«Безжалостное обольщение»: АСТ; Москва; 1999
ISBN 5-237-02127-1
Оригинал: Jane Feather, “Reckless seduction”
Перевод: И. Доронина
Аннотация
Прекрасная как богиня креолка Женевьева Латур не боялась никого и ничего на свете — а потому, узнав, что Доминик Делакруа пытается соблазнить ее сестру, решила любой ценой помешать демону-обольстителю. Взбешенный Доминик задумал отомстить дерзкой девчонке, расстроившей его тайные планы, но — от ненависти до любви, как оказалось, всего один шаг. И вскоре отважный капитан, сгорая от пламенной страсти, готов на все, чтобы покорить душу и тело Женевьевы…
Джейн Фэйзер
Безжалостное обольщение
Глава 1
Лучи жаркого апрельского солнца проникли через открытое окно в комнату на третьем этаже, и Доминик Делакруа отошел вглубь. Однако сосредоточиться он так и не смог, поскольку шум, доносившийся снизу, где происходили торги рабами, становился все громче. Несмотря на жару, аукцион шел, как всегда, бойко под частую дробь молоточка Джина Масперо, неизменно завершаемую заключительным решительным ударом.
Доминик выглянул в окно в тщетной надежде глотнуть свежего воздуха. В апреле всегда так, размышлял он, вытирая лоб накрахмаленным льняным носовым платком, до августа о свежем воздухе и мечтать нечего. Только дураки и наивные мечтатели могут надеяться на милосердие луизианского лета. Все остальные предпочитают сбегать из Нового Орлеана, боясь подхватить желтую лихорадку, и укрываются в своих относительно прохладных имениях.
Но Доминика Делакруа манило море, свежий морской ветер сулил избавление от москитов и тропической духоты болот, а у ост-индских купцов можно было «взять» богатые военные трофеи. Однако в нынешний военный год, 1814-й, английские торговые суда стали весьма надежно охраняться. Губы Доминика искривила сардоническая улыбка. «Во всяком случае, как оказалось, обход британской блокады, — не без самоиронии подумал он, — дело гораздо более увлекательное, чем просто веселая охота за неуклюжими торговыми судами». Товары, которые его летучий каперский флот доставлял в осажденные штаты на Юге, вызывали улыбки на лицах аристократов-плантаторов и их исполненных собственного достоинства дам. Перспектива исчезновения, пусть даже временного, этих предметов роскоши вызывал у всех ужас.
Внизу, на Чартрес-стрит, собирались покупатели и продавцы живого товара. Витрины биржи Масперо выходили на обе улицы, предоставляя наилучший обзор для потенциальных покупателей, толпившихся в аукционных залах и на тротуаре. Колокол собора Святого Людовика пробил урочный час, и в тот же момент две давно ожидаемые им персоны свернули с площади Святого Петра на Чартрес-стрит и направились к бирже Масперо. Однако рядом с аппетитной мадемуазель Элизой Латур и ее кузеном Николасом Сен-Дени находился и некто еще. Доминик нахмурился, бирюзовые глаза потемнели от раздражения. Сен-Дени были прекрасно известны его инструкции. С самого начала этой игры Николасу было велено всеми правдами и не правдами сделать так, чтобы никто, кроме него самого, не сопровождал восхитительную, но несколько легкомысленную и излишне влюбчивую Элизу на «случайную» встречу с Домиником Делакруа.
По костюму и манере держаться третьей персоны было очевидно, что она вовсе не служанка. Платье этой дамы, украшенное неброской кружевной вставкой вокруг горловины, представляло собой безупречно выдержанный в духе демонстративной скромности дневной наряд дебютантки. Оборка изысканного шелкового капора искусно прикрывала лицо как от безжалостных солнечных лучей, так и от нескромных взглядов.
Глядя на эту непрошеную гостью, Доминик размышлял, спуститься ему вниз и, следуя первоначально разработанному плану, «невзначай встретиться» с мадемуазель Латур или не стоит. Приглашение перекусить в ресторане у Ла Галье в компании кузена дамы и его доброго приятеля, месье Делакруа, выглядело бы естественно и вполне невинно. Однако Доминику вовсе не хотелось, чтобы его знакомство с мадемуазель Элизой стало известно семье Латуров, а дама, сопровождавшая их, наверняка была другом этой семьи.
Но с другой стороны, если не встретиться с Николасом сейчас, то как Доминику получить приглашение на сегодняшний званый вечер к мадам Латур? Ради этого приглашения все и затевалось, а оно могло, разумеется, последовать только от Николаса и только совершенно спонтанно, поскольку Делакруа не принадлежал к тем, кого автоматически включают в список гостей новоорлеанских салонов. Сардоническая улыбка снова искривили его губы. Ее едва ли можно было назвать приятной, и она нисколько не смягчала резких очертаний мужского рта и напряженной линии решительного подбородка.
Ставка делалась на то, что приглашение будет лестно навязано Делакруа самой мадемуазель Элизой. Только он успел подумать, что присутствие при этом стороннего наблюдателя — досадная неприятность, с которой придется смириться, как произошло нечто совершенно необычное.
В течение нескольких последних минут все время слышалось завывание тоненького детского голоска, сливавшееся с резким, почти истерическим криком. В таком выражении отчаяния не было ничего неожиданного, если учесть, какого рода торги происходили внизу. И Доминик уже вполне привык к подобным сценам, чтобы не принимать их близко к сердцу.
Однако юной леди, сопровождавшей объект его охоты, это показалось ужасным. С ее губ сорвалось отнюдь не подобающее молодой леди восклицание, и уже в следующее мгновение она ворвалась на биржу, растолкав потрясенную толпу, которая расступилась перед ее стремительным напором. Доминик не видел теперь «третью лишнюю», но слышал, как нарастает гул внизу. Заинтригованный, он вышел на внутреннюю галерею, находившуюся как раз над аукционным залом.
— Я хочу знать, мистер Кинг, кто позволил вам продавать Амелию и ребенка? — Юная дама стояла посреди зала напротив высокого тощего мужчины, на аскетическом лице которого было выражение бешеной ярости.
Казалось, что он просто не может поверить в случившееся. «И неудивительно», — подумал про себя наблюдавший за этой сценой Доминик. Его раздражение сменилось живым интересом.
— Это, если позволите, мадемуазель Женевьева, не ваше дело, — огрызнулся мистер Кинг. — А дело управляющего вашего батюшки.
— Пока управляющим был мистер Картер, сэр, семьи никогда не разлучали, — объявила юная воительница, глядя прямо в глаза мистеру Кингу.
— Но мистера Картера больше нет. Теперь я управляющий! И я буду поступать так, как посчитаю нужным.
— Но не в этом случае. — Мадемуазель Женевьева решительно направилась туда, где стоял, рыдая и протягивая руки к обезумевшей от горя матери, малыш. Женевьева подняла ребенка лет трех в рваной рубашонке и понесла его к женщине.
Под ее тяжелым взглядом надсмотрщик, державший негритянку за руки, стал нервно озираться по сторонам, ища поддержки, но теперь здесь воцарилось полное молчание. Он ждал указаний или какого-либо знака от Масперо, застывшего в неподвижности, или от мистера Кинга, но и того внезапно поразила немота. Тогда надсмотрщик отпустил руки женщины. Женевьева передала малыша матери и мягко сказала:
— Амелия, возвращайся домой.
Прижимая дитя к груди, мать невольно взглянула на управляющего — человека, обладавшего в ее представлении реальной властью, но, к своему изумлению, увидела, что тот стоит молча, опустив голову. Она бросилась к выходу, в любой момент ожидая, что ее схватят и потащат назад, снова в тот кошмар, но никто не шелохнулся.
— Месье Латуру все будет доложено, мадемуазель, можете не сомневаться, — зловеще прозвучал в напряженной тишине низкий, дрожащий от публичного унижения голос управляющего.
— Вы меня удивляете, мистер Кинг, — ответила с презрительной улыбкой Женевьева и, пройдя сквозь толпу, присоединилась к своим спутникам, по-прежнему в оцепенении стоявшим на тротуаре.
Доминик Делакруа тихонько присвистнул, и его темные, вразлет брови изумленно поползли вверх. Он стал свидетелем удивительного эпизода: не то чтобы поучительного, но, несомненно, очаровательного. Сбежав по ступенькам с галереи, он пересек аукционный зал, выскочил на улицу и услышал, о чем говорит эта прелестная троица.
— Ты совсем с ума сошла, Женевьева? — возмущался Николас. — Только подумай, что скажет отец. Войти в аукционный зал при стечении публики… — Он замолчал, не закончив фразы, его передернуло при мысли о том, какие последствия может иметь подобная выходка.
— Представь себе, что будут говорить, если об этом станет известно, — захныкала Элиза. — И я окажусь втянутой в это дело, поскольку оказалась рядом… Папа… — Голос у девушки прервался, и большие темно-голубые глаза наполнились слезами.
Слезы эти были вызваны неподдельным страхом, и ни один человек, знавший Виктора Латура, не усомнился бы в том, что страх его дочери совсем не безоснователен.
Женевьева в ответ только пожала плечами:
— Я сделаю все, чтобы избавить тебя от этого, Элиза. Полагаю, отец будет так сердит на меня, что не станет вникать в то, какая роль досталась тебе, тем более что она, в сущности, была ничтожной и исполнять ее тебе пришлось невольно.
Доминик Делакруа наконец решил перебить затянувшийся разговор и покашлял.
— Николас, какая встреча! Я дышал свежим воздухом у окна в своем кабинете и увидел, как вы появились на улице. — Он снял шляпу с загнутыми полями и поклонился дамам. — Мадемуазель Латур! Не могу поверить своему счастью: неужели судьба действительно так скоро послала мне новую встречу с вами!
Очаровательно покраснев, Элиза сделала реверанс.
Слезы чудесным образом моментально высохли, лишь глаза остались чуть влажными и оттого еще ярче блестели, когда она бросала на него быстрый взгляд из-под ресниц. Одаривая девушку улыбкой со значением и прикладываясь губами к кончикам ее пальцев, Доминик нашел подобную реакцию вполне естественной.
Женевьева, в недоумении наблюдавшая за молодыми людьми, вопросительно взглянула на своего кузена Николаса. Элиза, несомненно, была склонна к флирту, но этот джентльмен не был похож на обычных ее поклонников. Во-первых, он старше, во-вторых, его, казалось, окружала аура какой-то особой притягательной силы, странной напряженности и непонятного нечто. Женевьева не могла точно определить, что именно вызвало неприятный холодок, который пробежал у нее по спине.
— Прошу прощения, — поспешил Николас. — Женевьева, позволь представить тебе месье Делакруа. Доминик, это моя кузина, младшая сестра мадемуазель Латур, мадемуазель Женевьева.
Так вот, стало быть, кто эта смутьянка! Дочь Латура от второй жены, которая, как и первая, скончалась в родах. Если слухи верны, то его третьей жене пока удавалось избежать опасных родов, правда к явному неудовольствию вспыльчивого Латура. Этот пожилой джентльмен все еще не оставлял надежды заиметь сына, появление которого немало встревожило бы кое-кого, например Николаса.
Делакруа, сдерживая до поры свое стремление приступить к осуществлению основной цели этой встречи, впервые взглянул на сестру Элизы, той было года на три меньше. «На первый взгляд ей далеко до красавицы, — решил Доминик. — Да и на второй, впрочем, тоже. Если Элизу природа щедро одарила пышной, но изящной фигурой, то про эту девчушку она, наверное, забыла». Женевьева была чуть ниже среднего роста, хрупкая на вид. Однако столь резкое проявление решительного характера, свидетелем которого он только что оказался, никак не сочеталось с ее хрупкой внешностью.
— Мадемуазель Женевьева, к вашим услугам, — сказал Делакруа, церемонно кланяясь, и поймал на себе ее прямой и откровенно изучающий взгляд.
Глаза! Самые необычные глаза, какие ему доводилось когда-либо видеть. Чистое золото? Нет, червонное, темное золото — огромные глаза тигрицы, обрамленные густыми золотистыми ресницами. Маленький прямой носик прелестной формы над не менее изящными губами. Но куда им до Элизиных — полных, похожих на розовые лепестки! Однако пока он смотрел на Женевьеву, мадемуазель Латур-младшая улыбнулась. И тут Доминик, более чем удивленный тем, как подействовала на него эта улыбка, подумал, что Прекрасной Елене, пожалуй, пришлось бы уступить этой девушке пальму первенства.
После Розмари он испытывал презрительное равнодушие к чарам прекрасного пола и не тратил времени на искусство обольщения, разве что для скорейшего достижения цели. Однако сейчас почувствовал, что готов послать весь свой флот куда угодно ради этой улыбки.
"Так-так, — размышляла в этот момент и Женевьева, — значит, вот кто этот джентльмен. Да и не джентльмен он вовсе».
— Месье Делакруа, — сказала она, делая скромный реверанс, — похоже, мне повезло гораздо меньше, чем моей сестре.
— Прошу прощения, мадемуазель? — Доминик был в замешательстве: слова девушки казались бессмысленными, а у него создалось твердое впечатление, что эта юная особа отнюдь не глупа.
Женевьева снова улыбнулась, однако глаз не подняла.
— Ну как же, мне ведь не посчастливилось познакомиться с вами первой.
"Да младшая Латур просто издевается надо мной!» К своему удивлению, Доминик вдруг осознал, что это вызвало в нем скорее интерес, чем досаду. Губы его изогнулись, но на сей раз в светской улыбке.
— Это слишком большая честь для меня, мадемуазель Женевьева.
— Вовсе нет, сэр, — безо всякого кокетства возразила та.
— Женевьева, как ты себя ведешь! Я должна извиниться перед вами, — от смущения Элиза нервно хихикнула, — за мою неразумную сестренку, месье Делакруа. Она только-только из детской и все еще считает вправе вести себя как ребенок, без всяких церемоний. — Это было произнесено не без доли ехидства. Младшая Латур обладала дьявольской способностью мгновенно переключать внимание на себя, что красавице Элизе совсем не нравилось, особенно в данный момент.
Вмешательство Элизы напомнило Доминику, что чрезмерное внимание к мадемуазель Женевьеве отнюдь не способствует решению задачи, которую он поставил перед собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55