он торопился исполнить ее поручение, радуясь в душе, что нашелся повод исчезнуть, прежде чем Фея успела заметить улыбку у него на лице. Глава 3. КОРОЛЬ У ПОДНОЖИЯ ХОЛМОВ Удивительно, думала Эйлин, как внезапно, в одночасье, может измениться жизнь человека. Новые обязанности не оставляли ей времени предаваться скорби. Язур расчистил прежний очаг в том месте, где когда-то была кухня, и теперь сооружал подобие хижины, используя единственный уцелевший участок стены. Эйлин разослала во все стороны мысленные приказы, но волков, пришедших вместе с Ориэллой из южных гор, не обнаружила: вероятнее всего, они погибли в огне пожара. Тогда Фея призвала волчью семью из Долины — это были потомки тех, с которыми Ориэлла в детстве играла, а у волков долгая память на такие вещи, поэтому они были счастливы принять участие в воспитании ее сына и внука своей госпожи.Искальда выглядела уже гораздо лучше. Правда, у Эйлин никогда не было особых способностей к исцелению, но что могла, она сделала: промыла ранки от шипов, сняла боль, заживила ссадины. У Искальды, к счастью, оказался не перелом, а всего лишь вывих, правда, довольно серьезный, и Эйлин, послушавшись совета Язура, прибегла к средствам лечения, принятым у смертных, сделав Искальде припарки из мха и лечебных трав.Когда Язур впервые сообщил ей, что решил остаться, Эйлин дала ему краткий и, конечно же, отрицательный ответ, но по зрелом размышлении передумала, и, как оказалось, это было лучшее решение, какое она приняла на своем веку. Волшебница с удовольствием втянула дразнящий аромат оленины, которую Язур жарил на костре. «Он не только ловкий охотник и следопыт, не только может построить навес так же легко, как машет мечом, он еще и стряпать умеет, — подумала она с улыбкой. — Когда я снова увижу дочь — а я должна верить, что снова ее увижу, — надо не забыть похвалить ее за то, что она так хорошо научилась выбирать друзей».Итак, Фея больше не собиралась выгонять юношу, тем более что с появлением Вульфа хлопот у нее прибавилось. Форрал в свое время научил ее одному: нет ничего плохого в том, чтобы принять честно предложенную помощь, равно как и в том, чтобы признать, что невозможно сделать все в одиночку. Эйлин понимала, что, потакая своей гордости, она повредит прежде всего Вульфу, а бедный мальчик и так уже порядочно натерпелся. Эйлин не собиралась повторять ошибку, которую она допустила, воспитывая Ориэллу. * * * Несмотря на то что Эйлин публично его унизила, Хеллорин больше не находил в своем сердце злости. Когда он думал о том, что она осталась одна в Долине, лишившись дочери, так же, как он — сына, ему становилось ее жалко. Тем не менее в отличие от нее у него есть целая орава разъяренных фаэри, за которых он в ответе. Нельзя позволять даже Эйлин перечить Владыке Леса. Поразмыслив, он решил явиться перед ней со словами: «Видишь? Ты уже скучаешь по роскоши, которую я мог бы тебе дать», — а потом предложить взаимовыгодный обмен.Перед этим, правда, Хеллорин произвел небольшую разведку и теперь скрежетал зубами, наблюдая идиллические сцены домашних хлопот на островке. Что здесь произошло, пока его не было? Кто этот проклятущий смертный? Хеллорин ожидал застать Эйлин одну-одинешеньку, убитую горем, — и вот, пожалуйста! Он собирался торговаться, предложить ей помощь при условии, что она разрешит фаэри поселиться в Долине, и когда увидел, что она вся в делах и заботах, а главное — больше не одинока, сердце его неровно забилось.Повелитель фаэри продолжал наблюдение до тех пор, пока длинные синие тени не протянули руки, чтобы обнять Долину. Впервые он задал себе вопрос, зачем преследует эту женщину, — и, к своему удивлению, обнаружил, что просто-напросто скучает по требовательной и острой на язычок волшебнице. Она напомнила ему Адрину, мать Д'Арвана, до сей поры его единственную любовь. Кроме того, ему нравились их постоянные стычки, и он не хотел, чтобы они переросли в банальную вражду, тем более что эта вражда была бы поистине смертельной — зная Эйлин, Хеллорин ни минуты в этом не сомневался.И наконец, хотя такие понятия, как раскаяние и совесть, были чужды Владыке Лесов, он сознавал, что его вчерашний поступок потряс Фею и вызвал у нее отвращение — и у него не было ни малейшего желания, чтобы она укрепилась в этих чувствах.Впервые в жизни Хеллорин был вынужден признать горькую правду: как бы ни была велика его власть, ему не избежать ответственности за свои поступки. Если бы он не пропустил мимо ушей отчаянные просьбы Эйлин, она не отвергла бы его — и, быть может, в эту минуту Д'Арван был бы здесь. Возвращение скакунов слишком дорого обошлось Повелителю фаэри, и на данный момент они — единственное, что он может предъявить миру, в который вернулся.Ну что ж, значит, так тому и быть. Хеллорин распрямил затекшую спину. Придется проглотить эту горькую пилюлю и попытаться исправить ошибки. Угрожать Эйлин силой бесполезно, но рано или поздно ей понадобится его помощь, а до тех пор можно и потерпеть. И вообще, кому нужна ее драгоценная Долина? Не лучше ли возвести прекрасный величественный город — и пусть он станет домом для вернувшихся фаэри?Надо сказать, что эта идея родилась у него еще прошлой ночью, на негостеприимных вересковых пустошах, и с тех пор не давала ему покоя. Сердце его стучало от волнения, когда он начинал ее обдумывать. Хеллорин вспомнил, что далеко на севере, в высоких горах, где гуляют холодные ветры и редко встречаются люди, есть глубокое озеро с крутыми берегами, поросшими сосной. Это озеро, над которым в любую погоду висит туман, в древности называлось Озером Летящей Лошади, и кому, кроме фаэри с их волшебными табунами, может оно предназначаться? У кромки озера возвышается зеленый холм — Холм Летящей Лошади, великолепное место для будущего города.Губы Хеллорина сами собой растянулись в улыбке. Даже с помощью магии возвести город непросто — понадобится много рабов, и брать их в Нексисе и других человеческих поселениях будет замечательным развлечением. Совсем как в старые добрые времена!На мгновение у него мелькнула мысль, что Эйлин это не понравится, но он от нее отмахнулся. Не хватало еще Повелителю фаэри жить с оглядкой на какую-то капризную бабу!Кроме того, она сама виновата: не прощала бы его, он и не затевал бы никаких строительств, а спокойно бы расселил своих подданных в Долине. Хеллорин пошел обратно, по пути созывая фаэрн и отдавая приказы седлать скакунов. Пусть Эйлин пока воображает", что она победила Он даже готов пожертвовать белой кобылой, чтобы она побольше уверилась в этом, но скоро, очень скоро, Эйлин поймет, что она натворила.Хеллорин заулыбался еще шире, представив себе панику, которую посеет в твердыне ненавистных ему чародеев. Впрочем, за исключением Эйлин, в мире больше нет чародеев, неожиданно подумал он. Не проще ли в таком случае захватить Нексис и сэкономить усилия и время? Нет, жить среди бывших врагов не пристало фаэри, во всяком случае, сразу после освобождения. А вот когда его сын вернется в этот мир — в чем Хеллорин был твердо уверен, — тогда он подарит ему Нексис.Улыбка Повелителя фаэри стала мечтательной. Два великих города, один на севере, другой на юге — и вся земля между ними принадлежит фаэри! Он решил, что, построив свой город, первым делом создаст там новое магическое окно, специально настроенное на Д'Арвана, чтобы, как только тот вернется, отправить ему на подмогу воинов. Правда, их расставание было не особенно теплым, но Владыка Лесов не терял уверенности, что мальчишка еще образумится. А чтобы ускорить этот процесс, существует немало способов, и когда Д'Арван примкнет к когорте своего отца, мечта Повелителя фаэри исполнится.Будь Хеллорин в эту минуту способен заглянуть в Нексис, он, возможно, поумерил бы свой пыл. С уходом Элизеф город лишился правителей-магов, и незримые силы, не сдерживаемые более древними заклинаниями, зашевелились в земных глубинах. * * * Было время, когда он расхаживал по земле в образе великана. Было время, когда он представлял собой нечто большее, чем поверженная, обезумевшая тварь, заключенная в каменную гробницу. Сознание сжималось за долгие годы, его становилось все меньше… Все меньше… Скованный цепью чужого разума, ослепительного и прочного, как алмаз, острого и безжалостного, словно сталь, он ждал — ждал целую вечность, беспомощный, лишенный надежды. И вот впервые возникло тревожное ощущение — неуловимое, словно тоненький лучик, мелькнувший в ночной темноте: незримая трещинка в монолите гробницы.Ненависть его зашевелилась и начала расти — и одновременно с нею возвращалась и крепла мысль. Сдерживающие заклинания обветшали — и бесконечная ночь его заточения приближалась к концу. И спустя столько лет оказалось, что в нем еще не угасла жажда мщения.Медленно, постепенно Габал принялся распространять вокруг свою ожившую волю, пытаясь раздвинуть безжизненный камень, окружающий его со всех сторон. Усилием мысли он нащупал в скале слабину, трещинку не толще человеческого волоса, и расширил ее до размеров щелочки.Потом молдан отдыхал. Скала протестующе скрипела, древняя пыль просачивалась сквозь новые трещинки, разбежавшиеся от первоначальной. Восстановив силы, Габал снова налег на щель, стремясь сделать ее еще больше. Затем он опять остановился передохнуть. Долгожданная свобода была настолько близка, что не спешить было очень трудно, но молдан знал, что если он сейчас надорвется, то останется здесь навсегда.Усилие — отдых, усилие — отдых. Мысли молдана потонули в дремотном однообразии; он заставил себя забыть даже о надежде — она лишь отвлекала его от основной задачи. Главное — освободиться, а тогда уж придет черед строить планы. Тогда он найдет какую-нибудь пешку, какого-нибудь мозгляка, который переправит его дух через море домой, к любимой горе, где он снова сможет стать прежним и обрести былое могущество.Габал был готов трудиться до бесконечности — и потому испытал потрясение, внезапно наткнувшись на пустоту. Свободен! Он наконец свободен! Эта мысль пронзила Габала подобно ослепительному лучу, и его сознание вновь обрело четкость. Молдан осмотрелся.Ничего себе! Пока он сидел взаперти, здесь многое переменилось. Габал осторожно заглянул в хитросплетение тоннелей, коридоров и закоулков, пронизывающих землю под обиталищем магов. Невероятно! Чародеи, должно быть, трудились немало столетий, чтобы создать эту махину. Молдан наткнулся на место, где подземные коридоры пересекались с канализационной системой Нексиса, и злорадно захихикал: стоит только обрушить парочку тоннелей, проходящих под городом…Но, увы, он уже не тот, что прежде. Чародеи лишили его былой мощи, и пройдет много времени, пока силы самой земли не излечат и не обновят его. Обрушив город сейчас, он лишится остатков энергии, так что лучше повременить. Все равно чародеев уже не осталось, и то, что ему удалось освободиться, — лучшее тому подтверждение. Но что, однако, с ними случилось? Габал всей душой надеялся, что угасание Волшебного Народа сопровождалось величайшими мучениями и страданиями.Снедаемый любопытством, молдан заглянул в катакомбы, что находились непосредственно под Академией, но, к своему разочарованию, не обнаружил там зашифрованных в камне посланий — молдан пользовались именно такой письменностью, — а необъятное собрание свитков и фолиантов было для него всего лишь кучками высохших растений и кожи животных. Габал терялся в догадках, зачем чародеям понадобилось хранить этот хлам.Потом мысль его дотянулась до комнаты с Нихилим — и в ужасе бежала оттуда, втянувшись в ядро сознания молдана подобно щупальцу морского животного. Заклинание времени было ему слишком хорошо знакомо, ибо именно с его помощью чародеи тысячелетия назад поработили Габала. О Призраках Смерти он не имел ни малейшего понятия, но от них за версту несло ужасной магией, и молдан подумал, что если чародеи осмелились забраться в такие жуткие дебри, то нет ничего удивительного в том, что они вымерли.Немного передохнув, он снова начал осторожно ощупывать пространство, готовый к очередным неприятным открытиям. Новые и новые комнаты, новые и новые горы мусора. Внезапно Габал почуял знакомый металлический холодок заклинания времени — и остановился как вкопанный. Здесь был чародей! Один из тех, кого молдан ненавидел больше всего на свете. Будь у Габала голос, он бы взвыл от ярости — и город содрогнулся бы от этого крика.Потом Габал успокоился. Стало быть, один из этого нечистого племени выжил, хотя бы одному не удастся избежать мести. Молдан с опаской подобрался к заклинанию и принялся искать способ обратить его во что-нибудь более ужасное. Он был предельно внимателен: при попытке изменить магическое поле, созданное не тобой, жертва может случайно освободиться и…Поздно! Магический засов раскалился и начал прожигать дорожку по мысленной ниточке, выпущенной Габалом.Внезапно молдан оказался полностью парализован и перестал воспринимать внешний мир.— Попался! — проскрипел старческий голос, грозно вклинившийся в темное, изолированное ядро сознания Габала.— У тебя ничего нет, чародей! — выпалил молдан, сам понимая, что эти слова не более чем блеф. Произнося их, он сделал попытку освободиться из тисков чужой воли, но неприятель только усилил хватку, не давая ему уйти, и начал кромсать его разум стальными когтями, обнажая самые сокровенные мысли Габала. Молдан забился в агонии и беззвучно закричал, когда все его существо, все его тайные надежды и страхи открылись обжигающему взору ужасного чародея.Казалось, эти мучения длятся вечно. Но наконец истерзанный молдан, всхлипывая, скорчился перед своим мучителем, пытаясь собрать жалкие остатки мыслей, словно лохмотья изорванного одеяния.— Прекрасно, — мрачно проскрипел голос. — Просто прекрасно. Да это, никак, молдан — один из древних стихийных духов земли, прибывший к нам из-за океана? — Голос вдруг стал мягким и вкрадчивым. — Ну что ж, молдан, я уверен, что мы с тобой можем достичь взаимопонимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51