Чердак оказался сплошной, то есть по нему можно было пройти к любому подъезду. Оперативники «Львиного сердца» ринулись к месту, где раздавалась стрельба, но попали под веер автоматных пуль. Однако наступающих было много, и они подавили очаг сопротивления шквальным огнем, после чего сверху высыпали на лестницу.
Там, между девятым и восьмым этажами, на ступеньках и площадках обнаружились четыре неподвижных тела. Двое были из «Львиного сердца» — несомненно, мертвые. Третий — тоже труп: изрешеченный пулями брат Оли Благовидовой. А четвертый, вроде, был жив и истекал кровью.
У кого-то из бойцов «Львиного сердца» дернулась рука — пристрелить гада! Но его остановили. Установка была — взять как можно больше бандитов живыми, чтобы было что показать по телевизору и было с кого снять показания. Ведь вся эта операция затевалась не просто для того, чтобы взять преступников, а для того, чтобы восстановить репутацию фирмы и свою честь героических бойцов охраны и виртуозов частного сыска.
Когда агенты, сторожившие фасад, бежали по лестнице наверх, на помощь тем, кто шел через чердак, они услышали голос из застрявшего лифта:
— Эй! Не стреляйте. Я сдаюсь.
— Ты один?
— Да.
— Лифт работает?
— Да. Я его остановил.
— Хорошо. Спускайся на третий этаж, выбрось оружие и выходи с поднятыми руками.
— Я ранен. Не надо меня бить, очень прошу.
— Тебя убить мало.
Лифт пришел в движение и опустился на третий этаж. Из открывшихся дверей вылетели автомат и пистолет, а потом, шатаясь, вышел Рокотов. Он действительно был ранен в руку и в бок, так что бить его не стали, а убивать тем более — по вышеупомянутой причине.
Видеокамеру команда, охранявшая Темного, постоянно возила с собой, и если не весь ход операции, то по крайней мере ее завершение было снято во всех подробностях. Как выводили из подъезда Рокотова и сдавали его с рук на руки подоспевшей милиции, как выносили Зарокова и грузили его в «скорую помощь», как тащили с окрестных дворов и улиц других мстителей.
Право же, москвичам и гостям столицы в этот вечер было что посмотреть по ящику.
73
— А еще они сказали, чтобы ваш человек разделся. А то еще спрячет оружие.
Невольного посланца похитителей Яны Ружевич все еще била дрожь от пережитого страха. Но он крепился и излагал требования преступников достаточно четко.
— А ведь он маньяк, — сказал кто-то из милиционеров, имея в виду, конечно, Геннадия Кружилина по прозвищу Крокодил.
— А ты раньше об этом не догадывался? — съязвил старший инспектор угрозыска Ростовцев, находившийся тут же.
— Нет, что у него по части девочек заскок — это понятно. Но что он еще и голубой…
— Не факт, — сказал Ростовцев. — И вообще базар не по теме. Я готов туда пойти хоть голый, хоть одетый. Лишь бы это все быстрее закончилось.
— А вот уж ни хрена, — заявил Короленко. — Мне твой труп совершенно без надобности. Пусть этим спецы занимаются.
— Во-первых, я спец не хуже их. А во-вторых, им и без этого работы хватит.
— Товарищ полковник, разрешите мне, — встрял вдруг в разговор Юра Сажин, которому тут вообще не полагалось находиться (однако он все-таки проник в аэропорт, воспользовавшись всеобщей неразберихой).
— А ты кто такой? — удивился Короленко.
— Лейтенант Сажин из отдела дознания.
— А что ты тут делаешь?
— Осуществляю дознание, товарищ полковник. Один из тех двоих, — Юра махнул рукой в сторону летного поля, — проходил по моему делу о нарушении правил дорожного движения. С тяжкими последствиями.
При этих словах все присутствующие расхохотались. Ничего смешного в создавшейся ситуации, разумеется, не было, но им требовалась хоть какая-то разрядка.
ФСБ и РУОП выдвинули своих кандидатов на роль парламентера. Однако они были рады спихнуть эту проблему на милицейского добровольца, не имеющего профессиональной ценности для операции по освобождению заложников. Ясно же, что голый человек никаким способом не сможет выковырять из машины ни бандитов, ни заложниц — карате и джиу-джитсу тут не помогут. А жертвовать своими спецами ради того только, чтобы выслушать требования террористов — кто же захочет?
Так и получилось, что Сажин, вообще не по делу очутившийся в аэропорту, оказался наиболее подходящим претендентом на роль парламентера.
Разделся он, правда, не совсем, а только до плавок, которые надел в тот жаркий день, чтобы иметь возможность, не заходя домой, выкупаться после работы. Теперь Юра надеялся, что террористы придумали этот стриптиз не по маньяческой прихоти, а исключительно из деловых соображений — а значит, не станут заставлять парламентера разоблачаться до конца. Все равно он не смог бы спрятать в плавках никакого оружия, кроме данного ему природой. А это оружие, как известно, в противоборстве с террористами неэффективно.
В общем, Юра Сажин, получив инструктаж от множества спецов и больших начальников и в силу обилия информации пропустив всю ее мимо ушей, пошлепал по нагретому бетону к «тойоте», притаившейся за стойкой самолетного шасси.
По пути Юра думал о том, как хорошо быть героем на словах и на глазах у восхищенной публики вызваться добровольцем для выполнения задания, которое тебе наверняка не поручат. А вот поручили же. И не то, чтобы Юра был труслив, и не то, чтобы он хотел как-то по-особенному выпендриться, а все-таки, по мере приближения к машине террористов, дрожь в коленках и сосание под ложечкой становились все основательнее.
— Стой! — вдруг приказали из машины. Парламентер остановился метрах в пятнадцати от машины, у яркого огня рулежной дорожки. Требование террористов дать побольше света до сих пор не было выполнено, однако здесь и так было не слишком темно — во всяком случае, к этому месту ни с какой стороны нельзя было подобраться незаметно.
— Кто такой? — спросили из машины через мегафон.
— Сами же звали человека из милиции. Вот я и пришел.
— Кто такой, я спрашиваю! — голос террориста зазвучал угрожающе.
— Сажин из городского управления.
— Врешь, наверное. Ладно, неважно. Слушай и запоминай. Мне нужен транспортный самолет, «Ил-76». Пусть он подойдет сюда как можно ближе и раскроет свое хавало. Внутри должны быть три миллиона долларов и четыре парашюта. Нет, лучше восемь. На всякий случай. И ни одного лишнего человека — только экипаж. Мой напарник все это тщательно проверит, и если что не так — я убиваю малолетку. Все понятно?
— Понятно.
— Даю на все три часа. Потом начинаю делать малолетке больно. Если в три часа ночи я еще не улечу отсюда, то эту девочку никогда не полюбит ни один мальчик.
— Скотина.
— Не хами. И пусть добавят света на поле. Сколько можно напоминать? И не забывайте — моя граната со мной.
Крокодил показал Сажину гранату, зажатую в кулаке.
— Не удивляйся, — добавил он. — Рука у меня не устала. Когда вокруг все спокойно, я вставляю чеку обратно. Но никто кроме меня не знает, когда она есть, а когда ее нет. Ведь вы же не станете рисковать, чтобы это проверить? Не надо, прошу вас. Пожалейте бедных пассажиров.
— Еще пожелания будут?
— Шагай к своим. И не забудь передать им все, что я сказал. Дословно, если сможешь.
Сажин молча развернулся и пошел к аэровокзалу, раздумывая о том, что главный из террористов ведет себя чересчур спокойно для человека, у которого в руках граната с выдернутой чекой. Однако чем черт не шутит! Проверять это действительно очень небезопасно. Ведь этот Кружилин — явный псих, а шутки с такими людьми часто кончаются весьма плачевно.
А впрочем, что в лоб, что по лбу, и куда ни кинь — всюду фунт лиха. На данный момент у заложников гораздо больше шансов погибнуть, нежели остаться в живых. Хотя бы потому, что за три часа можно, хоть и не без проблем, добыть пустой транспортный самолет — но самолет, набитый долларами, за этот срок взять неоткуда, особенно ночью.
И ведь теперь уже не отмажешься, сказав, что это рекламный трюк, а никакое не похищение. Две заложницы налицо, плюс в самолете полсотни человек — и спецотряд задействовать нельзя, потому что любое неосторожное движение приведет к тому, что все эти люди взлетят на воздух. Вернее, могут взлететь. Но кто же захочет взять на себя ответственность за риск?
Большие начальники и крутые спецы, которым Сажин все это докладывал, не смогли с ходу предложить никаких решений. Вместо этого в ходе обмена мнениями всплыл один простой и, в общем-то, риторический вопрос:
— А куда это они собрались лететь?
Действительно, куда? Ведь нет в этом мире ни одной страны, которая раскрывала бы объятия воздушным террористам. Боевики и прочие нехорошие люди настолько прочно это усвоили, что в последнее время почти перестали угонять самолеты.
Неужели за маской спокойствия Крокодил скрывает отчаяние? Тогда дело совсем плохо — ведь в отчаяньи он вполне может в один прекрасный момент взорвать все к чертям.
74
В реанимационной машине, мчащейся под сиреной по московским улицам, окровавленный Зароков методично, быстро и без напряжения вырубил врача, обоих санитаров, милиционера, а вслед за ними и шофера. Потом стер с лица фальшивую кровь и переоделся в одежду одного из медиков. Затем проехал еще немного, бросил машину на людной улице и смешался с толпой. Трюк старый, хорошо известный и неоднократно описанный в литературе — но, как оказалось, по-прежнему действенный.
Его, разумеется, тотчас же объявили в розыск — благо, информации об этой личности «Львиное сердце» успело собрать немало. Только ищи ветра в поле — Москва велика, а Россия еще больше.
Кроме Зарокова пропал еще и идеолог мстителей. Арестованные мстители знали его под именем Аристарх, а более не могли сказать о нем ровным счетом ничего. Ходили разговоры, что Зароков нашел его в какой-то секте, но никто не знал — в какой именно.
«Львиному сердцу» тем временем было не до того. Объявился Коваль и по телефону в драматических тонах изложил новости по делу Яны Ружевич.
Новости были такие: преступники требуют самолет с деньгами и дают на все три часа. Теперь милиция и ФСБ чешут в затылке и трясут финансовые структуры, а на дворе, между прочим, ночь, и богатенькие буратины в это время спят или в лучшем случае гуляют с девочками по кабакам.
Каменев, однако, был человек хитрый и, переговорив с Ковалем, не стал даже думать о том, где среди ночи найти три миллиона баксов наличными. Шеф «Львиного сердца» просто набрал давно засевший в памяти номер и коротко переговорил со старым другом с Лубянки. Пока агентство сидело в глубокой луже, Каменев ни за что не стал бы этого делать, а его друг не стал бы его слушать. Но теперь Каменев был на коне, он вышел победителем в схватке с главным врагом и даже побег Зарокова не мог омрачить радость этой победы. Осталось добить врагов второстепенных — тех самых, которые засели в своей машине на летном поле аэропорта в часе лету от столицы.
После всех событий, связанных с этим делом, а особенно после «русаковской битвы» милиция ни за что не допустила бы «Львиное сердце» даже близко к месту событий. Но теперь последнее слово было не за милицией. Операция «Воздушные акробаты», которую спешно начали разрабатывать после получения требований террористов, считалась совместной — МВД, МО и ФСБ, — но за ниточки дергал Антитеррористический центр, с которым Каменев имел давние связи. Этому центру он и подал здравую идею.
Сейчас у похитителей Яны Ружевич не те условия, чтобы тщательно проверять содержимое денежных мешков и подлинность купюр. А три миллиона фальшивых долларов по сусекам ФСБ и УОП можно наскрести без затруднений. А наверх кинуть несколько пачек настоящих долларов — потом эти расходы покроет седовский фонд.
А за эту идею Каменев получил право включить в экипаж самолета своего человека. Его заместитель Селезнев был когда-то пилотом гражданской авиации, а после того как его отстранили от полетов по состоянию здоровья, стал работать в охране аэропорта. Там его и нашел Каменев. И хотя последствия жесткой посадки, перечеркнувшей летную карьеру Селезнева, до сих пор давали о себе знать, он по-прежнему вполне мог пилотировать самолет.
На этот раз Селезнева включили в экипаж в качестве бортинженера. Все-таки у него давно не было летной практики. Зато Селезнев регулярно совершенствовался в стрельбе и единоборствах, как было заведено в «Львином сердце» для всех, включая клерков.
Правда, после сложной операции по захвату мстителей Селезнев находился не в самой лучшей форме — очень уж устал. Но кроме него послать было некого. А выносливости заместителю шефа «Львиного сердца» было не занимать.
Самолет вылетел из Москвы после двух часов ночи. Срок ультиматума, предъявленного похитителями, к этому Времени уже истек, но раньше управиться было невозможно. На то, чтобы собрать и упаковать даже фальшивые деньги, найти и подготовить самолет и экипаж, наладить связь с военными и гражданскими службами с тем, чтобы самолету был открыт зеленый коридор, а силы милиции, армии и ФСБ в любой точке страны могли быстро отреагировать на любые действия террористов, — на все это требуется время, и трех часов для такой работы катастрофически мало.
75
Наверное, Крокодил и сам понял, насколько нереален объявленный им срок. По крайней мере, когда около двух часов к «тойоте» опять подошел Сажин и сообщил, что самолет с деньгами приземлится только в четвертом часу, Гена не впал в ярость и не стал, как обещал прежде, делать больно младшей из заложниц. Однако он все заметнее нервничал — хотя бы потому, что предполагал улететь отсюда задолго до рассвета и спрыгнуть с парашютом тоже в темноте, а восход солнца встретить уже в Москве, где три миллиона баксов весят больше, чем все правоохранительные органы, вместе взятые. Так думал Гена по прозвищу Крокодил и на этом строил свои надежды и планы.
Но все опять срывалось — и похитители ничего не могли с этим поделать. Заложниц всего две, и убить их сейчас нельзя, а пытать — бесполезно. Оттого, что девчонка будет орать от боли, баксы с неба не посыплются, а менты могут сделаться злее и что-нибудь учинить — штурм, например.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31