— Лучше бы ему поспешить, — хмуро пробормотал Питер. — Подозреваю, послезавтра связь с Японией надолго прервется. — Питер не был уверен, чем это обернется для Хироко. — А как насчет колледжа? Ты сможешь остаться?Это безопасно?— Да, здесь все хорошо. Так считает, что я должна остаться, — посмотрим, что будет дальше.Питер не был согласен с Таком, но не хотел тревожить Хироко. После холодного приема Хироко в колледже вряд ли положение сейчас могло улучшиться, и Питер считал, что ей следует немедленно вернуться в Пало-Альто.— А что творится в городе, Питер-сан? — спросила Хироко, чувствуя себя словно отрезанной от большого мира.— Люди сходят с ума. Все в панике. Они уверены, что японцы будут бомбить Западное побережье. — День выдался длинным и трудным для всех. Никто не представлял, что происходит.Никто из них не знал, что еще ночью ФБР начало аресты подозрительных лиц, обвиняемых в шпионаже. Большинство из них составили матросы рыболовных судов, имеющих на борту коротковолновые передатчики, за другими наблюдали целыми неделями, подозревая их в связи с противником.— Так или иначе, я вернусь в Пало-Альто в конце недели, — пообещала Хироко. В пятницу начинались рождественские каникулы.— До пятницы мы еще созвонимся. И еще, Хироко… — Питер смутился, не желая пугать ее, но ему хотелось, чтобы Хироко знала что бы ни случилось, его чувства остались неизменными. — Если что-нибудь случится, постарайся не волноваться и никуда не уезжай. Я приеду и заберу тебя. — Эти слова прозвучали так серьезно и твердо, что Хироко улыбнулась — в первый раз за весь день.— Спасибо вам, Питер-сан.Она медленно вернулась к себе в комнату и в эту ночь спала одна. Соседки не пожелали вернуться. Никто не обменялся с ней ни словом. Хироко долго сидела на постели, думая о Питере. А на следующее утро они узнали ответы на все вопросы.В половине десятого по времени Сан-Франциско президент Рузвельт обратился к конгрессу Выступление заняло шесть минут, в нем президент предлагал объявить войну Японии. Он заявил, что японцы предпочли не только «игнорировать переговоры с их правительством и императором страны, направленные на поддержание мира в Тихом океане, но и намеренно спланировали атаку и разбомбили не только наши военные базы на Гавайских островах, но и Малайю, Филиппины, атолл Уэйк, Гуам, Мидуэй и Гонконг». Атака в Тихом океане совершилась бурно и стремительно. В сущности, война была уже объявлена днем раньше, и теперь Рузвельт лишь хотел, чтобы конгресс подтвердил это. За исключением одного воздержавшегося, конгресс проголосовал единогласно, и к часу дня все документы были подписаны. В ответ к концу дня Япония объявила войну и США, и Великобритании. Америка наконец вступила в войну.Но прежде чем были разорваны все официальные связи, японский консул из Сан-Франциско передал Таку телеграмму от Масао. Отец хотел, чтобы Хироко пробыла в Сан-Франциско как можно дольше, если это возможно, — особенно теперь, когда Америка и Япония объявили друг другу войну. Масао чувствовал себя спокойнее, зная, что Хироко находится в Америке, и просил Така позаботиться о ней.Кроме того, в телеграмме было сказано, что Юдзи поступил в военно-воздушные силы и что вся семья желает родственникам всего самого лучшего.Для США этот день был не только «днем позора», как сказал Рузвельт, но и днем хаоса. Принадлежащие японцам банки, предприятия и газеты были конфискованы, как и рыболовные суда, даже самые мелкие предприятия потребовали закрыть. Было арестовано немало немцев и итальянцев, но больше всего пострадали японцы. Границы закрыли, транспорт прекратил движение, и Хироко так или иначе никуда не могла уехать. По всему Западному побережью была объявлена тревога, а в шесть сорок вечера сирена возвестила о воздушном налете. Все началось с того, что поступило донесение о приближении вражеских самолетов. Люди рассыпались в панике, женщины плакали, подвалы спешно переоборудовались в бомбоубежища, атака все не начиналась, и наконец сирены перестали выть. Все радиостанции прекратили передачу, и, несмотря на предосторожности, принятые в городах, впоследствии все поняли, что остров-тюрьма Алькатрас остался ярко освещенным, словно маяк.Поздно вечером вновь взвыли сирены, а радиостанции опять отключились. Кроме всеобщей паники, и на этот раз ничего не произошло.Третий сигнал тревоги был подан в половине второго ночи, и все опять бросились в убежища — в халатах и ночных рубашках, неся на руках детей, увлекая следом домашних животных.В два часа тревогу отменили, а в три поступило донесение о двух приближающихся эскадрильях противника. Опять-таки эти самолеты никто не увидел и не услышал, хотя на следующий день генерал-лейтенант Джон Девитт настаивал, что они появились с авианосца, но никаких признаков этого судна так и не было обнаружено. Авианосец словно сквозь землю провалился, самолеты-призраки никто не видел, но многие слышали, и на следующий день заголовки газет пестрели сообщениями об угрозах вражеских атак и воображаемых налетах. К девятому декабря весь город изнемогал от усталости.Следующей ночью страну вновь охватила суматоха — на этот раз не только Сан-Франциско, но и Нью-Йорк, и Бостон. Люди повсюду были перепуганы, угрозы японцев произвели ошеломляющее действие. Никто не мог выдержать постоянное напряжение от повторяющихся сигналов тревоги и сообщений о налетах — в особенности на Западном побережье, где генерал Девитт сумел запугать всех жителей до единого.Два дня спустя, в четверг, Германия объявила войну США, а японские войска захватили остров Гуам. Казначейство США в Беркли приказало закрыть все предприятия, принадлежащие японцам и конфискованные еще в понедельник. После того как это распоряжение было выполнено, в США не осталось ни одного предприятия, владельцем которого был бы японец.Эти события отразились и на жизни Хироко. Она почти не покидала свою комнату, соседки избегали ее усерднее, чем когда-либо прежде. Одиннадцатого декабря ее вызвал к себе декан. Хироко не сомневалась, что после недавних новостей ее выгонят из колледжа, и была изумлена, когда исключения не последовало. Декан отнесся к ней на удивление по-доброму, сказал, что не считает Хироко причастной к недавним событиям, — подобно американцам, пострадавшим при бомбежке, Хироко всего лишь невинная жертва. Декан сказал, что вся страна переживает тревожное время, заметил, что до него доходили слухи о том, как недоброжелательно относятся к Хироко студентки, но Хироко так и не рассказала ни о провинностях Шерон Уильямс, ни о холодном презрении Энн Спенсер.Декан предложил Хироко, как и предполагалось, покинуть колледж на время рождественских каникул вместе с другими студентками, а после Рождества снова вернуться.— Уверен, к тому времени все уладится, и ты вновь возьмешься за учебу.Всю неделю Хироко выходила из комнаты только на время экзаменов. Она даже ела в одиночестве, опасаясь встречаться со студентками в столовой. Но училась она прилежно, как всегда, — Хироко считалась в колледже одной из лучших учениц.— Для всех нас наступило тяжелое время, особенно для девушек с Гавайских островов, — сказал декан. Таких студенток в колледже было только двое, никто в их семьях не пострадал, но каждый раз, видя Хироко, они были готовы разорвать ее. — Ты получила какие-нибудь вести о своих родных? — вежливо поинтересовался декан.— Они хотят, чтобы я осталась здесь, — прошептала Хироко. — Отец не разрешил мне вернуться в Японию.Значит, она напрасно считала месяцы и недели. Только этой ночью Хироко поняла, что, возможно, пройдут годы, прежде чем она сумеет вернуться на родину. При этой мысли на ее глаза навернулись слезы, и она благодарно взглянула на декана, который был так добр, что позволил ей вернуться в колледж после Рождества. В конце концов, она была врагом, и теперь ее могли запросто исключить. Всю неделю она читала в газетах статьи о преступлениях «подлых япошек», и это причиняло ей немало мук.— Рождество будет трудным для всех нас, — грустно произнес декан. У каждого ушел в армию кто-нибудь из родных или близких. Мало кого из жителей страны не коснулась война. — Но в новом году ты сможешь со свежими силами взяться за учебу, Хироко. Мы будем рады видеть тебя. — Декан поднялся и пожал Хироко руку, а выйдя в коридор, Хироко обнаружила, что вся дрожит. Она по-прежнему могла учиться!Ее не исключили! Хироко с удивлением ощутила, что обрадовалась этой новости. В отличие от студенток по крайней мере преподаватели не относились к Хироко так, словно она лично разбомбила Перл-Харбор.Вечером она уложила вещи, чтобы на следующий день вернуться в Пало-Альто Впервые за четыре дня Шерон и Энн тоже появились в комнате и стали собираться и впервые со дня трагедии в Перл-Харборе переночевали здесь же. Дважды за эту ночь всем им пришлось спускаться в подвал по сигналу тревоги. Каждую ночь наблюдатели передавали донесения о вражеских самолетах, движущихся к побережью, о подводных лодках, готовых атаковать патрульные прибрежные суда. Но ни самолеты, ни авианосцы ни разу не материализовались — как и подводные лодки с торпедами.Единственным следствием многочисленных тревог была паника.На этот раз Такео сам приехал за Хироко, и она испытала невыразимое облегчение, увидев дядю и тетю Рэй. Неделя прошла для нее в непрекращающихся муках, никто из соседок не попрощался с ней и не пожелал счастливого Рождества.Усевшись в машину с родственниками, Хироко расплакалась не могла сдержать радости при виде их.— Это было ужасно, — произнесла она по-японски.Каждый раз, заговаривая теперь с ними, она забывала про английский. Обычно дядя и тетя не обращали на это внимания, но на этот раз Рэйко резко заявила, что Хиреко должна говорить только по-английски.— Но почему? — изумилась Хироко. Она знала, что тетя понимает ее, а английский теперь давался ей с особенным трудом.— Так надо, Хироко, как бы трудно тебе ни было. Мы вступили в войну с Японией, — печально, но твердо объяснила тетя. — Тебя могут принять за шпионку.— Пожалуй, это уж слишком, — улыбнулся ей дядя Так, считая, что на этот раз жена зашла чересчур далеко. Однако согласился, что говорить по-японски теперь было бы нетактично. — Думаю, Хироко, тебе следует прислушаться к совету тети Люди кругом напуганы И вправду, сообщения в газетах становились все истеричнее и чудовищнее — об угрозе «япошек», их самолетах и бомбах. Командир западного оборонного округа генерал Девитт нагнетал истерию в прессе.К субботе Италия, Германия и Япония, как и Румыния и Болгария, объявили войну против союзников. Хироко чувствовала себя так, словно ее лично бомбили всю неделю, она была совершенно измождена. Весь день она проспала, проснувшись лишь затем, чтобы помочь Рэйко приготовить ужин. Тами беспокоилась за нее, но мать велела оставить Хироко в покое. Она надеялась, что воздушного налета не случится.Только в воскресенье Хироко увиделась с Питером. Он пришел проведать Така, но знал, что Хироко дома, и сгорал от желания увидеть ее. Она медленно спустилась в гостиную в темно-сером кимоно и с серьезным выражением на лице, — она показалась Питеру измученной, грустной и повзрослевшей. Хироко поклонилась ему, как делала всегда, но на этот раз дядя решительно взял ее за плечо.— Хироко, больше этого не делай. Сейчас лучше не привлекать к себе внимания — даже здесь. Будет лучше, если ты перестанешь кланяться.Эти слова потрясли Хироко. Менялось все вокруг. Дядя оставил Хироко и Питера наедине и, удаляясь, слабо улыбнулся своему ассистенту.— С тобой все хорошо? — осторожно спросил Питер. Он опасался расспрашивать о ней Така слишком часто, извелся от беспокойства за неделю и вот теперь не мог оторвать глаз от Хироко. Она выглядела усталой, слегка осунулась и явно похудела, став еще более хрупкой.— Прекрасно, Питер-сан, — ответила она, вновь желая поклониться, но вовремя вспомнила слова дяди.— Так прав, — мягко произнес Питер. — Один из моих друзей-сансей рассказал мне, что еще ночью в понедельник его бабушка сожгла маленький флаг Японии — боялась, что это навлечет беду на нею семью.— Как глупо, — пробормотала Хироко, в эту минуту напоминая самой себе отца.— А может, и нет. Во время войны люди теряют рассудок.Ты вернешься? — встревоженно спросил он. — Я имею в виду, в колледж. — Питер уже знал от Така, что отец Хироко пожелал оставить ее в Калифорнии, даже если она сможет вернуться в Японию, что было маловероятно. — Что тебе сказали?— Мне сказали, я могу вернуться в колледж. Декан сожалел, что студентки отнеслись ко мне враждебно.Питер был удивлен и предположил, что Хироко призналась во всем декану, но она объяснила, что декану обо всем рассказали другие.— Но почему ты считаешь, что такое не повторится?— Вполне возможно, все повторится. Но я не могу жить, испытывая хицоку. Я должна помнить о бусидо Бусидо — «путь воина», моральный кодекс самураев, включающий принципы вассальных и родственных отношений. Восходит к этическим нормам конфуцианства, буддизма и синтоизма.

и преодолевать трудности.Хироко улыбнулась, глядя на него. В ней появилась решительность. Она поняла, что должна быть смелой, что ей не следует подводить родных. Следует держаться с достоинством, не забывать о гордости и избегать стыда, хицоку. Питер знал, что такое бусидо, — он придавал храбрости самураям, идущим в битву.— Я вернусь, Питер-сан. Я не объявляла им войну. Я ни с кем не враждую, — произнесла Хироко спокойно и торжественно, и Питер вновь ощутил, как его влечет к ней — словно магнитом, скрытым в глубине души.— Я рад слышать это, — тихо ответил он. — Я тоже ни с кем не враждую. — «По крайней мере пока», — мысленно добавил он. Его уже вызывали в призывную комиссию. Ему разрешили закончить учебный год, но затем Питеру предстояло начать воинскую службу. Стэнфорд обеспечивал ему бронь, так как в противном случае пришлось бы закрыть кафедру.— Как жаль, что вам не позволили остаться дома подольше, — печально произнесла Хироко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42