Неужели он прав? Она всегда гордилась тем, что может на равных разговаривать со своими братцами. Неужели она просто роняла собственное достоинство, опускаясь до их уровня? Возможность существования такой точки зрения никогда раньше не приходила ей в голову.
— Позвольте мне положить вам вот эту великолепную ручьевую форель, — произнес Саймон совершенно другим тоном, немедленно осуществляя свое предложение. — Она из этих мест?
Ариэль ответила не сразу. Ей в отличие от него не так легко давался переход от одного настроения к другому. Взгляд молодой женщины остановился на его сильных длинных пальцах, которые сейчас очищали рыбу от костей с таким изяществом, словно вышивали тонкую ткань. Это пришедшее на ум сравнение заставило Ариэль улыбнуться, и охватившее ее напряжение несколько спало. Эти большие, ширококостные кисти, пальцы с коротко остриженными квадратными ногтями, мозолистая кожа рук совершенно не вязались с мыслью о рукоделии.
У Оливера были белые мягкие руки с длинными пальцами. Но далеко не всегда они были проворными и нежными. Ариэль почему-то не могла представить себе, чтобы мозолистые руки Саймона, привычные к шпаге, сделали движение, которое не было бы тщательно рассчитано. Если они и действовали грубо, то для этого у их обладателя всегда был серьезный повод.
И снова по телу молодой женщины пробежала уже знакомая ей дрожь. Дрожь, рожденная смешанными чувствами восторга и предвкушения наслаждения. Тело Ариэль отвечало на рожденное ее воображением прикосновение этих рук к ее телу.
— Вам холодно? — спросил Саймон, кладя очищенную от костей половинку форели на тарелку жены.
— Нет. — Ариэль отчаянно затрясла головой, щеки ее порозовели, словно на них повеяло жаром. — Форель была выловлена в Грейт-Оуз, это примерно в пяти милях отсюда.
И чтобы скрыть смущение, Ариэль набросилась на рыбу, забыв, что у нее только что не было никакого аппетита.
— Какой интересный у вас браслет!.. — Саймон легонько погладил пальцами сплетение золотых полос, инкрустированных жемчугом.
Ариэль положила вилку и подняла запястье так, чтобы в свете канделябров сверкнуло золото, разлилось мягкое сияние жемчуга и блеск серебра смешался с густым красным цветом рубина.
— Это подарок Рэнальфа.
— Да, сестричка! — прокричал со своего места Рэнальф. — Подарок от твоего брата. Посмотри на него повнимательнее и по достоинству оцени.
Губы Ариэль сжались.
— Я всегда ценила твои подарки, Рэнальф. Их самое замечательное и ценное свойство — редкость.
Почувствовав, как напрягся ее муж, Ариэль тут же склонилась над тарелкой.
— Думаю, вы хотите сказать, что я не должна была реагировать на его слова, — прошептала она. — Но вы не знаете всего.
— В самом деле? — Саймон снова повернулся к жене, внимательно глядя ей в лицо. — Если есть нечто, что я должен знать, пожалуйста, просветите меня.
Ариэль почувствовала, что предательская краска снова заливает ей щеки.
— Вам следует понять, сэр, что мои братья никак не могут смириться с этим браком.
Он кивнул.
— Да, это я понял. На Рэнальфа было оказано некоторое давление.
— Как я догадываюсь, королевой?
— Ее величество сказала свое слово, — ответил он, намеренно не вдаваясь в подробности.
— И такое же давление было оказано на вас?
Граф Хоуксмур покачал головой, и слабая улыбка смягчила угрюмое выражение его лица.
— Нет, Ариэль. Давления на меня не оказывали. Сказать по правде, идея со свадьбой принадлежит именно мне.
— Но для чего? — Безотчетно она положила ладонь на его руку. Браслет ярко сверкнул на темно-коричневом бархате.
— Я хотел таким путем установить мир между нашими двумя семьями. — Саймон покачал головой, усмешка его стала саркастической. — Наивная мысль, достойная последнего деревенского идиота.
Рука Ариэль соскользнула с рукава мужа. Она снова взяла вилку и принялась за лежащую на тарелке рыбу.
— Не представляю, как может воцариться мир между Хоуксмурами и Равенспирами, если их разделяет море крови и предательства.
Саймон взял в руки бокал и стал задумчиво крутить его в пальцах, рассматривая на свет темно-красное вино.
— Не только, есть и любовь. Ваша мать и мой отец были любовниками. И отдали жизнь за эту любовь.
— Но это была порочная любовь. Ваш отец соблазнил…
— Довольно! — резко оборвал граф ее горячие слова. — Ведь между нами этого нет, Ариэль.
Он залпом выпил свой кубок и обратился с каким-то вопросом к одному из своих друзей, сидевших напротив.
Ариэль тоже поднесла к губам свой бокал. Потом разломила кусок хлеба и принялась задумчиво катать шарики из мякиша, почти не обращая внимания на разговоры вокруг себя. Если ее мать не была невинной жертвой, соблазненной, изнасилованной и обесчещенной негодяем, то оставалось единственное объяснение — ее мать со всей силой страсти бросилась в объятия Хоуксмура. Вряд ли такая версия устроила бы ее братьев, и, уж во всяком случае, она совершенно не устроила бы ее отца. Ведь именно он убил Хоуксмура за бесчестье своей жены, а смерть Маргарет была лишь трагической случайностью. По крайней мере именно это он всегда повторял.
Но было ли это правдой? Что, если эти мужчина и женщина просто отбросили в сторону древнюю вражду между их семьями и предались запретной страсти?
Такая возможность никогда раньше не приходила Ариэль в голову. В свое время она просто приняла на веру семейную версию того давнего события, как Священное Писание. В глубокой задумчивости Ариэль щелчком послала хлебный шарик, скатанный ею, в пространство. Он приземлился точно в центре большого блюда с олениной, которое стояло перед ее мужем.
Саймон удивленно взглянул на появившийся в его тарелке посторонний предмет, а потом обратил вопросительный взор на свою жену.
— Прошу прощения, сэр. Я сделала это совершенно машинально.
На лице его было написано такое удивление, что Ариэль едва сдержала рвущийся из груди смех. Вытянув руку с вилкой, она выловила из его тарелки хлебный шарик.
— Играть с едой непозволительно даже детям, — строго произнес ее муж, но смешинки в его глазах странно не вязались с этой суровостью.
Что-то совершенно неотразимое было в атмосфере озорства, которая создавалась вокруг Ариэль. Он уже однажды видел ее в таком шаловливом настроении и заметил, что в такие моменты, отбросив свою постоянную серьезность, которая делала Ариэль старше своих лет, его жена сразу становилась как-то моложе, а из взгляда пропадала всегдашняя настороженность.
— Он как будто выскользнул у меня из пальцев, — с шутовской обстоятельностью объяснила Ариэль. — Словно камень из рогатки.
Саймон только усмехнулся:
— Так вам случалось охотиться и с рогаткой?
Ариэль сделала вид, что раздумывает над его вопросом.
— Мне больше нравится охотиться с соколом или с луком и стрелами, — сказала она наконец.
— Но на сегодняшней охоте вы показали себя опытным стрелком.
Она пожала плечами.
— У меня хороший глазомер, с каким бы оружием я ни охотилась.
Саймон откинулся на спинку кресла, поудобнее вытянув больную ногу. Да, ему досталась совершенно необыкновенная жена.
— Как я понимаю, вы уже довольно долго управляете хозяйством своих братьев.
— С пятнадцати лет, — засмеялась она, но смех этот прозвучал не слишком весело. — До смерти моего отца — мне тогда было одиннадцать — всем заправляла его любовница, хотя и спустя рукава.
— Понятно. Значит, любовница вашего отца жила здесь?
— Да, вполне открыто, около пяти лет. И из-за этого имя Равенспир не стало популярнее в округе.
Ариэль снова нервно принялась катать шарики из хлебного мякиша.
— Она и я терпеть не могли друг друга, так что я старалась не попадаться ей на глаза.
Молодая женщина замолчала, словно сказав все, что должна была сказать, но Саймон уже достаточно ясно представил себе всю картину. Юная сирота растет в распутной атмосфере дома, лишенного любви. Ничего удивительного, что она порой была столь резка и несдержанна.
— Вы чему-нибудь учились, Ариэль?
— О, я читаю на латыни и греческом столь же свободно, как и на английском, и так же свободно пишу на всех трех языках, — ответила она, снова пожав плечами. — Правда, я не особенно в ладах с числами, но все же могу проверить счета, так что в хозяйстве меня не обмануть.
— И кто же вас научил этому?
В голосе Саймона звучало нескрываемое удивление. Столь обширное образование было совершенно необычно для женщины, в особенности с детства предоставленной самой себе.
— Наш викарий всегда очень заботился обо мне. Даже после того, как он поймал меня совсем маленькой у себя в саду на яблоне вместе с несколькими цыганятами… — Смех Ариэль звучал очень мелодично, воспоминание об этом случае согрело ее душу. — Преподобный Коллинз считал, что праздность ума ведет к озорству. Мне кажется, он просто боялся, что я сбегу с цыганами. И он был не так уж далек от истины в своих опасениях, — вновь рассмеявшись, добавила она. — Мне страшно пришлась по душе свобода в их таборе. Они все были такими грязными и ходили в лохмотьях, но, как мне казалось, все время только и делали, что смеялись, плясали и пели. Разумеется, тогда я была слишком мала, чтобы видеть все убожество такой жизни.
Саймон вытянул ногу, и мышцы пронзила боль, настолько острая, что у него захватило дыхание. Лицо его побледнело, над бровями выступили капли пота. Сжав в кулаки лежащие на столе кисти рук, он ждал, когда боль отступит.
Ариэль тихо сидела рядом с ним, ожидая, пока его дыхание снова станет нормальным. Она обратила внимание, что все друзья Саймона заметили, что с ним происходит, и следили за ним встревоженными взглядами.
Дождавшись, когда боль немного отпустит его, Ариэль отодвинула от стола свое кресло и встала, слегка покачиваясь, как будто перебрала вина.
— Пойдемте, муж мой, мне хочется спать.
Положив руку на плечо Саймону, она улыбнулась, глядя на мужа сверху вниз, прищурив глаза и призывно полуоткрыв губы.
— Вы не будете возражать, брат мой? — бросила она взгляд на Рэнальфа. — У новобрачных есть дело наверху.
Подняв свой бокал, словно за здоровье всех присутствующих, Ариэль поднесла его к губам и, запрокинув голову, начала пить.
В это время Оливер Беккет поднялся со своего места и прошел вдоль стола за спинами сидящих. Не замеченный Ариэль, он встал у нее за спиной и вытащил из ее прически заколку, удерживавшую тяжелый узел волос. Тяжелая волна цвета темного меда упала на спину молодой женщины. От неожиданности голова Ариэль сильнее запрокинулась, и осушенный кубок упал на стол. Оливер при виде этого зрелища ехидно засмеялся.
— Как забавно, — спокойно улыбнулась Ариэль, движением головы рассыпая волосы по плечам. — И как мило, Оливер, что ты помог мне побыстрее добраться до постели.
Осоловевшие глаза Оливера вспыхнули пламенем, когда она рассмеялась ему в лицо. Пьяный хохот гостей был ответом на ее сальность; только Оливер и братья Равенспир остались сидеть на своих местах с каменными лицами.
Саймон встал, опираясь на трость. Пьяное веселье раздражало его, откровенная вражда во взглядах хозяев замка так и подбивала обнажить клинок. Он понял, что Ариэль, обеспокоенная приступом боли у него, выбрала этот способ, чтобы поскорее увести мужа из-за стола.
Сжав губы, он взял Ариэль под руку и направился, почти не опираясь на нее, к лестнице. Со стороны это выглядело так, словно он уводил жену из большого зала замка, а не наоборот — как было на самом деле.
Глава 9
Наверху лестницы, скрывшись от глаз толпы в зале под ними, Саймон выпустил руку Ариэль и привалился спиной к стене, закрыв глаза и плотно сжав губы.
— Дайте мне минуту передохнуть.
— Сколько вам будет угодно, — ответила Ариэль. — Нас никто не видит.
— В чьей комнате мы проведем сегодняшнюю ночь — в моей или вашей? — спросил Саймон некоторое время спустя.
Он открыл глаза и выпрямился, опираясь на трость. На лице его снова появилась ироничная улыбка.
— Я предпочитаю мою собственную.
— Тогда ведите меня, жена моя… Нет, в вашей руке больше нет необходимости.
Ариэль, пожав плечами, медленно направилась впереди него в свою комнату под башней. Когда она открыла дверь, собаки бросились к ней на грудь, виляя хвостами. Саймон покачнулся, когда Ромул положил лапы ему на плечи и от неожиданности ухватился за косяк двери.
— Кое в чем ваш брат прав, — пробурчал он, отталкивая вертящихся у него под ногами собак. — Они и в самом деле ростом с пони. И куда уместнее будут смотреться в конюшне, чем в будуаре замужней женщины.
— У нас в замке нет таких элегантных комнат, — заметила Ариэль, набрасывая на плечи накидку, перед тем как выйти с собаками в коридор. — Пойду выведу их, и вы сможете побыть один.
Саймон остановил жену движением руки.
— Куда вы пойдете?
Ариэль замерла на месте, прищурив свои серые глаза.
— Я должна докладывать вам о каждом своем движении, милорд?
— Пока мы остаемся под кровлей вашего брата, — ответил он. — Я хочу быть уверен в вашей преданности мне.
— Вы сомневаетесь в моей преданности? — Голос Ариэль звучал напряженно.
— Разве у меня есть причины верить? — печально спросил он.
— Мы заключили соглашение. И вы оскорбляете меня, сомневаясь в твердости моего слова.
— Это слово одного из Равенспиров.
Ариэль вспыхнула:
— Разве я хоть раз дала вам повод усомниться во мне с того момента, как мы заключили наше соглашение? Разве я не показываю все время своим братьям, что мы с вами понимаем друг друга?
На эти слова он улыбнулся немного грустно.
— Именно про это нам с вами надо будет поговорить, когда вы вернетесь из конюшни.
— Откуда вы знаете, что я туда собираюсь?
— Поскольку именно туда вы первым делом направляетесь утром, было не так уж трудно догадаться, что в конце дня вы тоже туда заглянете.
— Ну хорошо, если вы все знаете заранее, то почему же вы начинаете ссору? — спросила она.
— Я не хочу ссориться, я просто хочу придать ясность нашим отношениям, — ответил он, вытягивая руку и пальцами приподнимая подбородок жены. — Я только хотел показать, что буду опасаться вас до тех пор, пока вы будете опасаться меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49