– Карикатура на меня выставлена в магазинной витрине? – воскликнула Оливия. – Восхитительно! Я должна ее увидеть. Кто бы мог подумать, что я оставляю заметный след в жизни общества!
– Вы не просто оставляете след в жизни общества, – сказал Хайятт. – Вы приводите его в замешательство.
– Не думаю, что другие леди столь же простоваты, как я, но вряд ли карикатура может быть комплиментом, – засомневалась Оливия. – Это больше похоже на оскорбление. Скажите, я там ужасно выгляжу?
Мгновение Хайятт изучал баронессу, затем ответил:
– Сейчас, когда у меня появилась возможность рассмотреть вас получше, не могу сказать, что сходство льстит вам, но ведь я, как художник, ценю невозможность удержать, на бумаге живость, подобную вашей. Но это не оскорбление, уверяю вас. Вы там в прекрасной компании с Наследным Принцем и нашим премьер-министром: карикатуры на них по соседству, с одной стороны и с другой.
– Подумать только, я, значит, теперь знаменитость! – рассмеялась Оливия и повернулась, чтобы рассказать обо всех этих чудесах своей кузине, но Лаура уже слышала эту историю от мистера Медоуза.
Неприятные чувства охватывали Лауру от того, что она видела Оливию рядом с этим повесой, и потому довольно сдержанно она сказала:
– Не забивай себе голову пустяками! Карикатура на берлину, а не на тебя.
– Не понимаю, почему всех волнует моя карета. Это кузина Лаура настояла, чтобы я сменила экипаж, – пояснила Оливия Хайятту. – Ей тоже не нравится берлина.
Темные глаза Хайятта задержались на Лауре. Его удивило, что с ее стороны при их первой встрече не было выражено восторга. Он не был тщеславен, но половину своей жизни провел, спасаясь бегством от поклонниц, и полагал, что провинциальная мисс будет счастлива от знакомства с ним. Но лицо мисс Харвуд свидетельствовало, что она далека от того, чтобы испытывать счастье.
– Не вернуться ли нам в карету? – спросила Лаура у Медоуза.
– Но мы ведь только что ее покинули, – напомнила Оливия.
– Давайте немного погуляем, – принял сторону баронессы Медоуз, и они пошли дальше.
Теперь все четверо шли рядом. Лаура оказалась между Хайяттом и Медоузом. Хайятт беседовал с Оливией, а Лаура с Медоузом их слушали.
– У вас другая прическа, если не ошибаюсь, – заметил Хайятт.
– Да, кузина сказала, мне нужно сменить стиль, и месье Ля-Пьерр сделал нам новые прически.
– Мисс Харвуд – опекающая вас компаньонка? – спросил художник.
Лаура слышала вопрос, и ее охватил гнев. Компаньонка! Ей только двадцать три! Оливия рассмеялась!
– Бог мой, нет! Моя тетя и миссис Харвуд опекают обеих нас, а мы обе ищем себе подходящие партии. Но кузина Лаура очень разборчива, – добавила она доверительным тоном.
Хайятт повернул голову и заметил, что Лаура слушает их разговор.
– Даже самым очаровательным не следует быть слишком разборчивыми, – сказал он с улыбкой, преувеличивая прелести Лауры в стремлении угодить ей.
Лаура была вознаграждена Хайяттом за его прежнее пренебрежение к ней, и ее гнев растаял, как таят снежинки на печке. Она рассмеялась над всей этой историей.
В Хайятте было что-то такое… Когда он улыбался, она чувствовала себя единственной, словно вокруг никого не было.
– Я не ожидала услышать от лорда Хайятта совет быть неразборчивой. Все ваши картины – совершенство. Вы можете ожидать, что очаровательнейшие дамы, изображенных на них, согласятся заковать себя на всю жизнь в кандалы с кем попало? – дерзко спросила Лаура.
– Вы неправильно поняли меня. Я, конечно же, не советую вам принимать предложения от таких старых грубиянов, как лорд Хайятт, например, – сказал он, – но я уверен, что все ваши поклонники были лучше воспитаны, и, значит, вы на самом деле привередливы, раз не остановились на ком-либо из них.
– Именно так, – сказала Лаура, улыбаясь одной из своих многочисленных ироничных улыбок, заготовленных для Сезона.
Она была готова еще какое-то время поперекидываться добродушными шутками с лордом Хайяттом, но, однако, вздохнула с облегчением, когда он вновь обратил свое внимание к Оливии.
– Вы еще ни с кем не договорились насчет вашего портрета, баронесса? – спросил он.
– Сегодня тетя собирается написать сэру Томасу Лоуренсу.
Хайятт остановился и несколько мгновений вглядывался в девушку. Ее волосы бросали вызов: рыжие, они полыхали, как огонь. Прекрасный контраст с кожей! Она похожа на сорванца-подростка, для него это новый тип модели. Ему стали приедаться светские львицы.
– Насколько я знаю, сейчас Том очень занят, – сказал он. – Ему нужно закончить прежде начатый портрет. Если ему не удастся втиснуть ваш заказ в список своих работ, дайте мне знать, баронесса, я постараюсь выбрать для вас время. Жаль, конечно, проделать весь этот путь из Корнуолла и вернуться без портрета. А если и без мужа? Не будем забывать о главной цели вашего приезда.
– Вы будете меня рисовать? – ухватилась за его слова Оливия. – Мне хотелось бы иметь портрет именно вашей работы, потому что у вас все дамы на полотнах получаются красивыми.
Хайятт наклонился к ней и тихо произнес:
– Надо быть очень плохим художником, чтобы не суметь изобразить ваше очарование, баронесса.
– Мне понадобится компаньонка, – поняла Оливия. – Тетя ни за что не отпустит меня к вам одну.
Если Хайятт и почувствовал себя оскорбленным, то не подал вида.
– Все мои юные модели приходят с компаньонками, – уверил он, – но не с толпой друзей, этого я не позволяю. Шумная публика отвлекает внимание. Боюсь, вы и без того значительно будете отвлекать мое внимание, – закончил он с бесстрашной улыбкой.
– Мистер Медоуз и моя кузина предложили мне сопровождать меня, – ответила Оливия. – Два друга, это не слишком много?
Лорд Хайятт счел, что не слишком. Осталось выбрать время. В тени тутового дерева они сели на скамейку. Оливия осмотрелась и сказала:
– Мне так хочется снять туфли и чулки и побегать по траве босиком. Дома я часто так делаю. Ощущение такое, будто ног касается холодный бархат.
– Боюсь, здесь вы можете наступить на битое стекло или что похуже, – по-светски учтиво отсоветовал Медоуз.
– А кроме того, ты рискуешь выставить себя на посмешище, – добавила Лаура.
Она почувствовала себя несчастной из-за этой встречи, устроенной Медоузом. Она сразу поняла, что целью было заставить Хайятта согласиться написать портрет баронессы. Но Лаура не ждала для себя ничего хорошего от бесконечных сеансов, во время которых два джентльмена будут ухаживать за Оливией, а она изнывать от скуки.
Лорд Хайятт сидел молча, вглядываясь в Оливию и в раскинувшийся вокруг парк. Он уже обдумывал будущий портрет. Он понял, что никакие из его студийных приспособлений не подойдут девушке из глуши Корнуолла. Лучше всего она смотрелась бы на открытом воздухе, где живая зелень оттеняла бы ее огненные волосы. Баронессу следует рисовать без шляпки. Он вспомнил желание Оливии сбросить туфли и побегать босиком по траве. Вот такой он и хотел бы изобразить ее на портрете. Но где тогда рисовать?
– Чтобы вы могли побродить босиком, мы придем сюда утром, пока никого еще здесь нет, – сказал Медоуз, преданно улыбаясь баронесс
Хайятт повернулся к Медоузу. Вот это здорово! Конечно! Он будет писать портрет ранним утром в Гайд-Парке, пустынном в это время.
– Придем сюда завтра утром, – предложил он.
Оливия удивленно заморгала:
– Вы тоже будете бегать босиком по траве, лорд Хайятт?
– Нет, но я хочу написать вас бегающей по траве. Оливия нахмурилась:
– Но других дам вы рисовали иначе, – заметила она.
– Я стараюсь каждую модель поместить в наиболее подходящее ее характеру окружение. Вас я вижу на свежем воздухе среди зелени, вот такой, как здесь.
– И без туфель?
Медоуз, желая сделать приятное Хайятту, произнес задушевным тоном:
– Баронесса, вам больше всего подойдет именно это – босые ноги на голой земле. Вы говорили, вам нравятся прикосновенья травы.
– Да, без туфель, – подтвердил Хайятт. – А также и без шляпки. Вы должны быть в живом соприкосновении с землей и с небом.
– Потребуется очень высокая лестница, чтобы достать до неба, – заметила Лаура.
Его предложение показалось ей слишком экстравагантным и она боялась, что Хайятт хочет в своем портрете посмеяться над Оливией.
Хайятт почувствовал настроение Лауры и ответил на шутку с холодком:
– Не нужно понимать все так буквально. Модели нередко изображаются на фоне неба. Не сомневаюсь, вы, наверняка, заметили, что небо и земля на картинах сливаются. Это называется перспективой.
– Полагаю, только голова и ноги баронессы будут соприкасаться с матерью-природой, саму же ее, надеюсь, вы намерены писать в платье?
Кровь прилила к лицу Хайятта.
– Когда я собираюсь писать обнаженную модель, я приглашаю профессиональных натурщиц. Общество не в меру стыдливо! Женщин надо рисовать без одежды. Человеческое тело – самый большой вызов природы художнику. Мы можем выйти сухими из воды, ошибившись в пропорциях дерева или здания, но при малейшем отклонении от пропорций человеческого тела, мы обрекаем себя на провал.
– Конечно, на мне будет платье, – сказала Оливия, – но как вы думаете, лорд Хайятт, какой цвет подойдет?
– Желтый, но не горчичный и не цвет одуванчика, а оттенок первоцвета, если у вас есть такое платье.
– Нет, большинство моих платьев белы, я ведь дебютантка, – напомнила Оливия.
– Боже упаси! Я совершенно против официального белого платья. Нужно что-нибудь скромное, без излишеств, чем проще, тем лучше.
У Оливии таких вещей в гардеробе не было. Она взглянула с мольбой на кузину. Лаура укротила свои чувства и попыталась представить, что же задумал Хайятт, и на этот раз ей показалось, он сделал правильный выбор. Ливви смотрелась бы нелепо в перьях и кружевах. Живость ее очарования выигрывает от окруженья природы. Хайятт хочет подчеркнуть ее юность. Ему нужно одеть ее в простое платье.
– На Фанни, помнится, было желтое платье, – сказала Лаура.
Оливия рассмеялась.
– Я не хочу на портрете быть в старом платье моей служанки.
– Может быть, это именно то, что нужно, – сказал Хайятт, удивившись, что никто другой, а именно Лаура, возражавшая против его намерений, так точно почувствовала настроение задуманной им картины.
– Если у вас есть соломенная шляпка с широкими полями, прихватите и ее. Одевать не надо, но, может быть, вы просто будете держать её в руке.
– У меня нет такой шляпки, – огорчилась Оливия.
– У меня есть, – сказала Лаура.
– Зачем ты привезла такую вещь в Лондон, кузина?
– Иногда я люблю почитать во внутреннем дворике, и она защищает меня от солнца.
– Я могу принести мопса моей тети, – внес свою лепту мистер Медоуз.
Хайятт задумался над предложением.
– Да, мне бы хотелось, чтоб на картине был какой-нибудь признак жизни животных, – задумчиво сказал он.
– Может быть, вы одолжите у леди Деверу ее обезьянку? – предложила Оливия.
Лаура, заметив расширившиеся ноздри Хайятта, поспешила произнести
– А может, лучше – белка или птичка?
Хайятт кивнул, вновь поражаясь тому, что она уловила самую суть его замысла.
– Собаки доставляют много беспокойства, – сказал он, – но я пока не отклоняю с категоричностью ваше предложение, Медоуз. Вы любите собак, баронесса?
– Да, люблю, но тетушка не позволила мне взять с собой ни одну из моих собак, даже любимицу, чудесную овчарку.
Ещё минут десять они говорили о картине, затем Хайятт проводил их к карете.
– Встретимся здесь завтра в семь утра, – сказал он, и прежде чем он усел сказать еще слово, толпа поклонников заметила кумира, и уединение Хайятта с друзьями закончилось.
В карете Лаура еще раз упрекнула Медоуза:
– Вы подстроили эту встречу, чтобы убедить Хайятта принять заказ на портрет Оливии, мистер Медоуз.
– Я пригласил его встретиться с вами и не был уверен, что он придет, – еще раз повторил Медоуз.
– Как вы убедили его?
– Не потребовалось долгих уговоров, как только он узнал, что баронесса прибыла из Корнуолла в Черепахе.
Это замечание вызвало некоторое недоумение Лауры. Она знала, что Хайятт сам достаточно знаменит, чтобы искать знакомств с теми людьми, которые на устах. Может, его привлекло богатство баронессы? нужно следить в оба, не начнет ли он увиваться за Оливией. Если такое случится, у Лауры будет много хлопот: лорд Хайятт не из тех, кого просто удержать.
Оливия сидела, молча улыбаясь. Все бегают за лордом Хайяттом, а он принялся бегать за ней! Лондон не так уж сильно отличается от Корнуолла, где она слыла общепризнанной королевой. И здесь, в Лондоне, неоткуда ждать неудачи и не о чем волноваться. Она уже известна, в витрине магазина она рядом с Наследным Принцем и лордом Ливерпулем, премьер-министром, и нет никаких причин для дальнейшего беспокойства. Можно расслабиться и' жить себе в удовольствие.
ГЛАВА 6
Оливия ворвалась в дом, на ходу призывая свою тетю услышать потрясающую новость.
– Лорд Хайятт согласился писать мой портрет! Разве это не замечательно, тетушка?
Самые теплые слова благодарности и восхищения достались от Хетти Тремур мистеру Медоузу:
– Какая удача! Подумать только! Лорд Хайятт будет писать нашу маленькую Оливию! Как отблагодарить вас, мистер Медоуз? Не знаю, чтобы мы без вас делали!
Этот хорошо знакомый Лауре обряд восхваления предупредил ее о том, что она свергнута с пьедестала. Тем не менее, она решилась высказать свои соображения, чтобы обезопасить себя от возможных в будущем обвинений:
– Не забывайте, лорд Хайятт имеет определенную репутацию в отношении дам, миссис Тремур.
Хетти терпеливо улыбнулась прежней наставнице, но гораздо более теплой улыбкой она одарила нового советчика:
– Мистер Медоуз будет сопровождать Ливви в мастерскую художника и присматривать за ней, и ты, я надеюсь, ее не оставишь.
– Хайятт собирается рисовать баронессу в Гайд-Парке, – сказал Медоуз.
– Что за причуда! В Гайд-Парке! – воскликнула Хетти. – Впрочем, вполне приличное место. В молодости как-то раз я сама там каталась. Замечательно! В Гайд-Парке!
– Мы поедем в семь утра, и мне надо будет надеть старое платье Фанни, и хорошо, если на нем окажутся пятна от какой-нибудь травы, – смеясь, проговорила Оливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25