— Насчет машины и дома я вполне серьезно. — Так уже слышал, как людям приходилось продавать отели за сотню долларов, машины — за пятнадцать. Многие вещи просто нельзя было взять с собой или бросить, и Таку было невыносимо думать, что хорошие, еще новые вещи, вроде посудомоечной машины, придется оставить на Бог весть сколько лет на федеральном складе. Так собирался продать все, что удастся, и раздать остальные вещи. — Пожалуй, нам пора идти, — произнес он, жалея, что не может отдалить неприятную минуту и не желая видеть лица родных в момент объяснений — особенно лицо Рэйко. Дети испугаются, но они еще слишком молоды, ко всему привыкнут, если только им сохранят жизнь. Но главным сейчас было не только спасение жизни Так и Рэйко потратили девятнадцать лет, обустраивая дом, а теперь должны были собственными руками разрушить его за девять дней и оставить на растерзание чужим людям.Питер обнял друга за плечи, и они вошли в дом Мужчины чуть не заплакали, увидев Рэйко и Хироко. Хироко еще не исполнилось и девятнадцати лет, но она выглядела спокойной и исполненной достоинства в черной юбке и свитере, стоя рядом с тетей. Ее глаза немедленно устремились на Питера, и ему понадобилось собрать все остатки смелости, чтобы не отвернуться от вопросов, отразившихся в глазах Хироко. Такео направился прямо к жене, обнял ее, и, еще ничего не услышав, она расплакалась. Бирки словно жгли Таку карман.— Неужели нам и вправду придется уехать, Так? — спрашивала она, надеясь, что каким-нибудь чудом, по странной прихоти судьбы, они уберегутся от беды. Рэйко так хотелось услышать, что произошла ошибка и все они могут остаться дома, в Пало-Альто.— Да, дорогая, придется. Нам предстоит отправиться на сборный пункт в Танфоране.— Когда?— Через девять дней, — едва выговорил Так, чувствуя, будто тяжкая ноша обрушилась ему на плечи, однако он выдержал. — Придется продать дом и часть вещей. Остальное мы сможем поместить на хранение в правительственный склад, если захотим.Рэйко не могла поверить своим ушам. Так вытащил из кармана бирки, и Рэйко вновь расплакалась, а Хироко стояла, глядя на них широко распахнутыми от ужаса глазами.Она не издала ни звука, но Питеру было невыносимо видеть выражение ее лица.— Я поеду с вами, Такео-сан? — спросила Хироко, забывая о недавно приобретенной привычке. Теперь это было уже не важно, их никто не слышал.— Да, — солгал он, не желая признаваться во всем сразу.Ему не хотелось пугать и без того бледную от страха Хироко.Дети присоединились к ним, выслушали рассказ отца и заплакали — не выдержал даже Питер. Это было ужасное утро, Тами плакала навзрыд, узнав, что им не разрешили взять с собой Лесси.— Что же с ней будет? — всхлипывала девочка. — Они убьют ее?— Конечно, нет. — Такео погладил ее по голове, с болью ощущая, что он больше не в состоянии защитить своего младшего ребенка — как и остальную семью. Теперь было нечего надеяться на чудо, предстояла лишь скорбь. — Мы отдадим Лесси друзьям, хорошим людям, которые будут добры к ней, — попытался заверить девочку Так.— Может, Питеру? — Тами с надеждой взглянула на него, но Питер осторожно взял ее за руку и поцеловал.— Мне тоже вскоре придется уйти — в армию.Вспомнив о важном, Тами обернулась к Хироко:— А мой кукольный домик?— Мы аккуратно упакуем его, — пообещала Хироко, — и возьмем с собой.Но Такео покачал головой:— Нет, не выйдет. Нам разрешено взять только то, что мы сможем унести.— Но хотя бы куклу я могу взять? — с отчаянием спросила Тами, и на этот раз отец кивнул.Две дочери Така плакали, выходя из комнаты, Кен вытирал глаза, но слушал отца, упрямо набычившись, пока наконец отец не обратил на него внимание, заподозрив неладное.— В чем дело, Кен? — Это был странный вопрос, но юноша выглядел так, словно был готов взорваться в любую минуту.— Если ты и вправду хочешь узнать, дело в этой стране.Даже если ты родился в Японии, отец, то я — гражданин Америки. Я провел здесь всю жизнь. На следующий год меня могли призвать в армию. Я мог бы умереть за родину, но кому-то вздумалось отправлять меня неизвестно куда — и все из-за моих японских предков «в любом поколении». — Такой критерий использовали власти, переселяя людей, предками которых были японцы в любом поколении.Гражданство или место рождения ничего не значило. Всю жизнь Кен отдавал салют знамени, пел вместе со сверстниками «Звездно-полосатый флаг», был бойскаутом, ел кукурузу и яблочный пирог на Четвертое июля, а теперь вдруг стал «иностранцем» и должен был подвергнуться переселению, словно преступник или шпион. Такого с ним еще никогда не случалось. Слушая отца, Кен чувствовал, как его идеалы, убеждения и ценности обращаются в прах.— Знаю, сынок, это несправедливо. Но так решили другие. У нас нет выбора.— А если мы откажемся? — Кое-кто отказался уезжать но немногие — всего десяток семей.— Тогда мы попадем в тюрьму.— Я предпочитаю заключение, — упрямо заявил Кен, Так покачал головой, а Рэйко заплакала еще громче: ей хватало потери дома, и потерю детей она бы не пережила.— Этого мы не можем допустить, Кен. Мы хотим, чтобы ты отправился с нами." — Они увезут нас всех вместе, Так? — испуганно спросила Рэйко, когда Кен выбежал прочь из кухни. Он торопился поговорить с Пегги. То же самое предстояло пережить ее семье, как и всем японцем. Никто не мог понять друг друга лучше, чем товарищи по несчастью.Так взглянул на жену, не в силах солгать ей — он никогда не обманывал ее и не хотел обманывать сейчас. Не стоило давать обещания, которые он не мог выполнить.— В этом я еще не уверен — слухов слишком много. Возможно, меня, как подданного Японии, отправят в другое место, но об этом я могу лишь догадываться. Никто мне ничего не объяснил. И потом, нам всем дали один и тот же номер.Но позднее, когда Питер и Хироко вышли, Рэйко вновь спросила мужа:— А что будет с Хироко?— Об этом мне тоже ничего не известно. В их представлении она и вправду «вражеская подданная», в отличие от всех остальных… Могут возникнуть проблемы, но наверняка я ничего не знаю, Рэй. Подождем, посмотрим, что будет дальше. — Твердо произнеся эти слова; он обнял жену и заплакал. Он чувствовал себя так, словно разбил все ее надежды.Все пошло прахом, они лишились всего, что имели, и только Богу было ведомо, куда они попадут и что будет дальше. Возможно, истина была еще хуже слухов — их всех могли расстрелять. Такое вполне могло случиться. Но пока им оставалось делать лишь то, что было в их силах, и верить, что их не разлучат. — Мне так жаль, Рэй, — повторял Так, и она обнимала его, утешая, повторяя, что об этом никто не мог знать заранее. Так был ни в чем не виноват, но, убеждая в этом мужа, Рэйко понимала: он ей не верит.Выглянув в окно и увидев Питера и Хироко, она спросила:— Как думаешь, они должны пожениться?Такео покачал головой — об этом они с Питером говорили еще сегодня утром.— Теперь это невозможно. В этом штате они не сумеют Пожениться, а Хироко не выпустят за границу. Мы все оказались здесь словно в ловушке. Придется подождать, когда он вернется, — разумеется, если к тому времени освободят Хироко.Но никто не знал, что их ожидает. В саду Питер говорил Хироко о том же самом. Он хотел взять с нее обещание, что, когда он вернется, а ее освободят, они обязательно поженятся.— Я не могу обещать вам это, не спросив у отца, — печально возразила Хироко, глядя на Питера, всем существом устремляясь к нему и желая, чтобы каким-нибудь чудом все изменилось. Однако она уже однажды подвела отца, бросив учебу, и не могла опозорить его второй раз, выйдя замуж без его согласия. — Я хочу выйти за вас замуж, Питер… хочу заботиться о вас. — И она улыбнулась, когда Питер притянул ее к себе на колени, опустившись на садовую скамейку.— И я хочу заботиться о тебе всю жизнь. Как жаль, что я не смогу быть с тобой в Танфоране! Я буду приезжать так часто, как мне только позволят.Хироко кивнула, не в силах понять, что случилось. Хотя она пыталась держаться храбро, Питер видел, как она напугана.Он долго держал ее в объятиях, чувствуя, как она дрожит.— Мне так жаль дядю Така и тетю Рэйко! Такое трудно пережить.— Знаю. Я постараюсь помочь им всем, чем смогу, — ответил Питер, понимая, что способен он не на многое. Он пообещал сохранить небольшую сумму, оставшуюся у Така, предложил купить все, что Такео не сможет продать, но было не так-то легко изменить всю жизнь за девять дней. Другим приходилось спешно сбывать продукцию, или продавать предприятия, или же просто бросать все нажитое за долгие годы.— Я буду заботиться о детях, — пообещала Хироко, но Питера не покидали сомнения, сможет ли она остаться вместе с Танака. Его мучила мысль о том, что он не сумеет защитить Хироко. — Кендзи очень сердит.— Его можно понять: он сказал правду. Он американец, такой же как я. Никто не имеет права относиться к нему как к врагу.— Напрасно они поступают так с нами, верно? — Хироко не сомневалась в этом, но последствия и причины подобного отношения до сих пор вызывали у нее замешательство. Со страниц газет не сходили статьи об приближающихся атаках японских войск, угрозе всему побережью, и иногда Хироко верила этому. Вот в чем заключалось оправдание переселения японцев и постоянные сомнения в их преданности. Но почему живущие в Америке японцы должны быть верны Японии, когда там у них зачастую не было ни одного родственника, когда они никогда не бывали на родине предков? Дать этому разумное объяснение оказывалось невозможно, и Хироко качала головой, слушая Питера. — Бедный дядя Так… — промолвила она. — Бедные все… — В этот момент она даже не вспомнила о собственной судьбе. Подумав, она добавила:— Мне придется оставить здесь все кимоно. Они слишком тяжелые, я не сумею нести их. А может, даже к лучшему обойтись без них.— Я сохраню их для тебя, — пообещал Питер. Он скорее сберег бы от беды саму Хироко. — Когда война кончится, мы будем вместе, Хироко, что бы ни случилось. Не забывай об этом, где бы мы ни оказались, хорошо?В ответ она кивнула, и Питер поцеловал ее.— Я буду ждать вас, Питер, — тихо сказала она.— Я вернусь, — сказал он решительно, молясь, чтобы боги уберегли их обоих.Они в молчании вошли в дом, и с тех пор им больше не удалось побыть вдвоем. Все были заняты.Такео уволился из университета, а Питер взял недельный отпуск, чтобы помочь ему. В отличие от многих своих друзей, Так выручил приличную сумму за дом — более тысячи долларов. Многим приходилось продавать дома за сотню долларов, а то и меньше, если соседи оказывались жадными.Как всегда, нашлись люди, не замедлившие воспользоваться преимуществами ситуации. Кое-кого уведомили о необходимости прибыть в Танфоран всего за три-четыре дня. Девять дней были настоящим призом.За машину Так получил всего пятьдесят долларов, и еще пять — за новенький комплект дорогих клюшек для гольфа.Так охотнее оставил бы их Питеру, но Питер тоже вскоре уезжал. На время пребывания в армии он собирался оставить вещи на складе. Танака устроили во дворе распродажу вещей, которые они не смогли взять с собой или оставить на хранение. Рэйко плакала, продавая свое свадебное платье юной девушке всего за три доллара. Но Хироко сумела тщательно уложить кукольный домик Тами в коробку вместе со всей крохотной мебелью, надписала на коробке имя Танака и отправила ее на правительственный склад.На складе они оставили совсем немного вещей — такое решение принял глава семьи. Среди них были альбомы с фотографиями, кукольный домик, несколько других памятных вещиц. Все крупные предметы были проданы за гроши на лужайке перед домом, и Питер вел подсчет собранным деньгам. К концу распродажи их прибыль составила три тысячи долларов. Эта сумма казалась огромной, если не вспоминать, что они лишились всего имущества. Одними из самых тягостных были минуты, когда секретарша Така из университета пришла за Лесси. Тами цеплялась за собаку и рыдала, отказываясь отпустить ее, и наконец Хироко удалось увести ее и удержать в доме. Увозя собаку, бедная женщина сама не могла сдержать слезы, а Лесси лаяла, пытаясь выскочить из окна машины, пока она не свернула за угол дома. Казалось, даже собака понимала, что происходит. В этот ужасный день каждый член семьи лишился самого дорогого. Кен продал свою коллекцию бейсбольных бит с автографами знаменитостей и старую форму младшей Лиги, Салли — огромную кровать с четырьмя столбиками, которую так любила. В доме не осталось ни одной кровати, и Хироко предложила до отъезда спать на футонах.— Какой ужас! — воскликнула Салли, услышав об этом.Она уже потеряла все: одежду, друзей, школу, даже кровать, а теперь должна была спать на полу, как собака.— В Японии тебе так или иначе пришлось бы обойтись без кровати, — заметила ее мать, улыбаясь Хироко. Замечание привело Салли в ярость.— Но я не японка! Я американка! — крикнула она, бросилась в дом и захлопнула за собой дверь. Это событие повергло всех в уныние, особенно Тами, которая еще оплакивала потерю Лесси и кукольного домика.— Когда мы будем на месте, сделаем тебе новый, — утешала ее Хироко.— Ты же не знаешь, как это делается, а папа не захочет. — Родители малышки в эти дни были в дурном настроении, и играть с ней соглашалась только Хироко.— Мы попросим его. Он покажет мне, что надо делать, и мы будем строить домик вдвоем — ты и я.— Ладно. — Тами немного оживилась. Ей уже исполнилось девять лет. Салли недавно минуло пятнадцать, но порадоваться в день рождения ей было нечему. Единственной хорошей новостью было то, что семье подружки Кена, Пегги, предстояло отправиться в Танфоран в тот же день, что и Танака.Подруга Салли, Кэти, больше ни разу не разговаривала с ней. Днем машина родителей Кэти, где сидели она и брат, проехала мимо дома Танака, они видели дворовую распродажу, но не остановились, даже не помахали, и Салли отвернулась.После распродажи у них в запасе осталось еще два дня, но на это время было запланировано множество дел. Новые владельцы дома купили кое-что из мебели, но не все — у них были свои вещи. Хироко день и ночь укладывала багаж вместе с Рэй-. ко, избавлялась от всего лишнего — ненужные вещи предлагали друзьям или сдавали в благотворительные организации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42