— Только погляди на себя. У тебя достаточно денег, чтобы одеваться прилично, как это и положено на торжестве по случаю бракосочетания, а ты бродишь у всех на виду в потрепанном костюме для верховой езды, да еще такая грязная, будто валялась с кем-то на сеновале… Боже, у тебя даже башмаки дырявые.
Ариэль бросила взгляд на юбку своего старого костюма для верховой езды. Действительно, она вся была перемазана грязью, к ней прилипли соломинки, а башмаки, хоть и не рваные, были в самом деле потрепаны и давно не чищены. Сегодня утром она чувствовала себя так неуютно под насмешливым взглядом мужа, что схватила из гардероба первое, что подвернулось под руку, не думая ни о каких последствиях.
— Думаю, ты хорошо погуляла в такое чудесное утро, женушка, — раздался спокойный голос Саймона.
Граф Хоуксмур пробрался сквозь толпу так тихо, что ни Рэнальф, ни его сестра даже не заметили его приближения. Услышав голос мужа, Ариэль взглянула на него с улыбкой, надеясь, что приход Саймона избавит ее от неприятного объяснения с братом.
— Я немного проехалась в двуколке. Простите за опоздание, но я заехала дальше, чем собиралась, и совершенно забыла про время.
— Что ж, чудесный способ выразить уважение своему мужу, — бросил сестре Рэнальф. — А потом вдобавок появиться пред всеми, одетой как какая-нибудь шлюха-крестьянка, валявшаяся на сеновале. Чтобы кругом говорили, что сестра графа Равенспира расхаживает как последняя трактирная потаскушка…
— Ладно, прекратите, Равенспир! — Саймон снова прервал гневную тираду Рэнальфа. — Такими публичными выговорами своей сестре вы лишь еще больше позорите свое имя.
Ариэль покраснела до корней волос, смущенная больше заступничеством мужа, чем выволочкой брата.
— Разве облик вашей жены не имеет отношения также к имени Хоуксмур? — Тон Рэнальфа был откровенно насмешливым. — Но может быть, Хоуксмуры в этом отношении не столь щепетильны?
— После того как я познакомился с вашим гостеприимством, я не могу позволить себе обращать внимание на подобные вещи, — невозмутимо парировал Саймон. Затем он повернулся к Ариэль, которая по-прежнему стояла рядом с ним, сгорая от смущения и досады. — Во всяком случае, вы правы в одном, Равенспир. Улаживать такие промашки жены — дело мужа, а не брата. Пожалуй, вы и в самом деле не совсем готовы принять участие в охоте, моя дорогая. Вероятно, вам следует сменить костюм на более соответствующий положению наших семей. Я уверен, что охотники смогут подождать еще несколько минут.
Ариэль повернулась и, не говоря ни слова, направилась в дом. Она низко опустила голову, чтобы капюшон скрыл ее пылавшие от стыда щеки. Это была одна из самых досадных ее слабостей: кожа молодой женщины была так нежна и прозрачна, что при малейшем поводе она заливалась румянцем. При этом собственное смущение усиливалось еще больше, так что получался заколдованный круг.
Но почему Саймон вмешался в их разговор? Все гневные упреки Рэнальфа отскакивали от нее, как горох от стенки, а приняв ее сторону, Хоуксмур сделал из мыши слона. К тому же на самом деле он был вовсе не на ее стороне. Он отправил ее привести себя в порядок, как отправляют несмышленого ребенка, севшего, перемазавшись, за обеденный стол в приличном обществе.
Однако когда Ариэль, войдя в свою спальню, посмотрелась в зеркало, она была вынуждена признать, что оба мужчины были правы. Волосы ее превратились в спутанный ветром колтун, лицо было покрыто слоем пыли с проселочной дороги, и эта же пыль покрывала ее потрепанный костюм для верховой езды, а юбка была перемазана грязью. «Но у меня были куда более важные заботы», — твердила Ариэль себе под нос, яростно сражаясь с пуговицами и крючками.
Оставшись в одной батистовой кофточке, она вымыла лицо, потом протерла влажной губкой шею и подмышки и стала приводить в порядок волосы. Резко наклонившись, она перебросила их вперед, закрыв лицо, и принялась яростно расчесывать густую массу. Она еще бормотала что-то про себя, укрытая завесой волос цвета меда, когда от двери донесся голос ее мужа.
— Гости ваших братьев уже начинают нервничать из-за задержки. Я не очень-то гожусь в камеристки, но, возможно, смогу помочь вам.
Ариэль резко выпрямилась; перебросив копну волос на спину. Щеки ее порозовели от возни с прической и от нового оскорбления.
Собаки приветствовали вошедшего Саймона радостным вилянием хвостов. Их хозяйка, однако, смерила графа разъяренным взглядом.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, милорд! Кстати, весьма нелюбезно входить в мою комнату без стука.
— Прошу простить, но дверь была открыта, — небрежным тоном ответил Саймон, закрывая за собой дверь и глядя на Ариэль с легкой усмешкой. — Кроме того, обычно мужу не запрещается входить в комнату его жены.
— Вы вполне ясно дали мне это понять, — упорствовала Ариэль. — Как я понимаю, из этого следует, что у жены нет права на уединение.
— Вовсе нет.
Граф Хоуксмур сделал несколько шагов, все так же приволакивая ногу, и взял щетку для волос из рук жены.
— Сядьте.
Положив руку на плечо Ариэль, он заставил ее опуститься на невысокий стул перед зеркалом и принялся расчесывать густые локоны уверенными, ритмичными движениями.
— Я мечтал об этом с того самого момента, когда увидел вас вчера ждущей меня во дворе и держащей шляпу под мышкой. Солнце играло золотом ваших волос. Это было восхитительное зрелище…
И Саймон, приподняв одну прядь, которая была чуть светлее общей массы цвета темного меда, залюбовался ею.
Ариэль взглянула на отражение мужа в зеркале. Он улыбался про себя, во взгляде его появилось чувственное выражение, лицо, покрытое шрамами, утратило свою строгость, словно простое расчесывание ее волос вызывало в нем любовное томление. Ариэль обратила внимание на то, что его руки, большие и загрубевшие, с нежностью касаются ее волос. Ей захотелось самой взять эти руки и прижаться к ним щекой. По телу молодой женщины пробежала дрожь.
— Вы совсем замерзли, — тут же произнес он и отложил щетку в сторону. — Да и огонь почти погас.
Повернувшись к камину, он подбросил в него дров и раздул огонь, который зашумел с новой силой.
— Но вам надо одеться, пока вы не замерзли окончательно.
Он, хромая, подошел к гардеробу.
— Угодно вам надеть тот костюм, в котором вы были вчера? Этот алый бархат вам очень к лицу.
Достав костюм, о котором шла речь, Саймон обвел взглядом весьма скромное содержание гардероба жены.
— Как я вижу, у вас довольно ограниченный выбор, Ариэль.
— В наших местах мне не так уж много надо, — заявила она, едва ли не выхватывая из его рук костюм. — Жизнь, которую я веду, не соответствует туалетам из шелка и бархата.
— Жизнь, которую вы вели до сих пор, — поправил жену граф Хоуксмур, прислоняясь к спинке кровати, складывая на груди руки и наблюдая, как она одевается. — В качестве графини Хоуксмур вы займете, я уверен, соответствующее положение при дворе и в местном обществе. Хоуксмуры всегда играли заметную роль в жизни местной общины.
В отличие от Равенспиров. Местное общество скорее избегало встречи с ними. Однако ни Ариэль, ни Саймон не произнесли этих слов, пришедших обоим на ум.
Ариэль неловко застегивала крошечные перламутровые пуговички своей кофточки. Внезапно пальцы ее онемели. Голос Саймона Хоуксмура звучал очень уверенно, но ведь она-то знала, что никогда не займет места при дворе или где бы то ни было в качестве жены этого человека. — Наверное, у вас замерзли руки.
Саймон отвел ее застывшие пальцы и сам стал застегивать крошечные пуговицы, продевая их в украшенные вышивкой петли. Руки его коснулись ее грудей, и у Ариэль перехватило дыхание. Пальцы его замерли, и молодая женщина почувствовала, как твердеют ее соски под тонкой тканью, а все тело покрывается гусиной кожей. Но внезапно муж отстранился от нее и с замкнутым выражением лица отступил назад.
Полуотвернувшись от него, Ариэль взяла свой жакет, надела его и стала застегивать крючки на груди, стараясь скрыть дрожь в пальцах. Делая это, она склонила голову и не смотрела на Саймона, пока на ее щеках не погас горячий румянец.
Хоть бы только он теперь ушел! Но граф Хоуксмур по-прежнему стоял, опираясь о спинку кровати.
Она ощущала на себе его взгляд, который следил за каждым ее движением, и от этого чувственного взгляда кровь быстрее и быстрее бежала в ее жилах. Даже процедура надевания сапог превратилась в какую-то исполненную чувственности сцену под этим пристальным взглядом. Мужчина этот был страшен, как смертный грех, и все же она никогда еще не испытывала такой страстной тяги ни к одному мужчине. Даже к Оливеру, чью физическую красоту было невозможно отрицать.
Молодая женщина скрутила волосы толстым жгутом и спрятала их под треуголкой, отделанной серебряным галуном. Взяв перчатки и хлыст, она направилась к выходу из комнаты.
— Уверена, мы пробыли здесь достаточно долго для того, чтобы ваши гости могли убедиться в ваших исключительных качествах, милорд.
— Что вы имеете в виду? — Саймон вопросительно приподнял бровь, следуя за женой.
— Ну как же, сэр, разумеется, ваши мужские качества. Иначе с какой другой целью вы столь демонстративно проследовали в мою комнату? Я уверена, наши гости убеждены, что вы используете любую возможность обладать своей женой.
Она бросила на него взгляд через плечо.
— Ведь именно в это вы хотели заставить их поверить, не правда ли, милорд?
Тон ее голоса был насмешливым; Ариэль пыталась скрыть охватившие ее чувства.
— Я столь же уверена и в том, что вам доставят искреннее наслаждение те скабрезные шутки, которыми будут приветствовать наше появление.
— Сомневаюсь, чтобы они могли ввести вас в краску, моя дорогая, — парировал он с иронической усмешкой. — Вы пошли под венец отнюдь не наивной девственницей и, я уверен, ваше свидание с вашим любовником не было ни для кого секретом.
Ариэль прикусила губу. Она сама вызвала этот выпад, но нанесенный укол все же был чувствителен. Она быстро зашагала по коридору к лестнице, далеко опередив мужа и намереваясь присоединиться к группе охотников сама по себе, словно в последние полчаса она ни сном ни духом не ведала, где пребывает ее муж.
Саймон ковылял по коридору, сильно налегая на трость. От его прикосновения ее всю передернуло. Неудивительно, что молодой красавице его возраст и увечья представляются отвратительными. Он не сможет на равных конкурировать со стройным, безупречно красивым Оливером Беккетом. В те краткие минуты, которые они провели в интимной атмосфере комнаты Ариэль, он забыл обо всем на свете, кроме охватившей все его существо тяги к ней. Странный контраст между нескрываемой отчужденностью жены и живой теплотой ее волос и кожи, сиянием ее глаз, восхитительным цветом щек делал Ариэль совершенно невинной, почти детски непорочной. Но он обманывал самого себя если хоть на минуту поверил в то, что может стать физически притягательным для своей жены. Не то чтобы он мечтал понравиться ей, но все же надеялся, что она сможет когда-нибудь хоть частично преодолеть свое отвращение к нему. «Тщетная надежда», — с горечью подумал Саймон Хоуксмур.
Охотники уже садились на лошадей и выезжали со двора, когда он вышел во двор замка. Ариэль уже гарцевала на той же самой чалой кобыле, которая была под ней накануне. Кобыла едва могла устоять на месте, запрокидывала голову и рыла землю копытами. Ариэль, похоже, совсем не обращала на это внимания, целиком занятая разговором с Джеком Чанси, который, как с сочувствием заметил Саймон, с трудом сдерживал своего жеребца.
Саймон сел в седло своего пегого коня и сразу же испытал облегчение, став столь же свободным в движениях, как и все остальные. Верхом его хромота была незаметна, а рана ничуть не мешала ему в седле. Он догнал группу всадников, в этот момент проезжавших по подъемному мосту, и направил своего коня к Ариэль и Джеку.
— У вас очень резвая кобыла, дорогая.
— Я и сам хотел сказать про это, — подхватил Джек. — Вы не находите, что для женщины она чересчур резва?
Ариэль звонко расхохоталась, а кобыла взбрыкнула, как будто разделяя ее веселье.
— Неужели вы считаете, что женщинам можно садиться только на старых одров, лорд Чанси?
Джек не мог скрыть смущения:
— Но ведь женщины не так сильны, как мужчины, мадам. Я бы не решился позволить какой-нибудь из своих родственниц сесть на такую резвую лошадь, как ваша чалая.
— А как считаете вы, милорд? — Ариэль озорно взглянула на своего мужа, уже забыв недавнюю размолвку. — Вы станете запрещать вашей жене выезжать на таком непослушном создании, как моя Диана?
— Сомневаюсь, что стал бы это делать, как бы мне этого ни хотелось, — уклончиво ответил Саймон. — Но так как вы, похоже, прекрасно управляетесь с ней, то этот вопрос можно считать закрытым.
Ответ явно польстил Ариэль. Улыбнувшись, она послала кобылу шенкелями, и Диана рванулась вперед, радостно заржав; собаки во всю прыть неслись перед ней.
Оливер Беккет с восторженным криком пришпорил своего коня и пустился галопом в погоню. Ариэль бросила на него взгляд через плечо и тоже пришпорила чалую кобылу.
Саймон, сам не зная почему, в свою очередь, послал пегого вдогонку за Оливером Беккетом. Пускаться наперегонки было поступком, достойным подростка, но он не мог сдержать себя. Он чувствовал необходимость помериться силами с этим молодым человеком, хотел испытать свои силы. Оливер скакал с напряженным лицом, плотно сжав губы; его конь понемногу догонял чалую кобылу.
Хотя Ариэль больше не оглядывалась, Саймон понимал, что она слышит стук подков своих преследователей. Он ощущал запал, охвативший его и Оливера, почти осязаемо чувствовал незримую нить, связывавшую их. От напряжения он тоже стиснул зубы, вспомнив сцену, свидетелем которой стал накануне вечером. Они снова бросали вызов друг другу. И Саймон не знал, хочет ли Ариэль, чтобы ее догнали, или нет. Но он был совершенно уверен, что не позволит Оливеру Беккету опередить его в этой сумасшедшей гонке.
Он пришпорил своего пегого, и тот, непривычный к такому жестокому обхождению, подался вперед широкой грудью и догнал соперника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49