Повинуясь его указаниям, Казакова принялся расставлять по платформе бутылки с бензином и разливать горючее из канистр в виде лужиц и связующих полос.
Гена, понимающий кое-что в пиротехнике, заверил, что гореть будет недолго, но эффектно. И специально для Казановы добавил, что от этого никто из пассажиров электрички пострадать не должен — хотя сам отнюдь не был в этом уверен.
Когда эта работа была закончена, до подхода электрички осталось всего несколько минут.
Похитители укрылись под лестницей, ведущей на платформу. Отсюда можно было внезапно и мгновенно выскочить наверх и оказаться как раз напротив заднего тамбура второго вагона.
Казанова передернул затвор автомата и взял в руку гранату. Гена проверил оба пистолета и тоже потянулся за лимонкой.
А электричка запаздывала, и Казанова заметил, что Крокодил все сильнее мандражирует, и этот мандраж постепенно перетекает в возбуждение, совершенно излишнее в боевой обстановке.
Казанова окинул взглядом темную платформу, и внезапно вся эта операция показалась ему чистой воды авантюрой. Но думать об этом было уже некогда. Вдали показались огни приближающегося поезда.
39
— Ты совершенно не умеешь целоваться, — шенула Яна на ухо Уклюжему. — Учись, пока мне язык не отрезали.
И Яна стала учить соседа по заточению целоваться, активно используя для этого упомянутый орган чрезвычайно полезный во всяких эротических делах
К этому времени Яна уже дозрела до такого состояния, когда наступает что-то вроде раздвоения личности, и одна ее половина по-прежнему боится боли смерти, но другая уже смирилась с этим и смотрит как бы со стороны, как будто это кино или сон и готова шутить и смеяться над своим положением.
— А трахаться мы будем по-собачьи, — предложила она, позванивая цепью. — Ты будешь Барбос, а я — Альма. Гав! Гав!
— Это почему это я Барбос? — весело возмутился Уклюжий.
За последние дни к нему отчасти вернулась способность понимать шутки и отвечать на них адекватно. Эротические стимулы тоже больше не оставляли его равнодушным, однако был он еще слаб и немощен, так что Яна старалась за двоих.
— Хорошо, ты будешь лорд Бэрримор Шестнадцатый. С лордом это даже приятнее, чем с каким-то Барбосом. Мы будем оч-чень породистые собаки.
Она принялась совершенно по-собачьи облизывать лицо Шурика, а он вяло уклонялся, бормоча:
— Ну не надо, я так не играю. Давай по-человечески.
Яна послушно стала целовать его по-человечески, а потом предложила для поцелуя свою грудь, сообщив при этом:
— Говорят, если поить слабого, больного человека женским молоком, то он быстро становится здоровым и сильным.
— У тебя нет женского молока, — резонно возразил Уклюжий, но это не помешало ему поцеловать грудь, и даже неоднократно.
Потом они долго любили друг друга по-собачьи, по-человечески, по-французски и иными способами — благо им никто не мешал. Крокодил и Казакова ушли на дело, и дом стоял пустой. Правда пленники об этом не знали — да и какая им разница. Главное, чтобы в «темнице» не было посторонних.
После каждого раза Уклюжий, казалось, слабел окончательно и навсегда, но искушенная «суперзвезда» находила способы, чтобы снова его возбудить.
— Если выберусь отсюда, брошу петь и стану валютной проституткой, — сказала она в одной из пауз. — Безопаснее, интереснее и денег больше.
Ах, поработать бы ей полгодика в достославном городе Амстердаме на улице Красных фонарей. Может, и ей тогда смертельная доза героина показалась бы лучшим выходом из всех затруднений!
Но Яна всего лишь сидела в подвале, в плену у бандитов, которые собирались сначала отрезать ей язык, а потом и вообще убить совсем. Наверное, это обстоятельство слегка нарушило ее душевное здоровье, раз Яна стала видеть в своем положении предмет для шуток.
— К тому же я просто не смогу петь, — продолжала она. — Ведь у меня не будет языка.
А потом, показав партнеру очередной приемчик из своего богатого сексуально репертуара, Яна сказала ему:
— Учись, пока я жива.
И вдруг, словно под действием этой фразы, улыбка сбежала с ее лица. Яна побледнела, а глаза ее наполнились слезами.
— Как ты думаешь, они действительно меня убьют? — спросила она, и голос ее дрогнул.
Яна вспомнила вдруг свой альбом «Кинематограф» и песню «Молчание ягнят» — о девушке, оказавшейся во власти безумца. Но и в песне, и в фильме, и в книге девушку вовремя спасают. А как оно будет в жизни, которая имеет привычку отличаться от голливудских фантазий в худшую сторону?
И Яна заплакала, безудержно и безутешно, опустив голову на грудь Шурика, который молчал и только ласково гладил ее по волосам — как маленькую девочку, которую обидели злые мальчишки.
40
Каменев остался один на один с рацией и электронными часами. Часы показывали, что электричка с командой Сереброва уже начала свой путь. Рация молчала — оперативники договорились не пользоваться связью до начала активных действий. Вдруг у похитителей есть наблюдатели в поезде?
Из всех людей «Львиного сердца», приехавших в город, с Серебровым не отправились только пятеро, не считая самого Каменева. Двое из них поехали на «стрелку» с таинственным шантажистом, который «все знает и всем расскажет». Встреча с ним, как назло, была назначена на эту же ночь, и Каменев уже подумывал — а не подстава ли это со стороны похитителей, чтобы отвлечь внимание и силы от основной операции? Но ниточка есть ниточка, и Каменев не мог ее проигнорировать.
Еще трое сотрудников сидели в соседнем номере. Каменев отослал их, чтобы они не мешали ему думать. Думать предполагалось о деле Яны Ружевич, но мысли как-то сами собой ушли от этой темы и переключились на дело Боярова.
Каменев не понимал, что происходит, и это сильно беспокоило его. Как всякий человек, приверженный к порядку, он не любил необъяснимых явлений и таинственных событий. А Бояров, похоже, знал объяснение, но никому не хотел его раскрывать.
Он метался по Москве, проворачивая или, скорее, сворачивая какие-то дела, встречался с разными темными личностями, что-то продавал, у кого-то брал старые долги и левыми путями добывал визу в один из райских уголков планеты, где он, однако, не собирался задерживаться. Ни на одном месте Бояров не ночевал дважды, и его мания преследования разрасталась и обострялась не по дням, а по часам. Он по-Прежнему мечтал о бронированном лимузине, но у Львиного сердца» не было ни лишних лимузинов, ни лишних денег, чтобы взять такую машину напрокат — даже для очень важного потенциального информатора.
Между тем сотрудники «Львиного сердца», как охранявшие его тело, так и наблюдавшие за этим со стороны, пока не обнаружили никакой явной угрозы жизни и здоровью клиента. Но взорванная квартира была налицо, не говоря уже о трупах Горенского и Денисова вкупе с охранниками. С этим приходилось считаться.
За прошедшие два дня оперативники, окружающие Боярова, не узнали почти ничего полезного. Кроме, пожалуй, одного. Бояров бредил по ночам — наверное, ему снились кошмары. И весь этот бред слушал один из охранников, находившийся при клиенте неотлучно. И не только слушал, но и записывал. Большей частью ночное бормотание Боярова было бессвязным, но в нем порой мелькали имена, и некоторые из них оказались незнакомыми для людей из охранного агентства. Особое внимание ночного стража привлекла фраза: «Конечно, я помню Олю Благовидову. Но разве я виноват?! Она же сама хотела! Она поехала добровольно!! Нет!!!»
Об этом Селезнев сообщил шефу в сегодняшнем докладе, и новая информация не давала Каменеву покоя. Ему не терпелось узнать, кто же такая эта Оля Благовидова и почему она вызывает столь бурные эмоции у Бориса Боярова.
Но сотрудники, оставшиеся в Москве, начали выяснять это только сегодня. И им могли понадобиться на разработку этой нити не часы, а дни — может быть, много дней.
Ах, как хотелось Каменеву быть сейчас в Москве и самому поговорить с Бояровым! Пусть их знакомство не было близким и тесным, но оно все-таки имело место. Может быть, Каменев смог бы узнать нечто такое, что Бояров опасается доверять Селезневу и рядовым сотрудникам агентства.
Однако как бы ни было интересно дело Боярова, а ситуация вокруг Яны Ружевич и ее разрешение — важнее.
На электронных часах выстроились нули. Полночь. Что-то долго нет вестей от группы Сереброва. Каменев бросил взгляд на экран ноутбука, где были высвечены расписание движения электрички и карта-схема ее пути с прорисовкой окрестностей.
По расписанию электричка уже должна пройти Дымы и теперь приближается к платформе Русакове. А дальше идет Куликово — уж не там ли антиподы задумали устроить свое мероприятие? Если они руководствуются символическими соображениями, то возможно. Куликово поле — чем не символ? (Хотя здешнее село Куликово не имеет никакого отношения к месту битвы Дмитрия Донского с Мамаем.)
Но с тактической точки зрения Куликово плохо подходит для такой операции. Там вокруг платформы открытое пространство и нельзя ни приблизиться к ней незаметно, ни спокойно уйти — перестреляют, как зайцев.
То ли дело Русакове. Идеальное место для атаки антиподов. Вокруг лес стеной, деревья аж на платформу забираются. И за любым из этих деревьев может стоять вооруженный бандит. Если их много, то группа Сереброва на этой станции попадет в самую настоящую западню. Не рой другому яму, называется.
Но вся беда в том, что таких идеальных мест на Белогорской линии наберется еще с десяток. Да ведь и неизвестно, какими критериями руководствовались антиподы, выбирая место для операции. Пути подъезда, например. В Русакове скрыться в лесу легко, вот убраться из этого леса трудно, если милиция вовремя перекроет дороги.
Черт возьми, почему же молчит Серебров?! Неужели они так и будут переть по этой злосчастной до самого Белогорска?
41
После Загородной электричка опустела, как и было обещано. Причем настолько опустела, что группа Сереброва, рассредоточенная по всем вагонам, стала выглядеть подозрительно в силу самого факта своего присутствия. Хотя включала она всего двенадцать человек.
Еще через три остановки пассажиров осталось меньше двух десятков. Причем если бы Серебров сидел не во втором вагоне, а в третьем, то он бы очень удивился, узнав в одном из пассажиров следователя прокуратуры Туманова.
В первом вагоне ехал дознаватель городского управления внутренних дел Сажин, которого вообще никто в лицо не знал. Ростовцев тоже находился поблизости — в затемненной кабине машиниста. У него была своя версия насчет того, что задумали похитители. Инспектор заподозрил поездную бригаду то ли в соучастии, то ли в том, что они и есть главные преступники. А заподозрив, рассудил, что если он будет сидеть в кабине, показав предварительно машинисту свое удостоверение, то ничего не произойдет — и тогда этим машинистом, а также его помощником вплотную займется вся следственно-розыскная группа.
Впрочем, на этой своей версии Ростовцев не слишком настаивал, вел себя с поездной бригадой непринужденно и внимательно смотрел по сторонам.
Что касается розыскной группы, находящейся в подчинении у Ростовцева, то она тоже была задействована — розыскники ехали на служебной машине без опознавательных знаков по шоссе параллельно железной дороге.
Но где-то перед Дымами железная дорога и шоссе отошли далеко друг от друга, а между ними стеной встал лес. И вот уже целый час не происходило ничего необычного, а монотонность поездки притупляла внимание.
Но все-таки и милиционеры, и оперативники «Львиного сердца» напрягались каждый раз, когда вдали показывалась очередная станция. И перед Русаковым они тоже приготовились к отражению атаки, если таковая случится.
— Русаков, следующая Куликово, — пробормотал машинист в микрофон, еще не зная, что до следующей остановки поезду добраться не суждено.
Серебров во втором вагоне усмехнулся — он тоже подумал про Куликово поле.
А дальше все происходило одновременно — словно время остановилось, и всем действующим лицам показалось, будто огневой контакт длился долго, очень долго. Слишком много всего произошло за эти несколько секунд.
Гена бросил гранату первым и в мандраже попал немного не туда, так что сам чуть не подставился под осколки. Рвануло не перед платформой, как предполагалось, а на самой платформе, у знака «Остановка первого вагона». Но бензин, разлитый в той стороне, вспыхнул все равно и заставил взорваться бутылки, стоящие там же. Казанова мог бы не бросать свою гранату — но чека уже была вырвана, куда же ее девать?
Предполагалось, что от этих взрывов никто не пострадает, а просто машинист и помощник испугаются, залягут на пол, и им будет не до закрытия дверей.
Но обе гранаты легли не там, где надо — в результате помощника машиниста тяжело ранило, а Ростовцева посекло осколками стекла, и глаза его залила кровь. Машинист пострадал меньше всех, но тоже рухнул на пол, громко крича.
Во втором вагоне все машинально обернулись на грохот взрывов. Алиса, забыв про уговор не доставать оружие, пока антипод не зайдет в вагон или не вызовет ее из вагона, выхватила пистолет и, бросив сумку, метнулась к открытой двери.
Оперативник Слава тоже не выдержал и вскочил с места, бросаясь на помощь девушке. Пистолет мгновенно оказался в его руке, но Казанова уже строчил из автомата по окнам. Он вел огонь поверх голов сидящих людей, но вскочившему оперативнику снес половину черепа — то есть сделал то, чего все время боялся… Убил человека.
Крокодил был уже на платформе и стрелял из двух пистолетов. Алиса не успела сделать ни единого выстрела, а в нее уже попало четыре пули. С трех метров промахнуться трудно, и Гена своими выстрелами последовательно вырубил обе ее руки и обе ноги. Одновременно он с левой руки палил из гладкоствольного самопала вдоль платформы. От этих выстрелов вспыхнул бензин у хвостовых вагонов, по платформе пробежала полоса огня, загрохотали, взрываясь, бутылки-и остался только коридор между лестницей и задним тамбуром второго вагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31