– Моя дорогая, – начал он трагическим голосом. – Я глашатай новости, которая одновременно и хорошая и плохая.
Лайза озадаченно взглянула на него и перевела глаза на саквояж.
– Да, – произнес он. – Вещица, которая там лежит, – это ключ к разгадке. Дело в том, Лайза, – он глубоко вздохнул, – я знаю, кто взял вашу подвеску.
ГЛАВА 19
– Джайлз! – воскликнула пораженная Лайза.
– Видите ли, – продолжал он, – в свое время я нанял молодого лакея по имени Фрэн-чер. Мне пришлось его уволить – просто штат моих слуг стал очень большим, – но я рекомендовал его Чаду Локриджу, который, соответственно, нанял его.
Лайза сделала нетерпеливый жест:
– Какое все это имеет отношение к…
– Позвольте мне закончить, дорогая. Фрэнчер, конечно, знал о краже вашей подвески и благодаря бесконечным сплетням среди прислуги знал ее детальное описание. И поэтому, когда он обнаружил это, – Джайлз начал открывать саквояж, – то уже точно знал, что это такое.
С величайшей осторожностью Джайлз вытащил из саквояжа пустую маленькую деревянную шкатулку и протянул ее Лайзе.
Быстро пробежав пальцами по затейливой резьбе на крышке, Лайза произнесла, чуть не задохнувшись от изумления:
– Да, в ней всегда лежала подвеска! Господи, откуда…
Джайлз опять деликатно перебил ее:
– Фрэнчер наткнулся на нее как-то утром, когда раздвигал портьеры в кабинете Чада. Она была на полу, за занавесками. Он не счел возможным самому известить власти и поэтому обратился ко мне.
Лайза ошеломленно смотрела на шкатулку, по которой скользили ее пальцы. Потом она резко подняла голову, чтобы взглянуть на своего гостя.
– Джайлз, вы хотите сказать, что Чад… вор? Лицо Джайлза выражало глубочайшую скорбь.
– Боюсь, – начал он мягко, – что другого объяснения быть не может.
– Ну хорошо… – только и смогла выговорить Лайза, потому что противоречивые чувства раздирали ее, но голос ее прозвучал спокойно, когда она продолжила: – Мне интересно, а почему вы не отнесли его прямо на Боу-стрит, если так убеждены в виновности Чада?
Казалось, его осадило это заявление.
– Почему я… ну просто… я подумал, будет лучше, если вы узнаете эту новость от друга, чем от представителя властей. Я знаю, какой удар для вас узнать о его вероломстве.
Лайза встала и принялась мерить шагами беседку.
– Я не могу не согласиться – это выглядит подозрительно… Но, вероятно, существует какое-то объяснение, как эта шкатулка попала в дом Чада. Я отказываюсь поверить, что он замешан в краже.
Перемена в выражении лица Джайлза – от сожалеющей скорби к открытому изумлению – была разительной.
– Лайза! Вы не можете обманывать себя. Этот человек виновен в преступлении, и необходимо известить власти.
– Я согласна, что нужно сообщить властям. Но, говорю вам, Джайлз, Чад Локридж, каковы бы ни были его недостатки, не вор. Даже если бы я увидела его на Бонд-стрит с прилепленной на его лоб подвеской королевы, я бы и тогда не усомнилась бы в его невиновности.
– Ваша лояльность похвальна, – произнес он, и голос его был ровным и невыразительным, – но мы еще посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда Локридж окажется под арестом за кражу.
Он уже протянул было руку к шкатулке, но Лайза быстро прижала ее к себе.
– Нет, Джайлз. Вы были правы: это улика против Чада, и я позабочусь, чтобы она попала по назначению.
Лайза повысила голос, когда говорила, и ее слова были отчетливо слышны в соседнем саду, по которому Чад шел из конюшни. Он остановился, раскрыв рот от изумления, и уставился в том направлении, откуда донесся ее голос.
На следующий день небо затянуло облаками и погода была пасмурной и неприятной. Лайза проснулась с тяжелой головной болью, не чувствуя себя освеженной сном – почти всю ночь она провела в сомнениях, строя бесплодные догадки. Она послала записку Чаду.
– Спасибо, что пришли так быстро, – сказала она тихо и спокойно, когда вела его в маленькую столовую. – Мне нужно кое-что сказать, но я не знаю, с чего начать.
– Начало пока не очень пугающее, – осторожно произнес Чад. Он внимательно посмотрел на нее. – Вы, как всегда, можете скрасить любой пасмурный день, но я помню моменты, когда вы выглядели и получше, моя дорогая.
– Хотелось бы надеяться, – ответила Лайза. Уголки ее рта дрогнули в усталой улыбке. – Эта ночь была слишком длинной, Чад. – Она подождала, пока он сядет на диван у камина. – Вчера ко мне пришел Джайлз Дэвентри. Похоже, он уверен, что это вы украли подвеску королевы.
Чад лишь слегка приподнял брови.
Глубоко вздохнув, Лайза продолжила:
– Да, ему кажется, что… улика – неопровержимая и что меры против вас могут быть приняты очень скоро.
Она встревоженно подняла на него глаза. К ее удивлению, у него на губах играла ироничная улыбка.
– Как необычно и любопытно, – сказал он. – Эта улика… Это что-то особенное?
От ее щек отлила кровь, но она вскинула подбородок:
– Ну, я не могу этого сказать, но, Чад, разве вы не понимаете? Джайлз уверен, что вы украли подвеску!
Рот Чада сжался жестче.
– Да, но, видите ли, мнение мистера Дэвентри меня совершенно не интересует и не волнует.
– О Боже, ради всего святого! Он зашел так далеко, что сказал мне – он собирается сообщить на Боу-стрит о своих подозрениях. Ну, как вы не понимаете? Вас могут арестовать!
Чад вздохнул.
– Вы же знаете, моя дорогая, мы с вами уже говорили об этом. Вы хотите, чтобы я понесся на Боу-стрит и заявил во всеуслышанье – всему миру, что я так же невинен, как младенец? Что я не крал подвески и что я – не вор? – Он взял ее руку. – Вы не думаете, что будет лучше подождать, пока мне предъявят обвинение хоть в чем-то, прежде чем я разражусь разного рода заявлениями?
– Да, но…
– Я чувствую, что мне нечего больше добавить по этому вопросу.
– Может, вам нужно поговорить с Джайлзом?
– Чего ради? Убеждать его в моей невиновности? – нахмурился Чад. – Не думаю.
– Так вы не знаете, чем рискуете? – от отчаяния ее голос был полон ярости. – А как насчет тех, кто уверен, что вы на краю пропасти? Они будут только потирать руки от радости, когда услышат о вашем новом несчастье.
Наступило долгое молчание. Между ними возникло нечто, чего Лайза не могла понять. Оно нависло над ней, как свинцовый туман, и Лайзе показалось, что ее ударили.
– Чад! – выкрикнула она. – Он мой друг. Он просто пытается защитить меня.
Чад пристально смотрел на Лайзу. Итак, она снова отвернулась от него. У нее даже не хватило честности признаться, что она собирается отнести шкатулку на Боу-стрит – если только уже не отнесла. Ему захотелось схватить ее за плечи и сильно встряхнуть, и сказать ей, что он – не вор, и как только она могла подумать такое?! Но вместо этого он с горечью подумал: «Может, ее нельзя за это винить сейчас, как и в прошлый раз?» Можно ли ожидать, что она слепо поверит ему, когда весь свет поставил на нем клеймо вора и отъявленного мерзавца? Наверное, нет. Но, Господи, он так хотел, чтобы она верила! Даже теперь он не мог не чувствовать желания схватить ее в свои объятия и целовать до полной потери рассудка.
Он напрягся. Нет, провалиться ему в ад, если он капитулирует перед женщиной, которая готова повернуться к нему спиной – опять. И которая – куда уж яснее – влюблена в другого. Он смог освободиться от любви к ней тогда и, видит Бог, сможет сделать это теперь.
Но все же его рука безотчетно поднялась, чтобы убрать непослушную золотистую прядку с ее щеки.
Когда он заговорил, его голос был жестким и немного хриплым – и это было странным контрастом его нежному прикосновению.
– Я понимаю вашу преданность вашему… другу, Лайза, но я должен делать то, что считаю нужным.
– То есть ничего.
– В данный момент – да.
Лайза чуть не закричала от отчаяния.
Неужели он собирается допустить повторения той же истории? Неужели он позволит опять выгнать себя из дома – и все из-за своей дурацкой гордости? Но на этот раз все оказалось опаснее просто сплетен. Теперь Чаду грозит арест, и ему придется бежать, как вору, под покровом ночи. Разве для этого он родился на свет? И совершенно ясно, что она не в силах ничего поделать. В прошлый раз она умоляла его не сдаваться. Но не в ее привычке повторять свои ошибки. Она резко встала:
– Тогда не о чем больше говорить.
Ее тон был ледяным, и она приготовилась покинуть комнату. Но в дверях вдруг остановилась.
– Между прочим, срок нашего пари – я говорю это на случай, если вы забыли, – истекает меньше чем через неделю. Я дала указания Томасу подготовить отчет о моих инвестициях. Вы согласны встретиться со мной в его конторе, ну, скажем, в одиннадцать часов двадцать пятого?
Чад только кивнул в ответ, когда брал свою шляпу, перчатки и трость. Она молча проводила его до входной двери, и когда отступила в сторону, чтобы дать ему пройти, то взглянула на него. Чад выглядел крайне подавленным, и что-то внутри нее дрогнуло. Она чуть было не протянула ему руку, но вместо этого лишь проговорила холодные слова прощания и быстро закрыла за ним дверь.
Остаток дня прошел уныло – под стать погоде на дворе. Лайза рискнула выбраться из дома для недолгого путешествия в Сити и обнаружила, что банки и биржи превратились просто в сумасшедшие дома, и ей было трудно удержаться, чтобы не заткнуть уши – повсюду слышались безумные выкрики, неслись приказания о продаже, больше похожие на вопли, и в довершение всего передавались плохие новости с поля сражения.
В сущности, после нескольких месяцев безразличия Лондон захлестнула беспрецедентная волна пораженческих настроений. В бесчисленных гостиных дамы шептались о неминуемом нашествии орд сластолюбивых французов. В клубах джентльмены собирались в кружки и, покачивая головой, говорили о несчастье, которое они все как один предвидели.
Дамы Рашлейк, послав приличествующие извинения по поводу того, что не смогут присутствовать на очередном рауте, где обещали быть, провели тихий вечер дома. Джон Вэстон, который стал уже просто членом семьи, зашел навестить Чарити, а позже вечером появился и сэр Джордж. Лайза улыбалась, глядя, как ее мать краснеет, словно молоденькая девушка, от его бесконечного потока комплиментов.
Не желая им мешать, Лайза уединилась в своем кабинете, где в унынии стала размышлять о событиях дня. Они не укладывались в ее голове. Положение Чада становилось настолько отчаянным, что об этом было страшно даже думать. Его неминуемый арест… Нет, это просто немыслимо! Как мог он сохранять спокойный вид в преддверии такой катастрофы?
Она не знала размаха его финансовых операций, но, без сомнения, кризис разорит его. Она мгновенно подумала о его обещании нанять Джона Вэстона на работу в его Нортумберлендском поместье. Как он теперь сможет оставить это предложение в силе?
А как же их пари? Если его постигнет крах, она не найдет в себе сил отнять у него еще и Брайтспрингс – в случае своего выигрыша. Но как она может не выиграть, если Чад ухнул тысячу фунтов в государственные ценные бумаги? Конечно, то, что он сделал это, говорит не в пользу его делового чутья, размышляла Лайза. Судя по стремительности, с какой разлетаются слухи о поражении Веллингтона, дела с консолями будут обстоять до предела скверно. Она подумала, не следует ли ей немедленно продать свои ценные бумаги.
Она тряхнула головой и переключила свое внимание на маленькую стопку бумаг, которая накопилась за последние дни. Ей уже давно пора было отбросить мысли о личных проблемах и заняться делом. Но тем не менее ее перо повисло в воздухе, не прикоснувшись к бумаге, и взгляд устремился на пламя в камине. Она нахмурилась, когда ее мысли дошли до Джайлза. Сколько лет он уже был ее другом? С самого детства. Она принимала это как должное – что он всегда будет ей нравиться, даже несмотря на бесконечно раздражающие ее предложения руки и сердца. Она всегда радовалась его обществу и часто с нетерпением ждала, когда они встретятся снова. Но между тем она в последнее время обнаружила, что отдаляется от него. Лайза смутно догадывалась, что перемена в ее чувствах связана с Чадом, но никогда над этим не задумывалась. Ведь Джайлз столько лет соперничал с Чадом. Но теперь его отношение к нему резко изменилось. Хотя если разобраться – она вдруг ощутила, – его недоверие к Чаду появилось задолго до того, как его бывший лакей преподнес ему эту пустую шкатулку. В сущности – в душу к ней стало постепенно закрадываться подозрение – Джайлз, несмотря на все его заверения в дружеских чувствах, никогда не был в числе доброжелателей Чада. И эта история о его бывшем лакее и деревянной шкатулке, вдруг пришло ей в голову, могла зиждиться на чистой случайности. Ведь никто ничего не доказал.
Лайза зябко повела плечами, словно в комнате было холодно, и опять склонилась над бумагами. И вскоре она была уже так поглощена работой, что с удивлением обнаружила, что свечи в канделябре сгорели почти до конца. Она взглянула на маленькие часы из золоченой бронзы, стоявшие на ее письменном столе. Господи, да уже скоро полночь! Да, конечно, вспомнила она, Чарити и леди Бернселл заглядывали к ней полчаса назад, чтобы пожелать ей спокойной ночи. Она отложила в сторону бумаги, встала и потянулась.
Лайза только успела дойти до холла и поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как услышала настойчивый стук во входную дверь. Сообразив, что слуги давным-давно разошлись по своим комнатам, она поспешила открыть сама и ошеломленно уставилась на дородную фигуру, которая стояла перед ней, шутливо жалуясь на дождь.
– Что это? Мистер Ротшильд?! Как вы… Ах, Боже мой, это все потом – а сейчас поскорее входите.
– Допрый вешер, леди Элисапет. – Натан Ротшильд вошел и отряхнулся, как большая собака, и от него в разные стороны фонтаном разлетелись брызги. – Я знайт, што сейшас странный время для визит, но у меня нофости для вас – неотлошно.
– Конечно, конечно, – ответила она, совершенно заинтригованная. – Но сначала позвольте мне взять ваш плащ и шляпу.
– Нет, нет, – запротестовал он. – Я слишком мокрый, штоп входит в ваш дом, просто позволяйте мне…
– Пустяки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33