руках колонистов.
«Сломанная шпора» была когда-то частью огромного ранчо, но его владелец нуждался в деньгах для целой серии судебных процессов, затеянных неразборчивыми в средствах пришельцами, претендующими на его земельные владения. Отчаявшийся глава семьи продал обширные участки под Стоктоном некоему Рэндольфу Крауну, человеку немолодому. Особый интерес Краун проявил к пастбищным угодьям.
Три года спустя старик Краун отошел в мир иной, оставив половину владений своему старшему рабочему Эйбу Стэндишу «за преданность и оказанные услуги». Сын старого Крауна Уолтер оспаривал завещание в суде упорно, однако безуспешно. Стэндиш не только получил лучшую половину ранчо Крауна, но и стал совладельцем пастбищ, которыми пользовался Краун и немногие оставшиеся родственники первого ранчеро.
Так и началась «кровная вражда» — с пощечины, данной сыну отцом. Продолжилась она, когда Краун приобрел сто голов техасских лонгхорнов, кишевших клещами — носителями смертельной болезни Чпнгхорны Краунов были иммунными по отношению к этой инфекции, а шортхорны Стэндиша — нет. Ослабленное двухгодичной засухой стадо Стэндишей было практически уничтожено. Различные другие бедствия выпали на долю «Шпоры» в течение тех же восемнадцати месяцев и превратили процветающее предприятие в неустойчивое и обремененное долговыми обязательствами.
А потом Эйб Стэндиш упал со скалы. Пошли бы дела в «Сломанной шпоре» на поправку, если бы этого не случилось? Для Джека именно этот вопрос был кардинальным. Стэндиш, предприниматель, умудренный опытом, сумел создать образцовое хозяйство буквально из ничего, на пустом месте. Горстка золотого песка превратилась в своего рода золотой прииск. Каждое решение, принятое Эйбом в первые годы владения ранчо, было поистине блестящим.
А потом, нежданно-негаданно, он пережил резкий поворот фортуны. Даже хуже того, принимаемые им решения навлекали на него новые и новые беды. Почему?
Суммируя почерпнутые из финансовых книг Эйба Стэндиша данные, Джек сделал вывод, что падение по спирали могло произойти по трем причинам: невезение; невезение плюс бессмысленная вражда; невезение, вражда и просто «плохое время».
«Был ли ты болен, Эйб? — мысленно обратился он к отошедшему в мир иной патриарху. — Это многое объяснило бы. Почему ты заложил ранчо, если мог с легкостью получить достаточно наличных, продав участок земли на северо-западе владений, но сохранив земли, богатые отличной водой и травой?»
Джек подозревал, что ответ он найдет в одной из семи тетрадей, в которых Эйб пунктуально вел дневник все десять лет, пока был владельцем ранчо. Джеку не терпелось добраться до этих записей, однако прежде надо было ознакомиться с расчетами, счетами и официальными документами. Они столь же драматичны — на свой лад, напомнил он себе с кривой усмешкой.
— Мистер Райерсон!
Джек обернулся на голос хозяйки, недоумевая, отчего он не услышал звук отворяемой двери кабинета. И замер в изумлении при виде Тринити, одетой в соблазнительное, облегающее фигуру шелковое платье. Светлый персиковый цвет шелка прекрасно оттенял блеск золотых локонов Тринити. Длинное, до пола, платье с рукавами скрывало все тело Тринити до последнего дюйма, пояс затянут туго, и все это, вместе взятое, только подчеркивало красоту линий ее тела, ее грациозные пропорции.
Сообразив, что он уставился как завороженный на бедра девушки, Джек приподнялся в кресле, но Тринити быстро подошла к нему и, протянув руку через стол, слегка надавила ему на плечо со словами:
— Пожалуйста, не беспокойтесь.
Остро ощущая ее близость, Джек облизнул губы, кашлянул и проговорил:
— Я не слышал, как вы вошли. Вам что-нибудь нужно от меня?
— Я начала раздумывать над вашими словами о том, что вы должны взвесить все авуары и все возможности, прежде чем решите, вступать ли вам в отношения партнерства. Поэтому я здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34