Никаких нареканий, по ссылке
Сморщились листья, вздрагивали ветки от порывов страшного, обжигающего, нездорового ветра.
С реки поднималась группа фермеров. Они вошли в поселок торговцев, внимательно оглядывая все вокруг. Неповрежденными остались лишь аукционные залы. Один из фермеров, рыжебородый здоровяк, указал на них, обругав менял, а затем издал звук, похожий на вой гончих, идущих по следу. Они двинулись к залам, разрушая все на своем пути, поджигая все, что можно было еще поджечь, факелом, который нес один из них. К счастью, в своем безудержном неистовстве, они не заметили Лена, который в этот момент с горечью думал о Тэйлоре. Он и не предполагал, как много ему еще суждено повидать в этот длинный день.
Лен осторожно пробирался между деревьев вниз, к реке, сквозь зеленовато-желтую завесу. В воздухе пахло гарью и обгоревшими шкурами. Кружился пепел, словно грязноватый снег. Лен слышал звон пожарного колокола где-то в городе, но из-за дымовой завесы не видел ничего уже на расстоянии двух-трех футов. Он спустился вниз и направился в сторону строительной площадки нового склада, не переставая думать об Исо.
Казалось, весь берег был охвачен пламенем. Люди оставили это место. Некоторые спускались в лодках вниз по течению, с почерневшими от копоти лицами, в рваных одеждах, с обожженными руками. Отчаяние читалось в их глазах. Четверо катались по земле, испуская стоны, извиваясь от боли. Другие же просто стояли и смотрели. Какой-то незнакомец держал в руках половину разбитого кувшина, наполненную водой.
Лен нигде не находил Исо и боялся за него. Он спрашивал о нем каждого встречного, но все лишь отрицательно качали головами. Казалось, они не понимают, о чем их спрашивал Лен. Наконец служащий по имени Ватте, который частенько бывал в конторе по делам, с горечью ответил:
– Не беспокойся, он в большей безопасности, чем кто-либо из нас.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что никто не видел его с тех пор, как все это началось. Он смылся, прихватив с собой девчонку.
– Девчонку? – ошалело переспросил Лен, пораженный уверенностью в голосе Ваттса.
– Ну да, девчонку Тэйлора. Сейчас он, наверное, где-то надежно укрылся. А куда это запропастился Да-линский? Я уж было поверил, что этот сукин сын – отчаянный борец.
– Я был на северной дороге, – медленно произнес Лен, – Далинский мертв. А поскольку ты жив, нетрудно догадаться, кто из вас дрался по-настоящему.
Какой– то человек, стоящий рядом, тотчас обернулся, услышав имя Далинского. Несмотря на копоть, грязь, покрывшие его лицо, Лен все-таки узнал Эймса -владельца склада. Однажды утром он приходил с каким-то человеком поглазеть на новый склад и недоверчиво качал головой в ответ на предложение Далинского объединиться.
– Умер? – переспросил он. – Умер, я не ослышался?
– Они застрелили его. Фермер по имени Бардит.
– Умер, – в третий раз повторил Эймс. – Мне искренне жаль. Он должен, просто должен был жить!… Какое наслаждение испытал бы я, увидев убийцу на виселице. – Он поднял руку, указывая на огонь и густую пелену дыма. – Посмотрите, как много он сделал для нас.
– Да, и не только он, – продолжил Ваттс, – братья Колтер с самого начала помогали ему.
– Если бы вы в свое время приняли предложение Далинского, – голос Лена дрожал от негодования, – ничего не произошло бы. Ведь он не раз предлагал вам сотрудничество, мистер Эймс. И мистеру Виннеру, и другим. Он обращался ко всему городу. Не вы ли танцевали вокруг него прошлой ночью и кричали “ура”? Да и вас я видел там, мистер Ватте, а как только запахло жареным, все разбежались, как кролики. Никто на северной дороге и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить беду. Вы предоставили все Майку, и теперь он убит.
Лен бессознательно повысил голос. Люди, стоящие рядом, подошли ближе.
– Сдается мне, – сказал Эймс, – что ты, чужеземец, чересчур рьяно интересуешься нашими датами и слишком часто суешь нос, куда не следует. Почему ты думаешь, что способен что-либо изменить в нашей жизни? Не один десяток лет я работал для того, чтобы построить свой склад, и вдруг появились ты и Далинский… – он запнулся, из глаз его покатились слезы, губы задрожали.
– И правда, – сказал Ватте, – откуда ты взялся? Кто дал тебе право называть нас трусами лишь потому, что мы не хотим нарушать закон?
Лен исподтишка огляделся. Люди с непроницаемыми, бледными от ярости лицами со всех сторон обступили его. Дым обволакивал все вокруг черным облаком, уже не слышно было тревожного колокольного звона.
– Барторстаун, – произнес кто-то, и Лен принужденно рассмеялся.
Ватте резко подался вперед:
– Ах, ты, щенок, еще и позволяешь насмехаться над нами? Отвечай, откуда ты пришел?
– Я родился и вырос в Пайперс Ране.
– Почему же ты ушел оттуда? Зачем ты здесь?
– Он лжет, – сказал кто-то, – я уверен, что он – из Барторстауна. Там все хотят вернуть города.
– Это неважно, – голос Эймса был зловеще спокоен. – Он так или иначе во всем виноват, – руки его беспокойно двигались, словно в поисках чего-то.
– В Рефьюдже должен остаться хотя бы кусок веревки…
Окружавшие Лена люди согласно закивали.
– Веревка, – сказал кто-то. – Что ж, мы отыщем ее.
Кто– то добавил:
– Поищите заодно другого ублюдка. Мы вздернем их обоих.
Часть людей направилась в сторону реки, остальные крутились вокруг в поисках Исо.
Ваттс и еще двое набросились на Лена, сбили его с ног, месили ногами и кулаками. Эймс стоял в стороне, глядя то на Лена, то на зарево пожара.
Вскоре люди вернулись. Они не нашли Исо, зато принесли веревку – канат, которым привязывали лодки на пристани. Ваттсу помогли схватить Лена. Один из мужчин завязал на веревке узел, сделал петлю и надел ее на шею Лена. Веревка была влажной, истрепавшейся, очень старой и пахла рыбой. Сильно дернувшись, Лену удалось порвать ее и освободить руки, но его снова схватили. Лен лягался, царапался, тузил их изо всех сил локтями, в эти мгновения ему смутно подумалось, что он сражается не только с этими людьми, но со всей необозримой, затравленной, подавленной страной – от моря до моря, от севера до юга, с жителями всех заснувших глубоким сном деревушек, не жаждущих пробуждения. Холодная веревка больно царапала шею, и Лен невольно содрогнулся от мысли, что никогда уже не сможет сойти с выбранного однажды пути.
Голова Лена кружилась и болела – сказывались удары, полученные на северной дороге, потом мир закачался, перевернулся, и Лен повалился на землю, ударившись о ствол дерева. Кто-то склонился над ним синие добрые глаза, рыжая борода с двумя седыми прядями.
– Если бы вас было не так много, я убил бы…
Но его прервали.
– Ты ведь не станешь убивать меня, Лен? Пойдем, мой мальчик, вставай.
Глаза Лена наполнились слезами.
– Мистер Хостеттер! – повторял он – Мистер Хостеттер!
Лен протянул к нему руки, страх и темнота остались далеко позади Хостеттер с усилием поставил его на ноги и перерезал петлю вокруг шеи.
– Беги! – сказал он – Беги, что есть сил!
И Лен побежал. С Хостеттером было еще несколько человек, они защищались шестами и баграми, но позиция нападавших была более выгодной, они совсем не собирались отпускать Лена, тем более, что внезапное появление Хостеттера и его людей подтверждало догадку о Барторстауне. Нападавшие кричали, ругались, хватали все, что попадало под руку камни, сучья, комья земли.
Лен, как только немного пришел в себя, рвался в бой, но Хостеттер взял его за руку и легонько подтолкнул к реке:
– Бегом вниз! Там ждет лодка.
Преследователи бросали камни, один попал в спину Хостеттера, и он так опустил голову, что его широкополая шляпа, казалось, лежит на плечах. Беглецы скрылись из виду в роще деревьев, и внезапно Лен остановился:
– Исо! Не пойду без Исо.
– Он уже в лодке! Быстрее!
Они бежали через пастбище, разогнав коров. У берега, надежно скрытая деревьями, стояла готовая к отплытию самоходная баржа. Несколько человек с топорами в руках ждали сигнала, чтобы рубить канаты. Лен увидел Исо, прислонившегося к перилам, а позади него – копну золотых волос и длинную юбку.
Беглецы вбежали на пристань, и Хостеттер что-то прокричал ожидавшим их людям с топорами. Их настигала разъяренная толпа, градом сыпались камни. Исо схватил Эмити и поспешно оттащил в сторону. Люди взмахнули топорами. Послышались крики, и показались рефьюджцы с Ваттсом во главе, а еще через мгновение они вбежали на пристань. Обрубленные канаты упали в воду, Лен, Хостеттер и еще несколько человек схватили длинные шесты, чтобы оттолкнуть баржу от пристани Ваттс и его люди упали в воду, потеряв равновесие. Послышались крики, ругательства, но баржа быстро отдалялась от берега, влекомая течением. Стоя по пояс в грязной воде, Ваттс грозил кулаком вслед:
– Теперь мы знаем, кто вы такие! Вам не уйти!
Остальные тоже что-то кричали – слов не разобрать, но смысл был ясен. Лен обернулся, пристально всматриваясь в дома Рефьюджа. То, что не успели поджечь Бардит и фермеры, охватывало расползавшееся пламя.
Лен опустился на доски, обхватил колени руками, положил на них голову и почувствовал непреодолимое желание расплакаться, как ребенок, но слишком устал даже для этого. Он пытался заставить себя ни о чем не думать, но мысли вновь и вновь возвращались к Далинскому. вот он остановился и медленно начал оседать в дорожную пыль, Лен вновь чувствовал запах гари, и хриплый голос Бардита беспрерывно твердил:
– Мы не допустим возрождения городов.
Лен почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он поднял глаза и увидел Хостеттера со шляпой в руках.
– Ну что ж, мой мальчик, мечте твоей суждено сбыться: ты на пути в Барторстаун.
Глава 14
Ночь была теплой и спокойной. Лунный свет, пробежавший зыбкой дорожкой по реке, превратил берега в темную бесформенную массу. Баржа медленно скользила по течению, покрытая парусиной на случай дождя.
Лену удалось немного вздремнуть, спать теперь не хотелось. Он сидел, прислонившись к какому-то тюку, и глядел на темную гладь реки.
Мимо, осторожно передвигаясь между ящиками, медленно прошел Хостеттер. Лен почувствовал запах его сигары. Хостеттер остановился:
– Тебе уже лучше?
– Мне тошно, – не скрывая раздражения, ответил Лен.
Хостеттер понял, что это значит, и кивнул:
– Теперь ты понимаешь, что я чувствовал в ночь, когда был убит Соумс.
– Убийцы, трусы, ублюдки! – Лен ругался до тех пор, пока голос его не сорвался и к горлу не подступил комок. – Ты бы видел, как они стояли на дороге, – продолжал он уже спокойнее, – а потом Бардит выстрелил в Майка. Он убил его, словно какого-нибудь паразита в углу чулана.
– Да, – медленно произнес Хостеттер, – мы могли бы забрать тебя раньше, если бы ты не пошел к Далинскому.
– Неужели вы не могли помочь ему?
– Как? У нас нет армии, а если бы она и была, все равно никакого толку. Жизнь этих людей, их мировоззрение может изменить только некая всемогущая сверхъестественная сила. Наши же силы невелики, ты видел их вчера, да к большему мы и не стремимся.
– Майк умер ни за что, так ничего и не сделав.
– Не думаю, – возразил Хостеттер, – но чтобы победить, понадобится не один Далинский, а много, много таких, как он.
– И Бардитов тоже.
– Да. Однажды все изменится к лучшему.
– Этого придется ждать слишком долго.
– И тем не менее, будет так. А затем всех Далинских объявят великомученниками, павшими за идею. Знаешь, Лен, эти люди, так ожесточенно отстаивающие свои убеждения, в чем-то правы. Они довольны и по-своему счастливы. Никто из нас не в праве приказывать им перевернуть жизнь вверх дном.
– И поэтому ты стоял в стороне?
Раздражение послышалось в голосе Хостеттера:
– Мне кажется, что ты до сих пор не уяснил: ведь мы не завоеватели. Мы можем только защищаться, не пытаясь перекроить всю страну, тем более, что она сопротивляется.
– Как ты можешь говорить, что они правы? Эти невежественные болваны, подобные Бардиту, и двуличные ничтожества, подобные судье.
– Они честные люди, Лен. Да, они по-своему честны. И тот, и другой благородно отстаивали сегодня утром свои позиции. Они искренне убеждены в своей правоте. Со времен сотворения мира никто – ни ребенок, укравший леденец, ни диктатор, истребляющий свой народ, – не совершил ни одного поступка, не будучи полностью уверенным в своей правоте и справедливости содеянного. Твой порыв называется рационалистическим, подобные вещи вредили человечеству больше, чем все пороки, вместе взятые.
– Может быть, Бардит – с этим я готов согласиться. Но только не судья. Он прекрасно разбирается в ситуации.
– Да в том-то и дело, что не всегда. Прозрение приходит поздно, иногда слишком поздно. Подумай сам, Лен: убегая из дома, ты в чем-нибудь сомневался? Говорил ли ты себе: “Я собираюсь ступить на стезю Дьявола и сделать родителей несчастными?”
Лен опустил глаза и долго молча смотрел на воду. Наконец он сказал:
– Как они там? Здоровы?
– Я слышал, что у них все хорошо.
– А бабушка?
– Умерла год назад, в декабре.
– Да, она была очень старой.
Странное чувство охватило Лена при мысли о бабушке, словно безвозвратно ушла частичка его самого. И вдруг он с болезненной ясностью увидел ее, залитую солнечным светом на ступеньке их дома, не сводящую глаз с полыхающих осенним пламенем деревьев, услышал ее слова о красном платье, которое она носила много лет назад, когда мир был другим.
– Отцу никогда не удавалось заставить ее молчать.
Хостеттер молча кивнул:
– И моя бабушка была точно такой же.
Вновь молчание. Лен сидел, глядя на воду, прошлое тяжким грузом навалилось на него, и он уже не хотел в Барторстаун. Ему хотелось домой.
– У твоего брата все прекрасно, и уже двое детишек, – сказал Хостеттер.
– Я рад.
– Пайперс Ран совсем не изменился.
– Нет, я уверен, что это не так. О, замолчи!
Хостеттер улыбнулся:
– У меня есть преимущество: я возвращаюсь домой.
– Значит, ты все-таки не из Пенсильвании.
– Мои предки жили там, я же родом из Барторстауна.
Внезапно Лен разозлился:
– Послушай, ты ведь знал о нашем бегстве из Пай-перс Рана и наверняка знал, где мы находились все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
С реки поднималась группа фермеров. Они вошли в поселок торговцев, внимательно оглядывая все вокруг. Неповрежденными остались лишь аукционные залы. Один из фермеров, рыжебородый здоровяк, указал на них, обругав менял, а затем издал звук, похожий на вой гончих, идущих по следу. Они двинулись к залам, разрушая все на своем пути, поджигая все, что можно было еще поджечь, факелом, который нес один из них. К счастью, в своем безудержном неистовстве, они не заметили Лена, который в этот момент с горечью думал о Тэйлоре. Он и не предполагал, как много ему еще суждено повидать в этот длинный день.
Лен осторожно пробирался между деревьев вниз, к реке, сквозь зеленовато-желтую завесу. В воздухе пахло гарью и обгоревшими шкурами. Кружился пепел, словно грязноватый снег. Лен слышал звон пожарного колокола где-то в городе, но из-за дымовой завесы не видел ничего уже на расстоянии двух-трех футов. Он спустился вниз и направился в сторону строительной площадки нового склада, не переставая думать об Исо.
Казалось, весь берег был охвачен пламенем. Люди оставили это место. Некоторые спускались в лодках вниз по течению, с почерневшими от копоти лицами, в рваных одеждах, с обожженными руками. Отчаяние читалось в их глазах. Четверо катались по земле, испуская стоны, извиваясь от боли. Другие же просто стояли и смотрели. Какой-то незнакомец держал в руках половину разбитого кувшина, наполненную водой.
Лен нигде не находил Исо и боялся за него. Он спрашивал о нем каждого встречного, но все лишь отрицательно качали головами. Казалось, они не понимают, о чем их спрашивал Лен. Наконец служащий по имени Ватте, который частенько бывал в конторе по делам, с горечью ответил:
– Не беспокойся, он в большей безопасности, чем кто-либо из нас.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что никто не видел его с тех пор, как все это началось. Он смылся, прихватив с собой девчонку.
– Девчонку? – ошалело переспросил Лен, пораженный уверенностью в голосе Ваттса.
– Ну да, девчонку Тэйлора. Сейчас он, наверное, где-то надежно укрылся. А куда это запропастился Да-линский? Я уж было поверил, что этот сукин сын – отчаянный борец.
– Я был на северной дороге, – медленно произнес Лен, – Далинский мертв. А поскольку ты жив, нетрудно догадаться, кто из вас дрался по-настоящему.
Какой– то человек, стоящий рядом, тотчас обернулся, услышав имя Далинского. Несмотря на копоть, грязь, покрывшие его лицо, Лен все-таки узнал Эймса -владельца склада. Однажды утром он приходил с каким-то человеком поглазеть на новый склад и недоверчиво качал головой в ответ на предложение Далинского объединиться.
– Умер? – переспросил он. – Умер, я не ослышался?
– Они застрелили его. Фермер по имени Бардит.
– Умер, – в третий раз повторил Эймс. – Мне искренне жаль. Он должен, просто должен был жить!… Какое наслаждение испытал бы я, увидев убийцу на виселице. – Он поднял руку, указывая на огонь и густую пелену дыма. – Посмотрите, как много он сделал для нас.
– Да, и не только он, – продолжил Ваттс, – братья Колтер с самого начала помогали ему.
– Если бы вы в свое время приняли предложение Далинского, – голос Лена дрожал от негодования, – ничего не произошло бы. Ведь он не раз предлагал вам сотрудничество, мистер Эймс. И мистеру Виннеру, и другим. Он обращался ко всему городу. Не вы ли танцевали вокруг него прошлой ночью и кричали “ура”? Да и вас я видел там, мистер Ватте, а как только запахло жареным, все разбежались, как кролики. Никто на северной дороге и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить беду. Вы предоставили все Майку, и теперь он убит.
Лен бессознательно повысил голос. Люди, стоящие рядом, подошли ближе.
– Сдается мне, – сказал Эймс, – что ты, чужеземец, чересчур рьяно интересуешься нашими датами и слишком часто суешь нос, куда не следует. Почему ты думаешь, что способен что-либо изменить в нашей жизни? Не один десяток лет я работал для того, чтобы построить свой склад, и вдруг появились ты и Далинский… – он запнулся, из глаз его покатились слезы, губы задрожали.
– И правда, – сказал Ватте, – откуда ты взялся? Кто дал тебе право называть нас трусами лишь потому, что мы не хотим нарушать закон?
Лен исподтишка огляделся. Люди с непроницаемыми, бледными от ярости лицами со всех сторон обступили его. Дым обволакивал все вокруг черным облаком, уже не слышно было тревожного колокольного звона.
– Барторстаун, – произнес кто-то, и Лен принужденно рассмеялся.
Ватте резко подался вперед:
– Ах, ты, щенок, еще и позволяешь насмехаться над нами? Отвечай, откуда ты пришел?
– Я родился и вырос в Пайперс Ране.
– Почему же ты ушел оттуда? Зачем ты здесь?
– Он лжет, – сказал кто-то, – я уверен, что он – из Барторстауна. Там все хотят вернуть города.
– Это неважно, – голос Эймса был зловеще спокоен. – Он так или иначе во всем виноват, – руки его беспокойно двигались, словно в поисках чего-то.
– В Рефьюдже должен остаться хотя бы кусок веревки…
Окружавшие Лена люди согласно закивали.
– Веревка, – сказал кто-то. – Что ж, мы отыщем ее.
Кто– то добавил:
– Поищите заодно другого ублюдка. Мы вздернем их обоих.
Часть людей направилась в сторону реки, остальные крутились вокруг в поисках Исо.
Ваттс и еще двое набросились на Лена, сбили его с ног, месили ногами и кулаками. Эймс стоял в стороне, глядя то на Лена, то на зарево пожара.
Вскоре люди вернулись. Они не нашли Исо, зато принесли веревку – канат, которым привязывали лодки на пристани. Ваттсу помогли схватить Лена. Один из мужчин завязал на веревке узел, сделал петлю и надел ее на шею Лена. Веревка была влажной, истрепавшейся, очень старой и пахла рыбой. Сильно дернувшись, Лену удалось порвать ее и освободить руки, но его снова схватили. Лен лягался, царапался, тузил их изо всех сил локтями, в эти мгновения ему смутно подумалось, что он сражается не только с этими людьми, но со всей необозримой, затравленной, подавленной страной – от моря до моря, от севера до юга, с жителями всех заснувших глубоким сном деревушек, не жаждущих пробуждения. Холодная веревка больно царапала шею, и Лен невольно содрогнулся от мысли, что никогда уже не сможет сойти с выбранного однажды пути.
Голова Лена кружилась и болела – сказывались удары, полученные на северной дороге, потом мир закачался, перевернулся, и Лен повалился на землю, ударившись о ствол дерева. Кто-то склонился над ним синие добрые глаза, рыжая борода с двумя седыми прядями.
– Если бы вас было не так много, я убил бы…
Но его прервали.
– Ты ведь не станешь убивать меня, Лен? Пойдем, мой мальчик, вставай.
Глаза Лена наполнились слезами.
– Мистер Хостеттер! – повторял он – Мистер Хостеттер!
Лен протянул к нему руки, страх и темнота остались далеко позади Хостеттер с усилием поставил его на ноги и перерезал петлю вокруг шеи.
– Беги! – сказал он – Беги, что есть сил!
И Лен побежал. С Хостеттером было еще несколько человек, они защищались шестами и баграми, но позиция нападавших была более выгодной, они совсем не собирались отпускать Лена, тем более, что внезапное появление Хостеттера и его людей подтверждало догадку о Барторстауне. Нападавшие кричали, ругались, хватали все, что попадало под руку камни, сучья, комья земли.
Лен, как только немного пришел в себя, рвался в бой, но Хостеттер взял его за руку и легонько подтолкнул к реке:
– Бегом вниз! Там ждет лодка.
Преследователи бросали камни, один попал в спину Хостеттера, и он так опустил голову, что его широкополая шляпа, казалось, лежит на плечах. Беглецы скрылись из виду в роще деревьев, и внезапно Лен остановился:
– Исо! Не пойду без Исо.
– Он уже в лодке! Быстрее!
Они бежали через пастбище, разогнав коров. У берега, надежно скрытая деревьями, стояла готовая к отплытию самоходная баржа. Несколько человек с топорами в руках ждали сигнала, чтобы рубить канаты. Лен увидел Исо, прислонившегося к перилам, а позади него – копну золотых волос и длинную юбку.
Беглецы вбежали на пристань, и Хостеттер что-то прокричал ожидавшим их людям с топорами. Их настигала разъяренная толпа, градом сыпались камни. Исо схватил Эмити и поспешно оттащил в сторону. Люди взмахнули топорами. Послышались крики, и показались рефьюджцы с Ваттсом во главе, а еще через мгновение они вбежали на пристань. Обрубленные канаты упали в воду, Лен, Хостеттер и еще несколько человек схватили длинные шесты, чтобы оттолкнуть баржу от пристани Ваттс и его люди упали в воду, потеряв равновесие. Послышались крики, ругательства, но баржа быстро отдалялась от берега, влекомая течением. Стоя по пояс в грязной воде, Ваттс грозил кулаком вслед:
– Теперь мы знаем, кто вы такие! Вам не уйти!
Остальные тоже что-то кричали – слов не разобрать, но смысл был ясен. Лен обернулся, пристально всматриваясь в дома Рефьюджа. То, что не успели поджечь Бардит и фермеры, охватывало расползавшееся пламя.
Лен опустился на доски, обхватил колени руками, положил на них голову и почувствовал непреодолимое желание расплакаться, как ребенок, но слишком устал даже для этого. Он пытался заставить себя ни о чем не думать, но мысли вновь и вновь возвращались к Далинскому. вот он остановился и медленно начал оседать в дорожную пыль, Лен вновь чувствовал запах гари, и хриплый голос Бардита беспрерывно твердил:
– Мы не допустим возрождения городов.
Лен почувствовал, что кто-то стоит рядом. Он поднял глаза и увидел Хостеттера со шляпой в руках.
– Ну что ж, мой мальчик, мечте твоей суждено сбыться: ты на пути в Барторстаун.
Глава 14
Ночь была теплой и спокойной. Лунный свет, пробежавший зыбкой дорожкой по реке, превратил берега в темную бесформенную массу. Баржа медленно скользила по течению, покрытая парусиной на случай дождя.
Лену удалось немного вздремнуть, спать теперь не хотелось. Он сидел, прислонившись к какому-то тюку, и глядел на темную гладь реки.
Мимо, осторожно передвигаясь между ящиками, медленно прошел Хостеттер. Лен почувствовал запах его сигары. Хостеттер остановился:
– Тебе уже лучше?
– Мне тошно, – не скрывая раздражения, ответил Лен.
Хостеттер понял, что это значит, и кивнул:
– Теперь ты понимаешь, что я чувствовал в ночь, когда был убит Соумс.
– Убийцы, трусы, ублюдки! – Лен ругался до тех пор, пока голос его не сорвался и к горлу не подступил комок. – Ты бы видел, как они стояли на дороге, – продолжал он уже спокойнее, – а потом Бардит выстрелил в Майка. Он убил его, словно какого-нибудь паразита в углу чулана.
– Да, – медленно произнес Хостеттер, – мы могли бы забрать тебя раньше, если бы ты не пошел к Далинскому.
– Неужели вы не могли помочь ему?
– Как? У нас нет армии, а если бы она и была, все равно никакого толку. Жизнь этих людей, их мировоззрение может изменить только некая всемогущая сверхъестественная сила. Наши же силы невелики, ты видел их вчера, да к большему мы и не стремимся.
– Майк умер ни за что, так ничего и не сделав.
– Не думаю, – возразил Хостеттер, – но чтобы победить, понадобится не один Далинский, а много, много таких, как он.
– И Бардитов тоже.
– Да. Однажды все изменится к лучшему.
– Этого придется ждать слишком долго.
– И тем не менее, будет так. А затем всех Далинских объявят великомученниками, павшими за идею. Знаешь, Лен, эти люди, так ожесточенно отстаивающие свои убеждения, в чем-то правы. Они довольны и по-своему счастливы. Никто из нас не в праве приказывать им перевернуть жизнь вверх дном.
– И поэтому ты стоял в стороне?
Раздражение послышалось в голосе Хостеттера:
– Мне кажется, что ты до сих пор не уяснил: ведь мы не завоеватели. Мы можем только защищаться, не пытаясь перекроить всю страну, тем более, что она сопротивляется.
– Как ты можешь говорить, что они правы? Эти невежественные болваны, подобные Бардиту, и двуличные ничтожества, подобные судье.
– Они честные люди, Лен. Да, они по-своему честны. И тот, и другой благородно отстаивали сегодня утром свои позиции. Они искренне убеждены в своей правоте. Со времен сотворения мира никто – ни ребенок, укравший леденец, ни диктатор, истребляющий свой народ, – не совершил ни одного поступка, не будучи полностью уверенным в своей правоте и справедливости содеянного. Твой порыв называется рационалистическим, подобные вещи вредили человечеству больше, чем все пороки, вместе взятые.
– Может быть, Бардит – с этим я готов согласиться. Но только не судья. Он прекрасно разбирается в ситуации.
– Да в том-то и дело, что не всегда. Прозрение приходит поздно, иногда слишком поздно. Подумай сам, Лен: убегая из дома, ты в чем-нибудь сомневался? Говорил ли ты себе: “Я собираюсь ступить на стезю Дьявола и сделать родителей несчастными?”
Лен опустил глаза и долго молча смотрел на воду. Наконец он сказал:
– Как они там? Здоровы?
– Я слышал, что у них все хорошо.
– А бабушка?
– Умерла год назад, в декабре.
– Да, она была очень старой.
Странное чувство охватило Лена при мысли о бабушке, словно безвозвратно ушла частичка его самого. И вдруг он с болезненной ясностью увидел ее, залитую солнечным светом на ступеньке их дома, не сводящую глаз с полыхающих осенним пламенем деревьев, услышал ее слова о красном платье, которое она носила много лет назад, когда мир был другим.
– Отцу никогда не удавалось заставить ее молчать.
Хостеттер молча кивнул:
– И моя бабушка была точно такой же.
Вновь молчание. Лен сидел, глядя на воду, прошлое тяжким грузом навалилось на него, и он уже не хотел в Барторстаун. Ему хотелось домой.
– У твоего брата все прекрасно, и уже двое детишек, – сказал Хостеттер.
– Я рад.
– Пайперс Ран совсем не изменился.
– Нет, я уверен, что это не так. О, замолчи!
Хостеттер улыбнулся:
– У меня есть преимущество: я возвращаюсь домой.
– Значит, ты все-таки не из Пенсильвании.
– Мои предки жили там, я же родом из Барторстауна.
Внезапно Лен разозлился:
– Послушай, ты ведь знал о нашем бегстве из Пай-перс Рана и наверняка знал, где мы находились все это время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26