Поэтому мы назначили тебя его преемником.
Покопавшись в отвороте сапога, Гравос вынул и кинул ему скрученную рулоном грамоту.
Хорошенько береги это, тохикс Маврос. Когда вернешься, скачи в столицу и Совет обеспечит тебя войсками, чтобы обезопасить твои границы.
– А теперь я должен ехать,– он вскочил на коня и помахал рукой.– Господи, благослови и храни тебя, парень, и может Он вернет тебя домой живым.
Пришпорив коня, он на полном скаку направился к горам.

13

Прошла неделя, прежде чем Милон переправился через реку. Конечно, нужно было разобрать стену, но это не могло его задержать, так как лорд Александрос оставил ему пару бирем с пиратами. Однако, когда некоторые из дворян Срединного Королевства узнали, что битвы не будет, они разделились на две группы. Вооруженные до зубов, они сели на коней и выехали в поля, к западу от лагеря. Происшедшая рукопашная битва была единственной и кровопролитной. Это было весьма беспокойное время для Верховного Владыки.
В конце концов ему пришлось разделить северные войска сильными контингентами войск Конфедерации и Вольных Бойцов.
Одетый в лучшую одежду и доспехи, Милон вышел из своего павильона и уже подозвал было своего боевого коня, как вдруг почувствовал знакомое прикосновение к шее. За ним стояла слониха.
Солнечное Сияние – она выбрала имя сама, когда ее телепатические способности были улучшены,– стала заметно толще. Как это и должно было быть, подумал Милон, вспомнив то фантастическое количество пищи, которое она употребила. Изо всех концов лагеря было не только видно, но и слышно, как она ела. А выражение: «Господи, как она ест!» и «голоден как слон» стали постоянными в армии Милона.
Когда Милон повернулся, Солнечное Сияние пододвинулась и положила свой хобот на его плечо.
– Пожалуйста, Бог-Милон, не отсылай Солнечное Сияние прочь. Возьми меня с собой.
– Солнечное Сияние,– Милон ласково мысленно обратился к ней.– Там, где я живу, очень холодно для тебя. Ты вскоре умрешь там. Тебе надо на юг, но не бойся, Гилл будет с тобой всегда. Он будет смотреть, чтобы у тебя всегда было много еды и никто не беспокоил тебя. А когда я приеду в твои земли, обязательно навещу тебя. Разве это не сделает Солнечное Сияние счастливой?
Ее ответ удивил его.
– Тогда разреши, Солнечное Сияние перенесет Бога-Милона через реку, пожалуйста, ты будешь в большей безопасности, чем на этом создании с тощими ногами,– она указала в сторону конюха Милона, который ждал его с боевым жеребцом.– Если ты будешь сражаться, разве это существо защитит тебя? Солнечное Сияние убила многих двуногих.
– Сражения не будет,– заверил ее Милон.– Те, кто был моими врагами, стали моими друзьями, и ты должна обещать мне, что не будешь вредить тем, кто остался за рекой. Ты и Гилл будете двигаться с ними.
– Солнечное Сияние не будет трогать тех, на кого покажет Гилл,– сказала она.– Пожалуйста, садись на Солнечное Сияние.
– Почему ты так хочешь этого? – спросил Милон.
– Бог-Милон – первый из двуногих, кто был добр к Солнечному Сиянию, кто говорил с ней и обращался с ней, как... как с двуногим. Солнечное Сияние не может оставаться с Богом-Милоном, чтобы служить ему всю жизнь, как хотела. Разреши, Бог-Милон, послужить тебе один раз?
– Черт побери,– подумал Милон,– какое впечатление я произведу, прибыв на слоне?
Гилл, приготовивший все заранее, вышел из-за слонихи, широко улыбаясь и таща седло и упряжь.

* * *

– И охранник услышал,– продолжал Маврос.– Услышал, как она кричит на незнакомом языке, и вошел в палатку, обнаружив ее согнувшейся перед этим устройством. Что точно произошло, никому не известно, даже охраннику, который только сказал, что он отпихнул ее своим копьем и убежал. Он думал, что онаведьма.
– И он не так далек от истины,– сказал Милон.– Если она то, что я думаю...
– Когда лорд Гравос, я и остальные вошли, она лежала на полу, здесь,– Маврос показал на пятно засохшей крови.– Левая часть ее черепа была расколота над и за ухом, и она не дышала.
– Устройство говорило мужским голосом, но никто не понял ни слова, хотя кто-то позднее сказал, что ему кажется, будто он слышал похожий язык, но не вспомнил где, когда и кто. Голос поговорил немного и исчез. Больше никто не касался этого уст ройства.
Милон присел на корточки перед странным ящиком и поднял микрофон, затем оглядел различные лампочки, кнопки и выключатели на передней панели. Повернувшись к королю Зеносу, тохиксу Гримосу и остальным, он сказал:
– Это, джентльмены, то, что люди, жившие семьсот лет назад, называли «Радио».
Оно использовалось для передачи устных посланий на большие расстояния. В них нет ничего колдовского, хотя я думаю, что цели людей, которые создали этот передатчик, так же греховодны, как любого волшебника.
Более подробное изучение показало, почему исчезли шумы. Шнур был кем-то отсоединен от второго ящика. Милон соединил его, аппарат загорелся, послышался низкий шум.
– Кто-нибудь слышит меня? – произнес Милон в микрофон. Он повторил это, затем поморщился и переключился на язык, который как он надеялся, был близок к американскому двадцатого столетия.
Послышалось потрескивание, затем голос ответил на том же языке:,
– Да, вас слышим, кто вы? Где Лили... доктор Ландор?
– Если вы имеете ввиду женщину, которая последняя использовала этот передатчик, то она мертва,– коротко ответил Милон.– А я – Милон Морай, Верховный Владыка Кенуриос Элас. С кем говорю?
Голос стал возбужденным.
– Вы – один из мутантов? Из тех, кто живет в одном теле во времена войны?
– О'кей, вы знаете, кто я,– ответил Милон. Кто вы?
Но ему ответил второй голос, ровный и спокойный.
– Мистер Милон, я доктор Стергеймер, старший директор Мемориального Центра имени братьев Джона и Роберта Кеннеди. Мы были бы очень рады встретиться с Вами, на Ваших условиях, конечно. Мы можем подобрать Вас и переправить по воздуху в любом месте в пределах двухсотмильного радиуса от Центра.
Смех Милона был грубым, без капли веселья.
– О, да, я понимаю, что вам очень хотелось бы заполучить меня в свои руки. И я знаю, почему. Вы хотели бы вытащить из меня то, что делает нас более или менее бессмертными. Нет, благодарю вас, доктор Стернгеймер. Я не желаю быть объектом вивисекции.
– Подождите, пожалуйста. Вы не понимаете, мистер Морай,– начал Стернгеймер.
Но Милон оборвал его.
– Нет, я понимаю, доктор, какого черта вы вмешиваетесь в дела эллинойцев? На что надеетесь? У вас что, нехватка в телах?
Ему ответили вопросом на вопрос.
– Мистер Морай, Вы американский гражданин?
– Был,– ответил Милон.– Но почему вы не ответили на мой предыдущий вопрос, доктор?
Голос Стернгеймера стал возбужденным.
– Мы, мистер Морай, пытаемся восстановить Соединенные Штаты Америки.
В этот раз Милон засмеялся по-настоящему.
– Доктор, если вы не дурачите меня, то вам лучше поговорить с одним из ваших врачей. Вы что, потеряли чувство времени? Доктор, это двадцать седьмой век после Рождества Христова. Соединенные Штаты, как мы оба знаем, давно умерли. Почему бы не оставить их в покое?
– Потому, что я патриот,– объяснил Стернгеймер. Милон опять рассмеялся.
– Вы были так патриотичны, что не выполнили приказа Конгресса и ваших начальников в Н. Е.– прекратить ваши ужасныеэксперименты и уничтожить все записи о них.
– Но я знал, что наша работа очень важна, и события подкрепили мою убежденность, мистер Морай,– воскликнул Стернгеймер.– И кто они такие, эти политиканы, чтобы командовать мною?
– Это были выбранные гражданами конгрессмены, гражданами,чьими налогами оплачивались ваши эксперименты,– холодно сказал Милон.
На этот раз Стернгеймер издал короткий смешок.
– Великие неумытые массы? Хватит, мистер Морай, Вы, как и я, знаете, что эти ослы в Конгрессе были просто завалены письмами от религиозных фанатиков и горстки сплетников, именовавших себя «журналистами». Когда мы восстановим нацию, подобного сборища августейших идиотов не будет и в помине.Народ будет управляться по-умному, научно.
– Стернгеймер, забудьте про это,– голос Милона стал ледяным.– Я еще раз говорю вам: это не тот мир, который мы знали. Сегодняшний народ нуждается в вас и в ваших планах научного диктаторства так же, как в дырке в башке. И я предупреждаю вас: не суйте нос в мои земли, которые сейчас включают в себя Южное Королевство, присоединенное к Каролиносу и Кенуриос Элас, я убью любого из ваших людей, который попадется в мои руки, запомните это, Стернгеймер.
Голос Стернгеймера внезапно снова стал ласковым.
– Дорогой мистер Морай, Вы не совсем правильно поняли меня. Я хочу встретиться с Вами с глазу на глаз, как мужчина с мужчиной, чтобы я смог убедить Вас...
– Стернгеймер, Вы не убедите меня. Не теряйте времени. И запомните, что я сказал и что обещал сделать с любым из ваших паразитов, который попадется мне, и держитесь подальше от моей Конфедерации. Чтобы закончить свою работу, мне понадобится около двух веков, и я не пожалею ни одного из ваших вурдалаков, которые будут мутить воду,– Милон швырнул микрофон об пол.
– Мистер Морай! Подождите! – следующие слова остались неуслышанными, так как Милон крутанул ручку настройки частоты.
Верховный Владыка разъединил источник питания и передатчик и приказал своим охранникам сбросить эти ящики с середины моста в реку.
Что бы ни делали с телом Застроса, ничто не помогало вывести его из состояния наркотического сна, ни встряхивание, ни оплеухи, ни уколы острым кинжалом, ни прижигание пяток.
– Он все время в таком состоянии,– сообщил Маврос.– Воду он пьет, если открыть ему рот и влить в глотку, но есть не может.
Милон посмотрел на неподвижное тело в синяках, ожогах, кровоподтеках. Он постарался проникнуть в мозг, но обнаружил, что тот экранирован. Милон заподозрил истинную причину, но не был полностью уверен в этом.
– Джентльмены, я подозреваю, что жена Застроса, которая была агентом очень злых людей на юге, накачала его наркотиками. Возможно, она держала его в бессознательном состоянии, когда воспользовалась этим радио для контактов со своими хозяевами. Нам не известен антидот, который может вывести его из транса, и она унесла этот способ с собой в могилу. Самое милосердное для него сейчас – это быстрая смерть.
Говоря это, он вытащил свой кинжал.

* * *

Лилиан слышала весь разговор мутанта со старшим директором, приказ уничтожить передатчик, ее единственную связь с Центром: хотя она чувствовала все попытки оживить Застроса, пережила мучительную боль, но ни единого возгласа не вырвалось из уст неподвижного тела. Затем она услышала слова Милона, услышала, как он вытащил оружие из ножен.
Она почувствовала, как кончики пальцев ощупывают грудь, и кинжал вонзился в сердце. Лилиан молча закричала и в панике начала искать чье-нибудь спящее или бессознательное тело, любое: человека, животного, но безуспешно. Затем наступила тишина.
Так доктор Лилиан Ландор (держательница четырех степеней), которая ненавидела всех мужчин на протяжении почти семисот лет жизни, встретила смерть в теле мужчины.

14

В начале месяца, называемого «текембриос» Милон и Мора лежали на коврах в своей задрапированной шелками спальне и смотрели на пламя очага, пожирающее поленья.
Это был один из редких вечеров, когда они могли вдвоем поесть. Остатки еды еще лежали на столе.
Он попытался проникнуть в ее мысли, но не смог и спросил:
– О чем ты думаешь, и почему скрываешь свои мысли?
Она грустно улыбнулась.
– Извини, Милон. Ты же знаешь, нам так часто приходится скрывать свои мысли. Но я ничего не таю от тебя.
Нет, я просто думала о тебе. Я думала о первой зиме, которую я провела с тобой в той несчастной палатке в Эласе. Господи, это было ужасно: Арктический ветер, дувший с океана, мухи, облепившие каждое существо в лагере, запах – вонь в палатках могла свалить козла, дым, кислое молоко, сырая древесина и потные немытые тела. Тебе следовало бы предупредить меня, на что похожи зимние лагеря. Ничего даже отдаленно напоминающего ванну на протяжении месяцы. Милон, мне казалось, что я никогда не смогу отмыться.
Милон глотнул из кубка.
– Я не слышал ни однрй жалобы от тебя тогда, Мора.
Она засмеялась.
– Конечно нет, глупый. Я любила тебя тогда – безумно. Тогда – холод, вонь, грязь, мухи – все было нипочем, когда ты был рядом. Мы, женщины, похожи в первой вспышке любви.
– А сейчас, Мора? – он перекатился на бок и посмотрел ей в лицо.– Это было сорок лет назад. Как ты сейчас любишь меня?
– Не так сильно, милый. Такая любовь никогда не длится долго: слишком она сильна, поглощающа и обессиливающа для обеих сторон. Но я все еще люблю тебя, Милон. Наши отношения стали удобными для меня. А ты, мой господин?
Прежде чем ответить, он осушил кубок и швырнул его в сторону стола; перевернувшись на спину и положив руки под голову, я смотрел на нее.
– Я не люблю тебя, Мора, и тогда не любил и думаю, ты знала это.
Она кивнула, огонь бросил тени на занавески, свисавшими над ее плечами.
– Я знала, но это не важно.
– Я давно думаю, что не знаю, полюблю ли когда-нибудь тебя. Не потому, что тебя нельзя полюбить. Просто чувство любви атрофировалось у меня. Я боялся полюбить кого-нибудь надолго.
Это ужасно видеть, как любимая женщина стареет день за днем и умирает. Когда любишь – это ужасная пытка. Пережив это пару раз, Мора, я заставил себя не любить.
Но через годы я полюблю тебя, я восхищен тобой, моей верой в тебя и в ту радость, которую ты дала мне. Как ты сказала, наши отношения удобны. Мне хорошо, Мора, я счастлив. Ты сделала меня счастливым и я люблю тебя.
Положив руку ему на щеку, Мора прошептала:
– Я рада, что ты вспомнил, как любить, мой Милон, и сейчас, когда южные эллинойцы объединились и будет мир...
– Ха! – воскликнул он, садясь.– Мир? Подобный мир продлится недолго, до весны, ибо мне и Гримосу слишком много надо сделать.
Мора удивленно подняла брови.
– Гримос? Но он же стратегос короля Зеноса?
– Да,– согласился Милон.– Но только до первого дня Матриоса. В этот день я приму от него, как от нового стратегоса Конфедерации официальную клятву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22