Отец улыбнулся и ласково погладил Октавию по голове.
— А где в последние дни пропадает твой муж? Мне недостает его общества.
— Какие-то дела в Сити, — уклончиво ответила девушка. — Я и сама его почти не вижу.
Оливер с готовностью переменил тему разговора и стал весело болтать о пустяках, но стоило дочери закрыть за собой дверь, как вся его живость прошла, и он в раздумьях опустился в кресло. Что-то происходило между Октавией и Рупертом Уорвиком. Ни один из них не говорил, даже не намекал на неприятности, но холодности друг к другу они скрыть не могли. Старик чувствовал, что дочь несчастна. Но каждый раз, когда его подмывало задать ей вопрос, пересиливала боязнь услышать неприятный ответ. Пусть все идет как идет, а там будет видно.
Оливер беспокойно подошел к окну. Со стороны конюшни к дому приближался Руперт — на плечах дорожный плащ с капюшоном, в руках хлыст. Оливер Морган не мог разглядеть выражения его лица, но что-то в нем встревожило старика. Руперт поднялся по ступеням, перед ним распахнули дверь, и он исчез из виду.
Внизу Руперт отдал Гриффину плащ, и в этот момент на лестнице появилась Октавия.
— У нас неприятности с Фрэнком, — начала она без всякого предисловия.
— Опять? — Руперт недовольно поднял бровь.
— — Он вор, милорд, — кратко, но с явным удовольствием пояснил Гриффин.
Руперт жестом попросил Октавию последовать за ним в библиотеку.
— Что же украдено? — спросил он, когда дверь за ними закрылась.
— Какие-то вещи у слуг. А сегодня он пытался стащить две серебряные ложки, но Гриффин его поймал.
— Это ставит нас перед интересной дилеммой: какую позицию занять — высокоморальную или низменную, практическую ?
— Последнюю, — не раздумывая заявила Октавия. — Конечно, если мы когда-нибудь его еще увидим. Меня не удивит, если Фрэнк не вернется.
— Возможно, — согласился Руперт. — Он может побояться вернуться.
— Глупо было надеяться, что мы дадим ему другую жизнь, — огорченно проговорила девушка. — Грязь так просто не отмоешь.
Руперт видел, что Октавия расстроена, но понимал, что ее бесполезно утешать: они оба слишком хорошо знали изнанку города.
— В среду, — внезапно объявила она. — Я встречаюсь с ним в два часа в среду в наемном экипаже. В пустоши будем к трем — среди белого дня. Это не опасно?
— Прикажи кучеру ехать другой дорогой, не такой оживленной — на Уайлдкрофт. Испытаем счастье там.
— А куда ты направишься после того, как все будет кончено?
— В домик. Отсижусь, пока не утихнет шумиха. А ты разыграй перед извозчиком и Уиндхэмом истеричную жертву грабителя. А потом возвращайтесь в город. Дашь показания сыщикам — конечно, очень туманные. От испуга деталей ты не запомнила.
— Естественно.
А что потом?
Но Октавия знала ответ, поэтому вопрос остался незаданным. Каждый из них пойдет своей дорогой. Пребывание в чистилище благополучно закончится. Она поправила желтые розы в вазе.
— Октавия?
— Да?
— Ты можешь меня простить?
Слова рвались наружу, но он никак не мог их выговорить, не знал, как попросить прощения. Его ожесточила жизнь, которую заставили вести безбожно поступившие с ним люди. Прощения должны были просить у него, а не он. Его ранили, и если теперь ранил он, то только из-за собственных ран. Но как объяснить все это, Руперт не знал, по крайней мере — замкнувшейся в себе Октавии. Не умел оправдать позорное предательство, которым обидел свободолюбивый дух и которое совершил так же легко и просто, словно сорвал травинку.
Октавия подняла глаза. В Руперте всколыхнулось почти необоримое желание обнять ее, прижаться губами к ее губам и сладостным поцелуем прогнать горечь.
Но Октавия стояла за невидимой стеной, а Руперт не знал, как разрушить эту стену.
— Ничего. Не важно.
Она отвернулась, и Руперт не заметил разочарования, мелькнувшего в ее глазах.
— Мне нужно обсудить с кухаркой обед на завтрашний день. — Октавия направилась к выходу. — Ты не забыл, что сегодня мы обедаем с Монфортами?
— Нет. Но прежде мне необходимо съездить в «Королевский дуб», кое-что оговорить с Беном. — Он отворил перед Октавией дверь и, когда она проходила мимо, почувствовал тонкий и такой знакомый аромат духов.
На него вновь нахлынули воспоминания, и он безотчетно нежно погладил ее обнаженный локоть. На секунду Октавия задержалась, подняла на него глаза — и потемневшие от горя золотистые зрачки разорвали Руперту душу.
— Дорогая. — Но в ту же секунду между ними снова упала завеса. Октавия отстранилась, проскользнула в дверь, и та тихо за ней закрылась.
С минуту девушка постояла в коридоре, стараясь прийти в себя. Как она хотела, чтобы он обнял ее, поборол ее упорное нежелание простить. Ей хотелось все объяснить, по-женски пожаловаться. Но она все больше отдалялась от Руперта, а он без борьбы принял ее уход. В отчаянии Октавия направилась к лестнице.
Руперт выехал в Патни. Теперь он хотел только одного — довершить начатое дело. Когда все будет кончено, они разойдутся, и он перестанет мучиться мыслью, что все могло быть иначе.
Входная дверь в таверну «Королевский дуб» оказалась открытой. Столовая была заполнена людьми. За стойкой стояла Бесси и с обычной мрачноватой проворностью разливала пиво. Бен сидел у потухшего очага и о чем-то болтал с приятелями. Над ними вились клубы сизого табачного дыма.
Табита внесла оловянный поднос с кружками и первой заметила Руперта:
— Ба, да это же Лорд Ник.
Раздался хор приветственных возгласов:
— Эй, Ник, присоединяйся к нам!
От очага поднялся Бен и пододвинул стул.
— Что будешь пить, Ник? — Бесси сняла с полки оловянную кружку и вытерла ее передником.
— Будь добра, пинту пива. — И Руперт уселся на стул, зажав между коленей хлыст.
Он оглянулся вокруг: Морриса среди присутствующих не было. Несмотря на то что Бен ему доверял, Руперт так до конца и не поверил в его надежность. Он знал, как легко купить шпиона.
— В этот раз вы не привезли с собой мисс, — заметила Бесси.
— Не привез, — согласился Руперт и, сделав большой глоток, смахнул пену с губ тыльной стороной ладони. — Славно. Я так хочу пить, что проглотил бы целый океан.
— Да нет, это не здесь, — продолжая прерванный разговор, успокоил собеседников один из курильщиков. — Я слышал, лорд Джордж собирает людей на следующей неделе. Кажется, на поле Святого Георга.
— А потом они пойдут маршем на парламент, — добавил со знанием дела один из его приятелей. — Присоединишься?
— Может быть, а может быть, и нет.
Бен повел головой в сторону двери. Руперт кивнул и осушил кружку. Оба поднялись и вышли из столовой, где все жарче и жарче разгорались споры сторонников и противников лорда Джорджа Гордона.
Не сговариваясь, они направились в сторону конюшни.
— У тебя новый конюх? — заметил Руперт, щуря от яркого солнца глаза.
— Да. Фредди понадобился отцу. Теперь помогает ему в поле. А я на замену взял на лето вот этого Бобби.
Руперт открыл глаза и принялся меланхолично рассматривать парня, который изо всех сил надраивал тяжеловоза.
— Пойдем прогуляемся. Бен последовал за ним.
— Так ты хочешь выйти на дорогу по личному делу?
— В среду, — подтвердил Руперт. — Но на ту, что ведет к Уайлдкрофту — там не так людно.
Бен кивнул, сорвал травинку, машинально пожевал стебелек.
— Есть там один участок — петляет между деревьями. Пожалуй, подойдет.
— Знаю. На этот раз времени понадобится больше, чем обычно: жертву придется раздевать до исподнего. — Взгляд Руперта не предвещал ничего хорошего.
— Тебе понадобится человек, чтобы постоять на стреме, — заявил Бен. — Пойду-ка я с тобой, присмотрю за дорогой, пока ты обстряпываешь свои делишки.
— Нет, Бен, тебя я впутывать не собираюсь. Приготовь домик — это все, что от тебя требуется.
— Что плохого, если рядом окажется лишняя пара глаз? — не отступал Бен.
— Я всегда работаю один.
— А мисс? Ее ты берешь с собой? — проворчал хозяин таверны.
Руперт немного помолчал.
— Будь что будет, старый товарищ. Тобой я рисковать не могу. Подумай, сколько людей от тебя зависят. Что станется с «Королевским дубом», если тебя вздернут на площади Тайберн?
Бен что-то нехотя проворчал, но в знак согласия все же пожал плечами.
— В среду в какое время?
— Часа в три. Сперва я заеду сюда.
— Хорошо. Твои пистолеты я держу в полном порядке. Возьмешь Люцифера?
— Нет, на этот раз Питера.
— Значит, намечается что-то в самом деле необычное, — заметил Бен. Руперт только улыбнулся и хлопнул товарища по плечу.
Они повернули обратно, прошли вдоль стены по лужайке и оказались в конюшенном дворе, где новый конюх, насвистывая сквозь зубы, любовно скоблил могучую холку коня.
— Пообедаешь? — пригласил Руперта Бен. — Бес-си тебя ждет.
— Нет, спасибо, нужно возвращаться. Скажи Бесси, если все будет чисто, приеду вечером в среду, тогда и накормит от души.
Хозяин таверны мрачновато улыбнулся и окликнул конюха:
— Бобби, приведи джентльмену лошадь.
Парень оставил тяжеловоза, бросился в конюшню и через несколько минут вывел Люцифера.
— Пожалуйста, сэр.
— Спасибо, приятель. — Руперт вскочил в седло и бросил конюху шестипенсовик. Потом наклонился и крепко пожал Бену руку. — До скорого, дружище!
— До скорого! Будь Осторожен. — Бен подождал, пока конь со всадником не выехали со двора, и вернулся в таверну.
Парень немного постоял, пробуя шестипенсовик на зуб, потом подбежал к тяжеловозу и отвел его в конюшню. Через пять минут он уже несся по сонным улочкам Патни. Выражение его лица и то, как он спешил, говорили о том, что он выполняет важное поручение.
Глава 20
— Ты все хорошо поняла? — Руперт стоял в спальне Октавии, опершись о подоконник руками.
— Да, мне все абсолютно ясно. — Она поднялась повыше на подушках и отхлебнула горячего шоколаду. Руперт уже две недели не был в ее спальне, и Октавия чувствовала себя неловко, почти смущенно в одном пеньюаре. — Ты собираешься на дневной прием у короля?
— Надо показаться. Хочу, чтобы все узнали, что я на день или два уезжаю из города.
— Будешь в «Королевском дубе»? — поинтересовалась Октавия, наливая из серебряного кувшинчика в чашку темную ароматную жидкость. На самом деле ей больше не хотелось шоколада, но нужно было чем-то занять руки.
— Нет, если добуду кольцо, предстоит кое-что проделать. Повидать кое-каких людей.
Например, семейных юристов и старого доктора Харгривса, который принял в этом мире и его, и Филиппа. Когда Каллум Уиндхэм объявит брату о своем существовании, нужно, чтобы у того не оставалось ни малейших шансов. Нельзя позволить Филиппу улизнуть.
— Значит, тебе я здесь больше не нужна? Я имею в виду после того, как добудешь кольцо. Делать мне будет нечего. — Чашка звякнула о блюдце, шоколад перелился через край.
— Если пожелаешь уехать сегодня вечером — воля твоя, — отозвался Руперт с видимым спокойствием. — Но в любом случае дай мне знать, как тебя найти. Я должен вернуть тебе деньги и дом.
— Хорошо, — тихо согласилась Октавия. — Мне кажется, свою часть нашего договора ты почти выполнил.
— Еще пара недель, и все будет кончено. — Руперт оттолкнулся от подоконника. — Куда ты отправишься отсюда?
— Не знаю. — Девушка откусила заусенец на указательном пальце. — Еще не решила.
— А что скажешь отцу?
Она пожала плечами. Волосы Октавии упали на лицо и скрыли его выражение.
Руперт наклонился и нежно взял девушку за подбородок, откинул в сторону кудри. Она подняла на него удивленный и какой-то беспомощный взгляд. Но ничего не сказала, не сделала ни малейшей попытки ответить на его прикосновение.
— До свидания, Октавия. — Руперт поцеловал ее в губы. Аромат кожи любимой всколыхнул память, голова пошла кругом. Но девушка осталась недвижимой, губы не ответили на поцелуй.
Руперт медленно выпрямился.
— До свидания. — И он отвел взгляд от золотистых глаз, стараясь навсегда позабыть прекрасный облик своей мадонны.
— Да хранит тебя Бог. — Она произнесла это настолько тихо, что Руперт не услышал слов.
Слезы капали на поднос, в чашку, соленой влагой разбавляя сладкий шоколад. Октавия сидела не двигаясь, молча отдаваясь своему горю.
Наконец она откинула одеяло и встала. Все кончено. Осталось сыграть последний акт спектакля.
В два часа к дому Уиндхэма подкатил наемный экипаж. Граф быстро сбежал по ступеням, забрался в карету и захлопнул за собой дверцу. Плотные кожаные шторы закрывали окна, и случайным прохожим экипаж представлялся пустым.
— Добрый день, милорд. — Из темного угла раздался голос Октавии. Не ответив, Филипп дернул ее к себе и поцеловал так, что зубы болезненно вжались в ее губы. — Какая пылкость, сэр! — перевела дыхание Октавия, когда он наконец оторвался от ее рта.
— Ты меня сводишь с ума. — Филипп откинулся на спинку сиденья. — Черт побери, взял бы тебя прямо сейчас. — Серые прищуренные глаза хищно сверкали в темноте, рот искривился, и весь он напоминал ястреба.
— Здесь нам могут помешать, хоть мы и укрыты от любопытных глаз. — Она нервно облизала пересохшие губы.
— Так и быть. Но запомни, сегодня ты наконец узнаешь, что это такое, когда тобой по-настоящему обладают.
Октавия, сдержала дрожь отвращения, надеясь, что полумрак кареты скроет ее презрительную усмешку.
— Надеюсь, милорд, вы останетесь довольны.
— Где находится дом?
— В маленькой деревушке под названием Уайлдкрофт, на самом краю пустоши Патни. Филипп нахмурился:
— Путь неблизкий для второй половины дня.
— Смотря какой день, — многообещающе улыбнулась Октавия. — Думаю, что сегодняшний покажется таким, ради которого стоит совершить путешествие.
Все время, пока карета ехала по Вестминстерскому мосту, потом через маленькие деревушки на южном берегу, Октавии удавалось поддерживать любовную болтовню. В какой-то момент она отодвинула кожаные занавески и выглянула из окна. Они проезжали Вандсворт. Впереди Патни. Октавия опустила шторы. Неизвестно, что лучше — знать или нет, когда на тебя нападут?
Сумрак в карете позволял скрывать тревогу на лице. Страх и возбуждение заставляли кровь играть в жилах, и Октавия чувствовала легкое головокружение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44