Внезапно Филипп подался вперед и расшторил окно.
— Душно, а в этой Богом забытой глуши нас никто не увидит. — Он смахнул пот со лба.
Ну вот, нет больше полумрака. Октавия отвернулась к окну, надеясь, что легкий ветерок приведет ее в чувство.
Лошади бежали вверх по холму по направлению к пустоши Патни. Внезапно извозчик наклонился со своего насеста к окну:
— По дороге на Уайлдкрофт, миледи?
— Да. Дом покажу, когда въедем в деревню.
Кучер что-то невнятно пробурчал и щелкнул кнутом. Карета перевалила вершину холма и стала спускаться вниз. В каком месте будет поджидать ее Руперт?
Поворот. Октавия снова выглянула из окна. Экипаж катил по грязной дороге, намного уже той, что шла через пустошь. Впереди замаячили деревья. Не там ли?
Октавия молчала, перебрав все возможные темы для разговора. Филиппа, похоже, это устраивало: он мог без помех рассматривать ее жадными глазами.
Она закрыла глаза и постаралась расслабиться. Езда укачивала ее, но беспокойные мысли не отступали. Она говорила себе — волноваться не о чем. Все, что от нее требуется, — правдоподобно изображать истерику. Все остальное сделает Руперт.
Один против двух. Но у извозчика скорее всего нет никакого оружия. Остается Филипп. Он при шпаге, но пистолеты на свидание вряд ли захватил.
Пистолетный выстрел прозвучал неожиданно. Сердце гулко забилось, дурнота подступила к горлу.
Кучер выругался и натянул вожжи; лошади встали.
— Силы небесные, это же он, проклятый грабитель, — выругался сквозь зубы Филипп, вытаскивая шпагу. Он мельком взглянул на Октавию: девушка, зажав руками рот, в ужасе забилась в угол, глаза от страха расширились. Филипп рывком распахнул дверцу и лицом к лицу оказался с Лордом Ником.
На секунду встретились две пары серых глаз. Филипп почувствовал, какая могучая сила исходит от человека в черной шелковой маске. Преодолев секундное замешательство, он спрыгнул на землю:
— Готовься к смерти, мерзавец! В руке Лорда Ника блеснула шпага.
— Что ж, посмотрим, на чьей стороне Бог, — засмеялся он. — Защищайтесь, сэр. — Серые глаза за прорезью маски не обещали пощады.
Шпаги скрестились. И тут случилось неожиданное. Затрещали ветки, и из леса на дорогу выскочили четверо здоровяков, одетых в короткие куртки и кожаные штаны. У каждого в руках было по пистолету, за поясом — тесаки. Они окружили Лорда Ника, практически не оставив шансов на побег.
— Взяли! — закричал один из нападавших. — Чуть-чуть опоздали. Но лучше поздно, чем никогда!
— Поймали с поличным, — проревел его товарищ. — Если не ошибаюсь, Лорд Ник собственной персоной? Филипп помахал шпагой.
— Рад, что сыщики не так бесполезны, как о них говорят, — сухо заметил он. — Что вас сюда привело?
— Мы получили некоторые сведения, сэр, — объяснил один из них, разматывая веревку. — Сказать по правде, мы делаем все, что можем, хотя общество, видит Бог, не ценит нас.
— Может быть, может быть, — согласился Филипп. — Но для начала давайте снимем с негодяя маску.
Граф шагнул вперед, но в этот миг Лорд Ник сделал выпад, зацепив кончиком шпаги одного из сыщиков. Просвистела палка, и Лорд Ник рухнул на дорогу; из раны на голове брызнула кровь, перед глазами заплясали красные круги. Филипп предпочел не участвовать в свалке. Руперт был доволен: стоило подставить макушку, чтобы сохранить инкогнито — не только ради себя, но ради Октавии.
И тут Октавия заголосила — именно заголосила, так как те пронзительные, высокие звуки, которые она издавала, назвать по-другому было нельзя. Филипп возвратился к карете, а сыщики тем временем скрутили Руперта.
— Ради Бога, прекратите выть! — закричал Филипп. — Вам не причинили никакого вреда. Никто не ранен, кроме одного мужлана. А если бы мне дали еще десять минут, мерзавцу не понадобился бы никакой палач. — Последнюю фразу он произнес на редкость кровожадно. — Ну, поехали дальше.
Руперт стоял на коленях. От удара по голове его мутило, и с каждой минутой дурнота становилась все нестерпимее. Слова графа привели Руперта в отчаяние. Собственная судьба его сейчас не интересовала, но он оставлял Октавию Филиппу… Филиппу, чьи плотские вожделения только подхлестнут острые ощущения, пережитые на дороге.
— Сэр, нам нужно задать вам несколько вопросов, — подал голос один из сыщиков, судя по всему, их начальник. — Вам придется выступить свидетелем в Королевском суде, когда нашего приятеля препроводят из Ньюгейтской тюрьмы в Олд Бейли. Будьте добры, запишите свое имя и адрес.
Он извлек из жилетного кармана листок бумаги и подал графу.
— Вот и карандаш. Никуда без них не хожу. Чрезвычайно полезная вещь для свидетельских показаний. Филипп нацарапал имя и подал сыщику листок:
— Вот.
— Спасибо, сэр… О, спасибо, ваша светлость. — Заглянув в листок, сыщик стал обращаться с графом гораздо почтительнее.
В окне кареты показалось искаженное горем лицо Октавии. Девушка по-прежнему истерически всхлипывала, не сводя глаз с несчастного Руперта, которого в этот миг двое сыщиков грубо ставили на ноги. Кровь все еще струилась по лбу, заливая глаза. Октавия ничем не могла помочь любимому. Она не могла даже выказать свои чувства к нему. Если Руперта опознают — все пропало.
Ей оставалось только тонко подвывать, хотя сердце ее разрывалось от боли.
Сыщик привязал скрученные за спиной руки Лорда Ника к седлу, ноги — к стременам. Ослабевший от удара, Руперт еле держался в седле. Чувствуя на себе взгляд Октавии, он попытался сморгнуть кровь с глаз, чтобы посмотреть на нее, но увидел лишь багровую дымку.
Мысль о том, что он, самонадеянно отказавшись от помощи Бена, отчасти виноват в случившемся, приводила его в отчаяние. Будь с ним хозяин таверны, может быть, катастрофу удалось бы предотвратить. Теперь же его повезут в Ньюгейтскую тюрьму, а Октавия останется здесь. С Филиппом. Ведь тот ждет, что она исполнит все свои обещания.
Один из сыщиков вывел Питера на дорогу, могучий конь фыркал и косился на чужую руку. Хозяин сидел в седле как-то необычно, и животному показалось, что всадника нет. Питер взбрыкнул, и Руперт, потеряв равновесие, съехал набок, но пальцами связанных за спиной рук сумел-таки ухватиться за сбрую и подтянулся наверх. От этого усилия снова закружилась голова.
Путь в Лондон предстоял им неблизкий. Процессия тронулась, Октавия безнадежно смотрела им вслед.
Ум ее лихорадочно работал. Нужно на время забыть о судьбе Руперта. Стоит поддаться отчаянию — и ум окажется парализованным. Стоит представить, как ему плохо, и сострадание подчинит ее целиком. Сначала избавиться от Филиппа — приказала себе Октавия.
— Кучер, пошел! — Филипп щелкнул пальцами вознице, все это время с разинутым ртом наблюдавшему за происходящим. — В деревню Уайлдкрофт!
Он захлопнул дверцу.
— Проклятие! — Октавия лежала на полу, глаза ее были закрыты. — Что с вами? — Он опустился рядом на колени, и в этот миг карета дернулась. Филипп больно ударился плечом о край сиденья. Ругаясь, он снова склонился над девушкой:
— Что с вами? — Похлопал по щекам и, не добившись результата, взял за плечи и слегка потряс ее.
.Глаза Октавии раскрылись.
— Милорд, я, кажется, упала в обморок. Когда я нервничаю в таком положении, со мной это часто бывает, а я не взяла нюхательную соль. Господи, сэр, как мне плохо. — Она снова закрыла глаза.
Филипп смотрел на нее в изумлении.
— Что, черт возьми, значит «в таком положении»? Октавия чуть взглянула на него:
— Я не то хотела сказать, милорд. Такой ужас случается со мной впервые. О, дорогой… не знаю, как объяснить.
— Сядьте. — Филипп попытался ее поднять. — Клянусь Богом, а вы не пушинка. — Наконец он усадил ее на подушку. — О чем вы говорите?
— Должно быть, потрясение, — бормотала она. — Не могу рассказать… Милорд… женские дела…
— Что такое? Ничего не понимаю. Какая-то чушь! Ресницы Октавии затрепетали.
— Месячные, милорд. Задолго до срока… Но от нервов так бывает.
— Боже праведный! — воскликнул Филипп, отшатываясь от нее. — Так вы нечисты? Октавия всхлипнула.
— Мне так больно. Живот просто разрывает. Отвезите меня домой.
Филипп с трудом справился с яростью, охватившей его, и постучал в крышу рукоятью шпаги.
— Слушаю, господин? — Перевернутое лицо появилось в окне кареты.
— Поворачивай обратно. Мы возвращаемся в Лондон.
— Леди дурно? — глубокомысленно спросил возница, но в ответ услышал лишь ругань.
— Поворачивай свою чертову колымагу! Лицо кучера исчезло. Экипаж развернулся на узкой дороге и загрохотал железными ободьями по камням и гальке. Лошади побежали быстрее, стремясь, как и их хозяин, поскорее выехать на широкий, удобный и людный путь.
Филипп смотрел на женщину, которую хотел сделать своей любовницей. Похоже, сам дьявол противится этому.
Но она будет его!
Руки Филиппа сжались в кулаки. Он почувствовал, что раздваивается. Одна его часть хотела все бросить и позабыть Октавию с ее женскими жалобами. Но другая требовала довести дело до конца. Он хотел ее даже сейчас, когда сильная, с характером женщина внезапно превратилась в слабое, ноющее существо, так похожее на своих сестер по племени.
И все же она будет его. Он наставит рога Руперту Уорвику!
Они проехали Вестминстерский мост, и Филипп постучал в крышу:
— Завези меня сначала на Сент-Джеймсскую площадь! Не возражаете, дорогая, если я вас покину? — В заботливой интонации явно чувствовалась издевка.
— Нисколько, Филипп, — кротко ответила Октавия. К его облегчению, она, казалось, несколько пришла в себя. На лице не было следов бурных рыданий и страхов. Напротив, оно стало еще прекраснее: бледное в тени кареты, с глазами, как два золотистых озерца, полных невыплаканных слез.
— Извини, — смущенно оправдывалась она, когда экипаж остановился у дома Уиндхэма. — Не знаю, как еще мне просить прощения… Такие неприятности…
— Не важно, — нетерпеливо перебил ее граф. — Сказать по правде, меня не очень интересуют интимные подробности функционирования женского организма. В следующий раз устройством нашего свидания займусь я. И тогда, мадам, не будет ни срывов, ни отсрочек.
Он выпрыгнул из кареты с таким видом, словно находился рядом с прокаженным.
Октавия вздохнула свободнее. Дорожное приключение, несомненно, только подхлестнуло бы Филиппа, и тогда Октавия оказалась бы в весьма щекотливом положении — хотя бы потому, что в деревне Уайлдкрофт их не ждало уютное любовное гнездышко. Теперь она свободна и первым делом отправится к Бену.
Хозяин таверны должен знать, каков порядок посещения узников в тюрьме и что нужно сделать, чтобы облегчить положение Руперта. Видимо, за все нужно платить — за то, чтобы сняли кандалы, за лекарства. А голова Руперта явно требовала лечения.
На какой-то миг перед глазами возникла картина, увиденная ею в тот день, когда она познакомилась с Рупертом Уорвиком. На перекладине болтаются два тела, черные застывшие фигуры на фоне зари. Октавия тряхнула головой, словно отгоняя видение прочь. Об этом думать нельзя. Сосредоточься на том, как облегчить условия заключения Руперта, а потом — как организовать побег.
Должен же быть какой-нибудь выход. Хотя… еще ни одному человеку не удалось сбежать из Ньюгейтской тюрьмы — Октавия это знала. А нельзя ли свободу Руперта купить? Охранники — люди обычно продажные. Деньги же у них есть.
Наконец карета остановилась у дома на Довер-стрит. Филипп, конечно, не заплатил извозчику, что было недостойно джентльмена. Девушка бросила кучеру соверен и побежала к дверям.
— Гриффин, прикажи оседлать мою лошадь! Сегодня я дома не обедаю!
Дворецкий уже знал, что Руперт на несколько дней уехал из Лондона, поэтому причину отсутствия мужа Октавии объяснять не пришлось. Ни слугам, ни кому-либо другому. Но лишь до тех пор, пока это отсутствие не будет выглядеть странным.
Не надо думать об этом!
Десять минут спустя Октавия уже была на дороге, ведущей к Вестминстерскому мосту. Жаль, что сейчас под ней не Питер. Что станется с конем в Ньюгейте? Смогут ли они с Беном увести его из тюрьмы? К будущему Руперта это совсем не относилось, но отвлекало Октавию от мрачных мыслей.
Кобыла старалась изо всех сил, но до Питера ей было далеко. Пробило уже шесть, когда Октавия добралась наконец до «Королевского дуба».
Долговязый Фредди не вышел при ее появлении. Она спешилась без посторонней помощи и вошла в таверну.
— Бен! Бесси!
Руперт как-то сказал, что эти два человека — его друзья и, если понадобится, станут и ее друзьями. Поэтому, когда из кухни с как всегда недовольным лицом и с половником в руке появилась Бесси, Октавия просто сказала:
— Ника схватили. Где Бен?
Скуластое лицо кухарки дрогнуло, и Октавии показалось, что женщина вот-вот заплачет. Но Бесси лишь отрывисто сказала:
— В домике. Поджидает Ника. Заходи, расскажи, что случилось. За Беном я отправлю Табиту.
— Нет, поеду сама. Только скажи, как мне найти дорогу. Моя лошадь на улице.
— Где Ник?
— В Ньюгейте. Как мне найти Бена? На Бесси подействовала спокойная настойчивость Октавии. Кухарка коротко кивнула и вышла на улицу.
— Поезжай до конца по этой дороге, потом по тропинке через поля. Когда переберешься через ручей, держи правее. За живой изгородью увидишь поле. Опять поверни направо, и прямо перед тобой будет домик.
— Я его узнаю, — проронила Октавия. — Хотя приезжала туда в темноте.
— Возвращайтесь сюда. За Беном нужен глаз да глаз. Да и за тобой тоже.
Слова кухарки прозвучали грубовато, но Октавия научилась пропускать грубости мимо ушей и слышать только то, что было ей необходимо. Она вскочила на лошадь и в сгущающихся сумерках отправилась туда, куда указала ей Бесси. К домику она подъехала, когда на небе зажигались первые звезды. Строение выглядело пустым, двери и окна были плотно закрыты.
По каменным плитам процокали подковы мужских сапог, и дверь открылась.
— Где Ник?
— В Ньюгейте.
— Так и знал! — пробормотал хозяин таверны. — Знал, что не мог он так задержаться без причины.
— Бесси велела возвращаться в «Королевский дуб». Ты сможешь ехать позади меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44