Кашляя и пошатываясь, Тим направился к лежащей на земле Помпа-Жире. Лоб чесался неимоверно — сразу в двух местах, над глазами. Тимерлен стал тереть его, царапать и щипать кожу, пытаясь унять зуд.
— Ипомея! — позвал он. — Эй, ты как...
Дона лежала лицом кверху с закрытыми глазами, разбросав руки и ноги. Стигмат встал рядом с ней на колени, похлопал по плечу, наклонился, вглядываясь в лицо. Дона не шевелилась.
— Эй! — повторил он.
Она молчала. Щупать пульс или подносить к губам зеркальце — хотя где его тут взять? — было бессмысленно. Это ж не человек... Тим подумал-подумал, а потом наклонился и поцеловал ее. Губы доны были холодными и неподвижными. Тимерлен обхватил ее за шею и положил ладонь на грудь, прижался к доне сильнее — и тогда словно поток бурлящей розовой энергии хлынул от него вниз. Тело под Стигматом содрогнулось, стало вдруг очень горячим; отпрянув, и он увидел широко раскрытые зеленые глаза.
— Ухх... — протянула Помпа-Жира.
— Очухалась? Слушай, нам надо к Чаду, прямо сейчас. Через несколько минут архетип воплотится в этом мужике, которого Бокор с собой притащил. Они за это время до озера доберутся...
— И что будет? — хрипло спросила Ипомея.
— Ну, это же магическое озеро. В нем вода... вроде как первозданная. Из первобытного океана. Там подземный водоем, прямо под Чадом, из него бьют ключи... В Антарктиде, глубоко во льдах такое же есть — первобытный бульон в них. Джигурти наверняка уже где-то там, прячется. Короче, если в этот момент, когда архетип проявится, тело будет находиться в водах озера — Гермес в него сможет воплотиться. Джигурти решил, раз в этом домене мирного слияние разных вер не получилось, значит, надо опять власть взять, превратить Землю в Гермес-2. Тогда никакой Вуду, никакой Каббалы, понимаешь?..
— Я исчезну? — спросила она.
— Ага.
— А ты меня не спасешь?
Тим виновато развел руками.
— Я тут ничего не могу поделать. Вы все исчезнете.
— Но ты же в меня веришь?
— Я... Ну, да.
— Сильно? Если сильно — я не исчезну.
— Я надеюсь, — сказал он. — Но все равно...
Ипомея уперлась ладонями в землю, оттолкнулась — и воспарила над землей. Поглядев на Стигмата, она провела кончиком языка по вздернутой верхней губе и сказала:
— Так полетели.
Тим возразил:
— Ты что, я ж не умею.
— Я тебя понесу. Но только по дороге — знаешь, чем я хочу заняться?
* * *
На крутом повороте ярко-красный джип занесло. Вырулившая на земляную дорогу старенькая зеленая ‘шкода’ попыталась затормозить, но было поздно.
— Отец!
Завизжали покрышки. Джип пошел юзом, впереди надвигался электровоз.
— Папа, тормози!!! — Егор вцепился в спинку переднего сидения, мать, расставив руки, закричала. Отец крутанул руль, и задние колеса вынесло на рельсу. Передок электровоза ударил в ‘шкоду’ и отбросил назад. Машина перевернулась — раз, второй, катясь навстречу джипу. Мать вопила, на заднем сидении что-то орал Егор. Машина встала на бок, осыпалось лобовое стекло, и тут же мать смолкла. ‘Шкода’ качнулась и упала возле насыпи на все четыре колеса. Мгновение — и в ее бок врезался джип. За лобовым стеклом мелькнуло лицо водителя. Треск сминаемого металла слился с ревом электровоза. Сквозь проломленную дверцу отца выбросило наружу, один миг Егор видел надвигающуюся на него громаду состава. Отец упал на вибрирующие рельсы, извернулся, пытаясь отползти, и тут колеса переехали его ноги.
Егор рухнул на колени, стараясь не погрузиться во мглу с головой, закричал:
— Он не виноват, это водитель джипа...
НЕ ВИНОВАТ? ХОРОШО, А ВОТ ТАК?
На крутом повороте ярко-красный джип резко свернул. Вырулившая на земляную дорогу зеленая ‘шкода’ не успела затормозить.
— Мама!
Завизжали покрышки. Джип пошел юзом, спереди надвигался электровоз.
— Мама, тормози!!! — пытаясь удержаться, Егор широко расставил руки. Позади отец, вцепившись в спинку переднего сидения, закричал. Мать крутанула руль, задние колеса вынесло на рельсу. Передок электровоза ударил в ‘шкоду’ и отбросил назад. Машина перевернулась — раз, второй, катясь навстречу джипу. Егор орал, сзади вопил отец. Машина встала на бок, осыпалось лобовое стекло, и тут же отец замолчал. ‘Шкода’ качнулась и упала возле насыпи на все четыре колеса. Секундная тишина — а затем в ее бок врезался джип. За лобовым стеклом мелькнуло испуганное лицо водителя. Треск сминаемого металла слился с пронзительным гудком. Сквозь проломленную дверь мать выбросило наружу, один миг Егор видел надвигающуюся на нее громаду состава. Мать упала ногами на вибрирующие рельсы, и тут же колеса переехали ее колени.
Он с головой погрузился в чернильную мглу, бросив трезубец, колотя вокруг себя руками. Он пытался встать — и не мог. Дионисийская сила бурлила, ходила волнами, затягивая Адаму в глубины клокочущей ненависти.
— Ее раздавило в машине, это все отец, это он вел...
НИ ОДНО СОЗНАНИЕ НЕ ВЫДЕРЖИТ ЭТОГО. ТВОЕ ПОЧТИ РАЗРУШЕНО. СЕЙЧАС ТЫ ЛИШИШЬСЯ НОГ.
На крутом повороте джип резко свернул. Вырулившая на земляную дорогу ‘шкода’ попыталась затормозить, но было поздно.
— Егор!
Завизжали покрышки. Джип пошел юзом, спереди надвигался электровоз.
— Егор, тормози!!! — отец вцепился в спинку переднего сидения, мать, расставив руки, закричала. Егор крутанул руль, и задние колеса вынесло на рельсу. Передок электровоза ударил в ‘шкоду’ и отбросил назад. Катясь навстречу джипу, машина перевернулась — раз, второй. Мать кричала, на заднем сидении что-то вопил отец. Машина встала на бок, лобовое стекло осыпалось, и тут же мать смолкла. ‘Шкода’ качнулась и упала на все четыре колеса. Секундная тишина — а затем в ее бок врезался джип. Треск сминаемого металла заглушил пронзительный гудок. Сквозь проломленную дверь Егора выбросило наружу, один миг он видел надвигающуюся громаду состава. Грохотали колесные пары, вибрировали рельсы... Он упал на насыпь головой к покореженной машине, что-то ударило по ногам, будто опустившаяся гильотина перерубила их в коленях...
Егор захлебывался мглой.
— Я не вел ее, я не сидел за рулем! Я не виноват, это отец, это водитель джипа, это они виноваты... — мгла душила его, но он не мог встать, ведь ног не было.
— Никто не в чем не виноват, — произнес знакомый голос.
Электровоз уехал. Егор лежал ногами на рельсах, изогнувшись, глядя на смятую ‘шкоду’ с забрызганными красным и серым стеклами. Дверца джипа открылась, наружу выбрался водитель. Он покачнулся, оперся на капот, потом согнулся, и его вырвало под колеса машины. Утерев рот ладонью, водитель поковылял к ‘шкоде’. По щекам струились слезы. Солнце ярко светило в высоком небе — а потом оно мигнуло, и над Егором склонилось лицо Троечки.
— Никто не виноват, — произнесла она. — Это все в прошлом, ты же хочешь жить дальше? Вставай.
— Но у меня нет ног, — пожаловался Егор.
— Как это нет? Есть.
Под насыпью рыдающий водитель пытался открыть заднюю дверцу ‘шкоды’ и вытащить кого-то, лежащего в ней.
— Нет. Отцу отрезало ноги, и матери, и потом мне...
— Что ты говоришь? Вставай...
Троечка ухватила его за плечи, пытаясь поднять. Егор сопротивлялся, отталкивая ее.
— Ну посмотри же, — упрашивала она. — Взгляни сам, это тебе только кажется... — покрепче обхватив Адаму, она потянула.
— Ну же, взгляни!
Они были на месте, никуда не делись — вот они, его ноги в потертых голубых джинсах, никакой крови, ни следа ран...
— Вставай!
Егор приподнялся — и голова вынырнула из мглы.
Он выпрямился во весь рост. Ли стояла рядом, поддерживая его.
НЕТ, ТЫ УМЕР. ТЕБЯ НЕТ. ТЫ — ЛИШЬ БЕЗНОГОЕ ТЕЛО, ЛИШЕННОЕ ВОЛИ И...
Егор шагнул на остров и вонзил в Диониса острия трезубца. Клубы мглы пошли волнами.
Оружие вырвало из рук Адамы, и оно исчез внутри. Из середины исполинского лица ударил узкий ртутный луч.
Черные наросты зашевелились. Вдоль извилин протянулись нити зелено-голубого света. Вокруг острова заклубилась мгла, Егор и Троечка упали.
Извивающиеся нити света обвили всю громаду Диониса. Они вспыхнули слепящим сиянием — и тогда стены пирамиды упали наружу.
* * *
Отцепившись от плеч Помпа-Жиры, Стигмат спрыгнул на землю и побежал, на ходу застегивая ремень. Он чувствовал себя лимоном, пропущенным через мясорубку. Оправляющая юбку Ипомея летела рядом, выражение лица у нее было такое, словно ее стукнули по голове пыльным мешком, наполненным кокаином. Тиму хотелось прилечь и долго лежать среди вековых баобабов, но медлить было нельзя — внизу уже открылось озеро Чад. Вода его, прекрасная своей первозданной, чистейшей глубокой синевой, казалось, мерцала.
В стороне, среди зарослей тростника и папируса, на водопой собрались животные. Слоны стояли, опустив хоботы, иногда поливали водой серые бока, издавали трубный рев и качали головами. Над поверхностью виднелись бугристые лбы и черные глазки бегемотов, отдыхающих от дневной жары. Тяжело покачивая тугими боками, бродили носороги; на берегу маленькими серыми холмиками перемещались лупоглазые лемуры — колдовские воды озера привлекали всех. Стадо криворогих буйволов медленно брело вдоль берега, в зарослях сидело несколько пестрых леопардов, рядом сновали гиены и муравьеды, по ветвям над головой Тима прыгали павианы и шимпанзе. Над всеми ними возвышался, задумчиво изогнув длинную шею в ярких красно-желтых ромбах, тощий жираф.
Тим одновременно увидел Бокора — тот волок за руку мужчину, с которым проник через дромос, — сидящего на спине одного из слонов старика во френче, цилиндре и с сигарой в зубах, и вертолет — белоснежный здоровяк-транспортник Ми-8/17 с рядом овальных иллюминаторов, летящий над озером в сторону берега.
— Убери Барона! — прокричал Тим Ипомее. — Слышишь, дона?
Она кивнула и полетела в ту сторону, где был старик. Тим бежал, не чуя под собой ног, как не бегал ни разу в жизни. Где Джигурти? Стигмат не мог сообразить, где именно прячется Тот. Но он должен быть неподалеку...
Бокор волочил мужчину, им уже недалеко оставалось до кромки воды. Вертолет, летящий низко над покрывшейся мелкой рябью поверхностью, ревя несущим винтом, приближался... На борту его большими ярко-красными буквами было написано:
T E B A H
Краем глаз Тим заметил, как Ипомея налетает на Барона Субботу, который, размахивая сигарой, прямо со спины слона прыгает ей на встречу. Жираф, качая шеей, зашагал вперед, Тимерлен увидел его глаза — и понял, где прячется Джигурти.
Опанасу оставалось несколько метров до воды, когда из вертолета один за другим стали выпрыгивать мужчины в просторных оранжевых одеждах, лысые, с красными пятнами между узких черных бровей, вооруженные автоматами.
Это были сотрудники спецотдела, не того, в котором состояли агенты Готугава и Моцудайра, а суперсекретного — о его наличии знало лишь двое-трое людей из высшего руководства корпорации.
Подняв тучу брызг, они бросились к берегу. Бокор остановился в нескольких метрах перед ним, положив руки на плечи Андрея. Тимерлен перешел на шаг — чего бы не добивался ‘Тебах’, они не позволят Бокору закончить ритуал. Возможно, они еще не знают, что Вуду собираются перехватить контроль над архетипом Гермеса, но Тот Джигурти — враг ‘Тебаха’, и корпорация стремится помешать ему довести операцию до конца... Вот только почему они одеты в оранжевое?
Опанас оглянулся — Стигмат увидел растерянность на его лице. Оранжевые приближались. Стоящий перед Бокором мужчина вдруг задрожал всем телом — наверное, в него загружались последние слова. Жираф закричал — как не может кричать животное, голосом почти человеческим — переставляя длинные ноги, будто ходули, побежал.
Сотрудники ‘Тебаха’ достигли двух фигур на берегу.
— Эй! — выкрикнул Тим. — Главное, к воде их не подпускайте!
Оранжевые прошли мимо Бокора, встав между ним и Тимерленом, подняли автоматы и открыли огонь. За их спинами вжавший голову в плечи Опанас удивленно оглянулся, а потом со всей силы толкнул Андрея в спину — тот просеменил вперед, почти падая, шагнул в озеро и повалился лицом вниз. Синяя вода сомкнулась над ним.
* * *
Глаза привыкли к темноте, и Квас с Толиком увидели две фигуры: одна стояла на коленях между компьютерными столами, занеся над головой молоток, а вторая маячила на фоне окна.
— Давай! — закричал Квас.
Сунувшийся за ними в комнату Петр Ильич присел, когда дробовик в руках Володи, громыхнув, полыхнул огнем. ‘Джекхаммер’ модификации Мк 3-А2 весит четыре с половиной килограмма, приклад модифицирован, чтобы уменьшать отдачу, ствол и некоторые другие части стальные, а корпус, цевье и приклад — из армированного стекловолокном литого пластика. Все вместе это позволяет сделать до сорока выстрелов в минуту.
— Болван, сюда! — успел крикнуть старик, но бронебойный патрон уже опрокинул Арсения на пол. Прыгнувший вперед Толик прыснул в Метатрона из баллончика. Откинувшись всем телом назад, тот попал водителю молотком по груди — Толик захрипел и отшатнулся. Рука Метатрона начала опускаться, Квас закричал: ‘Не дай ему ударить!’, и Толик, бросив баллон, вцепился в широкое волосатое запястье. Метатрон, из глаз которого текли слезы, а из носа сопли, начал выпрямляться, поднимая навалившегося сзади водителя. Васянин стоял в дверях ни жив ни мертв, слыша сквозь ругань и хрипение доносящиеся с лестницы шаги.
— Ну что же ты! — прокричал ему Квас, который теперь не мог стрелять, потому что на старике, обхватив его одной рукой за шею, а второй удерживая запястье с молотком, висел Толик. Володя бросился вперед. И увидел, как у окна встает Арсений — в груди зомби зияла черная дыра с запекшимися краями. Метатрон резко качнул головой, затылком сломал нос водителя. Вскрикнув, тот отцепился от старика. Квас был уже сбоку и приготовился стрелять, но тут выстрелил Арсений — две пули пролетели перед грудью стоящего боком к зомби Володи, одна попала в плечо Толика, вторая — в голову Васянина. Петр Ильич, ни издав ни звука, повалился навзничь. Водитель засипел. Метатрон вновь занес руку с молотком, Квас выстрелил — и руки не стало. Старика развернуло на сто восемьдесят градусов, он упал на колени, прижав ладонь в короткому обрубку, торчащему из плеча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35