– А разве ты этого не поняла?– Но почему ты не села рядом со мной в театре?Каролина захлопала в ладоши и запрыгала от удовольствия.– Ты что, в самом деле ничего не заметила?– Нет, а что?Она смотрела на меня во все глаза.– Я же была на сцене!Я ничего не поняла.– Что ты сказала? Где?– На сцене… Где и должна была быть…– Шутишь… Тогда бы я тебя увидела!– А ты и видела. Весь зал видел.Она поднялась, отвела одну руку в сторону и вдруг, словно по волшебству, вся преобразилась. Потом немного прошлась передо мной, остановилась и сказала с изящным поклоном:– Карл Моор, к вашим услугамиЯ остолбенело смотрела на нее. Как я могла этого не заметить? Улыбаясь, она наблюдала, какой эффект произвели ее слова. Но через секунду она снова села на скамейку и была прежней Каролиной. То есть одета она была в мужской костюм, но к этому-то я уже привыкла.– Какая же ты недогадливая, Берта! Я ведь для тебя играла! Ты для меня – самая лучшая публика.Ты заставила меня превзойти самое себя. Ты мой ангел-хранитель! Мой единственный друг!Мы обнялись. Кажется, я никогда не понимала Каролину так хорошо, как сейчас. Она была переодетой, но именно сейчас – настоящей. Мы пристально посмотрели друг другу в глаза.– Я по тебе так скучала!..– А я по тебе.Вдруг поблизости послышался голос:– Так-так, значит, это твоя маленькая невеста, Карл?Перед нами стояла очень элегантная женщина. Я ее раньше никогда не видела, но «Карл», очевидно, был ей знаком. Она улыбалась, но в ее улыбке было что-то неприятное и липкое. Каролина холодно ответила:– Нет, это моя сестра.– Вот как? Очень мило!Было заметно, что женщина не поверила Каролине. Она приподняла бровь, кивнула и удалилась. Каролина проводила ее неприязненным взглядом.– Это жена Оскара Вилландера, директора труппы. Змея подколодная!Она взяла мои конфирмационные часы, висевшие на цепочке, взглянула на время и спросила, когда мой поезд. Но торопиться было некуда. У нас был еще целый час. Она протянула мне руку и смущенно сказала:– Ты простишь меня за то, что я перестала писать? Я просто не могла… Мне нужно было уйти от всего, чтобы…– Чтобы что?– … чтобы целиком отдаться этому…Она резко взмахнула рукой.– Всему этому… Моей новой жизни! Не знаю, понимаешь ли ты меня…– Что понимаю?– То, что со мной произошло.– Может, расскажешь?– Да, конечно, но не знаю, с чего начать.– Как ты оказалась среди этих людей?Наверное, это прозвучало пренебрежительно, поскольку она отняла свою руку и посмотрела на меня с укором.– Это очень хорошие люди, Берта. Кроме жены директора, конечно, но она не актриса.– Прости, я не имела в виду ничего плохого… Рассказывай! С самого начала!– С какого начала? – Она засмеялась. – Начал много. И финалов тоже.– Как получилось, что ты ушла из замка? Она помолчала, а потом раздраженно бросила:– Ты ведь знаешь, что меня вынудили уйти.– Да, но ведь ты собиралась жить у Вещей Сигрид!На это она не ответила.– И потом, ты всегда говорила, что замок для тебя как дом родной и что ты никогда его не покинешь.Каролина продолжала молчать.– Ты ушла, потому что Сигрид догадалась, что ты девушка?Она окинула меня снисходительным взглядом.– Ты серьезно так считаешь? Думаешь, я струсила?Я рассказала о своем визите к Сигрид и о том, что видела ее портрет.– Он совершенно удивительный, Каролина.Она с сомнением посмотрела на меня и состроила мину.– Но не очень-то похож на меня, правда?– Еще как похож! Зачем ты так говоришь?– Нет, сейчас он не похож. Но будет.– Конечно, он еще не совсем готов…Она покачала головой и произнесла с таким нажимом, словно хотела впечатать мне в сознание каждое слово:– Это я не готова, Берта. Но когда я буду такой, какой должна быть, ты это увидишь! Да, увидишь!Глаза ее засверкали, и вид у нее был очень решительный.Она на минуту задумалась, потом повернулась ко мне и взяла мои руки.– Берта…– Да?..– Я должна тебе кое-что сказать. Мне действительно хочется рассказать тебе, почему я ушла из замка. Но я не могу. Поверь мне! Я не могу! Может быть, позже. Но не сейчас. И, пожалуйста, не спрашивай меня об этом.Она глубоко вздохнула и поведала, как оказалась в театральной труппе.Она столкнулась с актерами еще в поезде, когда уезжала из замка. Войдя в вагон на маленькой станции, она очутилась посреди грандиозной свары. Из-за чего все ругались, было непонятно, но ей удалось помирить разъяренных спорщиков. Или точнее, она привела их к мысли, что ссориться-то не из-за чего.Оказалось, что это гастролирующая театральная труппа, о чем она уже почти догадалась: никто не умеет ругаться так, как актеры. Но ни с кем и не сходишься быстрее. Через час они все уже были с ней закадычными друзьями и она знала о них все. За время путешествия она получила полный отчет об их жизни со всеми любовными романами, трагедиями, болезнями – в общем, была в курсе малейших подробностей.– А ты сама? Что ты им рассказывала?– Ничего. Ну, что-то я им, конечно, наплела, но ты же знаешь: люди охотней рассказывают о себе, чем слушают других.Она засмеялась и продолжила:– Вот так я оказалась в труппе. Я подумала, что это, наверное, судьба, и немедленно решила во что бы то ни стало получить роль. И получила, почти сразу! Удача была на моей стороне. От них как раз только что ушел один из молодых актеров. А они в это время ставили «Разбойников», последние репетиции были в полном разгаре. Он должен был играть главную роль, Карла Моора. Положение было безвыходное.И тут появляюсь я! Как по заказу!Каролина довольно рассмеялась. Еще в поезде она раздобыла тетрадь с текстом и начала тайком учить роль Карла Моора, пока директор театра и другие на все лады обсуждали, кто может заменить ушедшего актера. С самого начала предполагалось, что Каролина может надеяться на какую-нибудь незначительную роль. Потом было много «но» и «если», но в конце концов Каролина получила то, что хотела.– Карл Моор – роль сложная, все время на грани, – сказала она. – Так что можно сказать, я поставила все на карту. Это было очень опасно! Но очень соблазнительно. Притом что я могла провалиться и перечеркнуть все свое будущее. Но я знала, что у меня получится!– А почему твоего имени нет на афишах?– Они были уже напечатаны, слава богу! Я могла играть анонимно, и это намного лучше. Иначе я бы чувствовала себя не так свободно.Я спросила, собирается ли она и дальше выступать как актер, а не актриса.– Нет. Вообще-то я не намерена оставаться в труппе Вилландера. Только в этом турне, а оно закончится к середине лета. Потом поеду в Стокгольм. Я же ничего не умею. Мне нужно многому научиться, чтобы поступить в настоящий театр. Нельзя же всю жизнь выезжать на том, что ты «самородок», как говорится.– Ты, кажется, похудела. Ты нормально питаешься?– Вполне. А иногда меня угощают. Так что с этим проблем нет.– А живешь ты где?Во время репетиций она жила у самого директора. Но его жена оказалась ужасно любопытной, поэтому долго там оставаться Каролина не могла. Но долго и не понадобилось: они отправились в турне, а во время разъездов жили в разных гостиницах. Сложность была только одна: ей приходилось объяснять, почему она не может делить комнату с соседом. Обычно она объясняла это тем, что храпит. И, когда кто-нибудь проходил ночью мимо ее двери, она выдавала жуткие рулады.– В труппе надо мной все потешаются, – хмыкнула Каролина, – ну и пусть. Зато на сцене я королева!– А тебе не бывает одиноко?– Бывает. Но я хочу быть одна. Мне это нужно. В одиночестве мне хорошо. Так что не волнуйся за меня, Берта. Я наконец-то на правильном пути.– Значит, в замок не собираешься возвращаться?Она нахмурила брови.– Почему же. Как-нибудь обязательно приеду. Но лучше не спрашивай об этом.Она поднялась и спросила, который час. До поезда оставалось около получаса, идти было недалеко, и мы не спеша зашагали в сторону вокзала. Я больше ни о чем ее не спрашивала, и молчание между нами вдруг стало напряженным. В горле у меня застрял ком. Когда я увижу ее снова? Вдруг мы расстанемся сейчас навсегда?– Сестричка… – прошептала я.Она остановилась и ошеломленно посмотрела на меня.– Ты никогда раньше так меня не называла!– Да… просто раньше я никогда этого не чувствовала, но сейчас…К глазам подступили слезы, и я не смогла договорить. Она легонько покачала головой, не отводя от меня своего ясного взгляда.– Не думай об этом, Берта. Не стоит… Какая разница, один у нас с тобой отец или разные? Для меня это уже неважно.Ее слова обожгли меня, словно удар хлыста. До меня вдруг дошло, что она должна была чувствовать, когда я говорила ей то же самое. А она безжалостно продолжала:– Ты часто повторяла, что дружба важней родства. И ты была права. Я начинаю это понимать… Но пожалуйста, не расстраивайся, Берта! Я же не стану из-за этого меньше тебя любить.Она взяла меня под руку, прижалась и прошептала:– Я думала, ты обрадуешься, что я наконец-то поумнела.Мне пришлось достать носовой платок и высморкаться.Она смотрела на меня с такой любовью! Ужасно, что мы должны были расстаться… Я не знала, о чем говорить, и, всхлипнув, пробормотала:– Ты знаешь, что Арильд и Леони помолвлены?– Что ты говоришь! Как это могло случиться?– София постаралась. Так она сможет разом избавиться и от Арильда, и от Розильды, а ее сыночек будет управлять замком.– Ну да. Она же всегда этого добивалась.– Но теперь это слишком серьезно! Что нам делать, Каролина? Может, все-таки съездишь туда? Софии сейчас нет, она в Англии!Но она решительно покачала головой и спокойно сказала:– Нет, Берта, я должна жить собственной жизнью.Мы стояли на перроне, подходил поезд, и, чтобы мои слова не утонули в грохоте, мне пришлось кричать:– Собственной жизнью, говоришь? Но разве это твоя жизнь, а не чужая – тех, кого ты играешь? А где же ты сама, Каролина? Настоящая, непридуманная? Почему ты не можешь хоть немного подумать о живых людях, которым ты нужна? Об Арильде, Розильде, обо мне?Она слегка улыбнулась.– А как же Карл Моор? Разве он не живой? А подумай о Джульетте, Офелии… или Гамлете! Разве им я не нужна? А Мария Стюарт? Подумай о ней!Поезд остановился, я вскочила на подножку и крикнула сквозь смех и слезы:– А дон Карлос? Смотри, о нем не забудь!Улыбаясь, она помахала мне белым платочком.– Конечно, не волнуйся. Я никого не забываю, Берта. Никого. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Каролина, с которой я встретилась, была другой. Очень изменившейся. Теперь у нее была почва под ногами. Она лучше знала свое будущее, чем я – свое. А мне-то всегда казалось, что она, как щепка, просто плывет по течению, от нечего делать пробуя то одну, то другую роль. Выходит, что нет. Очевидно, она всегда, более или менее сознательно, стремилась к одной и той же цели.За нее можно было только порадоваться. Она нашла свое призвание, уверенно смотрела в будущее. Но это могло означать, что каких-то людей ей придется вычеркнуть из своей жизни, избавиться от какой-то части своего прошлого. А если я относилась к тем, кого нужно вычеркнуть? Мне следовало быть к этому готовой. Я могла потерять ее, хотя именно сейчас чувствовала, что мы так близки, как никогда прежде.Раньше Каролина казалась мне иногда довольно равнодушной. Но, конечно, все было не так просто. Некоторое высокомерие было в ней от природы, из-за чего часто создавалось впечатление, что она безразлична к чувствам других людей. Она сама это осознавала. Я много раз замечала, как она пытается побороть в себе эту слабость. И когда ей это не удавалось, то есть когда она, так сказать, проигрывала в борьбе с самой собой, – она становилась беспощадной. Но не только к другим – себя она тоже не жалела.Раньше она умела меняться за одну секунду. Раз – и перед тобой другая Каролина! Никогда нельзя было понять, где она настоящая, а где играет. Но в это воскресенье все было иначе. Она была настоящей во всем, и на сцене тоже. Это было невероятно. Сидя в зрительном зале, я не могла избавиться от чувства, будто знаю Карла Моора всю свою жизнь. Однако мне ни разу не пришло в голову, что это Каролина. Такая идея была бы слишком неправдоподобной. Но даже знай я об этом заранее, не исключено, что я все равно бы ее не узнала.Через несколько дней от Каролины пришло письмо:
«Дорогая моя сестричка! Когда поезд тронулся, мне стало так одиноко… Мы не успели наговориться, и я ужасно по тебе скучаю. Только потом до меня вдруг дошло, что мы говорили только обо мне и моей жизни. А о тебе – ни слова. Может быть, так бывает всегда? Как же я должна тебе надоесть в таком случае! Иногда я думаю: что ты за человек? Знаю ли я тебя? И знаешь ли ты, какова я на самом деле? Шиллер сказал в одном маленьком стихотворении: „Если хочешь узнать себя – посмотри, как ведут себя другие; а хочешь понять других – загляни в собственную душу". Хороший совет – и для жизни, и для сцены. Но пока что, заглядывая в себя, я вижу только пустыню. В ней много великолепных миражей, но ни одного оазиса. Все – только сплошные миражи. А разве можно выжить в пустыне, в которой нет оазисов? Мне нужно хорошенько подумать об этом. А что видишь ты, когда заглядываешь в собственную душу? Попробую угадать: лужайку с подснежниками? Или лесные ландыши? Ты, конечно, все еще недоумеваешь, почему я сбежала из Замка Роз. Надеюсь, когда-нибудь я смогу рассказать тебе, что со мной приключилось. Хотя, возможно, ты и сама уже все знаешь. От твоих внимательных глаз ничто не может ускользать слишком долго. Но уехать меня заставило не только это происшествие. Я наконец-то поняла: довольно бабочкой порхать по замку, пора что-то сделать со своей жизнью, выйти в большой мир и зарабатывать на жизнь собственным трудом. Я очень переживаю из-за Арильда и Леони. Как они могут быть так легкомысленны? Хотя понятно, что это работа Софии. Аксель делает все, что в его силах. Я постараюсь им написать. Если смогу! Ты говорила, что снова поедешь в замок, когда начнутся каникулы. Если мне удастся прояснить один вопрос, я тоже приеду. Но, конечно, только после гастролей, на Иванов день. Как ты понимаешь, мы постоянно в разъездах, так что я недосягаема для всех. Жаль, что и для тебя тоже, а вообще это замечательно. Я сама хочу быть недосягаемой – и во времени, и в пространстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36