Но она тут же взяла себя в руки и начала осматривать горло Ариэль, одновременно произнеся ничего не выражающим тоном:— Доброе утро, милорд.— Доброе утро, Дженни. Как вы находите свою пациентку?— Гораздо лучше. Но ведь горло еще болит, Ариэль?— Очень.— Надо положить компресс из теплой фланели, — повернулась она к служанке. — Сходите на кухню, Дорис, и попросите миссис Гертруду согреть в духовке кусок фланели.— Слушаюсь, мисс.Дорис проскользнула мимо графа, все еще стоявшего в дверях, не заметив удивленного выражения у него во взгляде.Дженни, похоже, всячески избегала общения с ним. Когда он подошел поближе к кровати, она сделала шаг в сторону, напрягшись всем телом. Что такое с ней происходит?— Ладно, не буду вам мешать, — сказал он, так как почти невозможно было скрывать неловкость создавшегося положения. — Думаю, что у вас куда более опытные руки, чем у меня, Дженни.Та ничего не ответила, делая вид, что считает пульс Ариэль.— Отправляйтесь на оленью охоту, милорд, — сказала Ариэль. — Как бы я хотела быть там с вами!..— Увы, этого нельзя, — ответил Саймон, наклоняясь, чтобы поцеловать жену. — Полежи здесь с компрессом на горле, а потом мы вместе пообедаем у камина.Как только дверь за графом закрылась, Ариэль нетерпеливо произнесла:— Что случилось с Эдгаром?Дженни присела на край постели.— Очевидно, он выпил вечером подмешанное ему сильное снотворное и проспал.— Что ты имеешь в виду под очевидно! — спросила Ариэль нахмурясь — такие уловки никогда не ускользали от ее внимания.Дженни прикусила губу.— В кувшине было не только пиво и яблочное бренди, Ариэль.— А что же еще? — вся напряглась Ариэль, глядя на девушку округлившимися глазами.— Безусловно, вербена и, может быть, белладонна. А еще я совершенно определенно узнала вкус белены.— О! — взглянула на Дженни Ариэль. — Ты хочешь сказать, что все это было подмешано в питье?Дженни пожала плечами.— Там оставалось всего несколько капель. Я могла и ошибиться.— Да нет, не могла, — ровным тоном произнесла Ариэль. — Где сейчас Эдгар?— Смотрит лошадей.Ариэль почувствовала, как похолодело у нее в груди от неприятного предчувствия. В молчаливом ужасе глядела она на Дженни, стоявшую рядом с постелью.Обе женщины молча ждали. Ждали того, что, они знали, им придется услышать.Когда несколько минут спустя в комнату вошел Эдгар с бледным как мел лицом, Ариэль своим вопросом упредила его.— Что у нас пропало?— Жеребая кобыла, — ответил он, беспомощно разведя руками. — Не могу этому поверить. И еще не могу поверить, что я так напился, но… все же я напился.В отчаянии он опустил голову, нервно сжимая и разжимая кулаки.— Я сейчас же уйду, миледи. Хочу только, чтобы вы знали: мне очень жаль…— Не надо терзаться, Эдгар, — быстро прервала его Ариэль. — Это не твоя вина. К напитку в твоем кувшине было подмешано снотворное. Дженни узнала его на вкус.— Подмешано? — переспросил Эдгар; мышцы его напряглись, он весь подобрался. — Кто-то хотел, чтобы я не путался под ногами.Ариэль отбросила в сторону одеяло, словно оно душило ее.— Это Рэнальф, — сказала она.Эдгар внезапно отвел взгляд в сторону.— Тот кувшин, миледи… ведь он… — Голос его дрогнул.Дженни закончила за него спокойным и холодным тоном:— Эдгар раньше сказал мне, что пиво было передано ему от имени графа Хоуксмура.— Мальчишка, который принес мне кувшин, миледи, сказал, что его светлость посылает его мне с благодарностью. Я и подумал, что это за то, что я возился с чалой. — Эдгар снова замолчал, не в силах смотреть в побледневшее лицо Ариэль.Саймон? Неужели это Саймон усыпил Эдгара, а потом приказал увести аргамаков? Саймон знал, что она разводит их. Как опытный лошадник, он с первого взгляда прекрасно оценил все их достоинства. А его поместье представляло собой прекрасное укрытие, куда можно было перевезти их на барже по реке, а потом по осушительным каналам. Неужели он сообразил, что в ее конюшне скрыта золотая жила? Неужели он решил, что молодая наивная девушка просто не понимает, сколь доходным может быть ее увлечение? Саймон? Неужели такое возможно? Нет, никогда!— А кто из мальчишек принес тебе пиво, Эдгар? — спросила Ариэль, садясь в кровати и протягивая руку к накидке, висевшей на спинке в ногах.— Я его не знаю, миледи, — пробормотал Эдгар, переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд в окно.К своему стыду и досаде, он вломился в спальню леди Ариэль, даже не подумав, сколь интимная там может быть обстановка. И вид хозяйки, сидевшей на краю кровати, опустив на пол босые ноги, привел его в крайнее смущение.— Так ты думаешь, он не из наших? — продолжала расспрашивать Ариэль, набрасывая себе на плечи накидку и этим приводя Эдгара в еще большее смущение.— Возможно, миледи. А может быть, он из новеньких, которых я еще не видел.— Тогда ступай на кухню и поспрашивай там о нем! — все так же отрывисто велела ему Ариэль. — Найди того, кто знает, откуда он появился. А потом разыщи его самого. А я спущусь в конюшню и посмотрю остальных лошадей.— И в самом деле, миледи. — Эдгар облегченно направился к двери. — Я уже осмотрел сегодня чалую, с ней все в порядке. Раны затянулись, она уже немного поела.— Хорошо, — сказала Ариэль, вставая с кровати и прислушиваясь к ощущениям в своем теле. — Ступай.Эдгар вышел, а Ариэль принялась мерить шагами спальню.— Не могу поверить, что Саймон способен украсть кобылу.— Тем не менее у него была такая возможность, — заметила Дженни.— Да, но я не могу представить, что он способен на такую подлость. Это куда больше в духе Рэнальфа. Он уже расспрашивал про лошадей, и Эдгар сказал мне — брат был вне себя, когда я отправила жеребенка. Кто-то ему обо всем доносит, и скорее всего Рэнальф прознал о том, что я нашла покупателя и на кобылу.В других обстоятельствах Дженни непременно улыбнулась бы тому, что Ариэль защищает Хоуксмура — человека, которого она еще совсем недавно считала способным на все, человека, которого всего лишь несколько дней назад она с удовольствием отправила бы в самое страшное адское пекло.— Ну ладно, ваш это брат или нет, вряд ли кому-нибудь пойдет на пользу, если вы сейчас снова выйдете на холод, — резонно заметила она.— И в самом деле, — ответила Ариэль, садясь в кресло-качалку и поплотнее запахиваясь в халат. — Ты права, я никуда не пойду.Она принялась лихорадочно размышлять. Теперь необходимо действовать как можно быстрее. Рэнальф не ограничится одной только кобылой. Глава 17 «У Рэнальфа сегодня более чем довольный вид», — подумал Саймон, глядя, как граф Равенспир поворачивает коня к подъемному мосту и во главе группы охотников въезжает во внутренний двор замка.Гарцуя на коне рядом со своим шурином, он позволил себе сделать несколько замечаний по поводу сегодняшней охоты.— Мы бы поохотились куда лучше, — ответил Рэнальф, — если бы Ральф как следует сделал свое дело.И он бросил суровый взгляд на младшего брата, ехавшего позади него. Молодой человек покраснел.— Я не могу отвечать за меткость стрелков. Я расставил загонщиков, все им объяснил и удостоверился, что в лесу достаточно дичи. Что еще от меня надо?Рэнальф ничего не ответил.— Вы собираетесь бывать при дворе, когда уедете от нас, Хоуксмур? — Голос Рэнальфа звучал любезно, словно он разговаривал со своим лучшим другом. — Как я понимаю, вам протежирует герцогиня Мальборо?— У нас с Сарой есть кое-какие общие интересы, — ответил Саймон. — Мы с ней больше всего озабочены здоровьем и благополучием ее мужа.— Ну да, нашего милого Джона, герцога Мальборо! — едко заметил Роланд. — До меня доходили слухи, что королева Анна уже стала уставать от его подвигов.Губы Саймона на мгновение сжались, однако он улыбнулся и пожал плечами.— Такие люди, как Мальборо, не склонны танцевать под чью-то дудку — пусть даже на ней играет сам монарх. Но мне не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь оспаривал его преданность престолу.Роланд уже придумывал уничтожающий ответ: он не привык оставлять последнее слово за собеседником, даже если тот был его лучшим другом.— Приходилось ли вам что-нибудь слышать о женщине по имени Эстер, живущей в этих местах, Равенспир? — обратился Саймон к Рэнальфу все тем же Небрежным тоном. — Она появилась здесь лет тридцать назад. А может, и раньше.Лицо Рэнальфа приняло удивленное выражение.— Но мне тогда было всего десять лет!— Я просто поинтересовался. Хотел бы найти ее, если она еще жива.Рэнальф был явно заинтригован.— Но кто она вам, Хоуксмур?— Да, собственно говоря, никто. Просто с ней связана какая-то семейная тайна, — ответил Саймон, снова пожимая плечами, — а я терпеть не могу тайн.— Она пришла на наши земли из поместья Хоуксмуров? — напрягшись, спросил Роланд.Как всегда, он первым из братьев понял, о чем идет речь.— Вполне возможно.— Вам кажется, что эта женщина как-то связана с нашими семьями?— У меня нет оснований так думать, — осторожно ответил Саймон. — Просто ее имя упоминалось в бумагах моего отца. Собственно, там нет ничего определенного, кроме того, что она ушла с земель Хоуксмуров и, по слухам, перебралась на земли Равенспиров. Меня это заинтересовало, и я просто захотел узнать, приходилось ли вам слышать ее имя.— Мне — нет, — заявил Роланд. Обернувшись, он бросил через плечо:— Ральф, ты слышал что-нибудь о женщине по имени Эстер, которая живет где-то на наших землях?Ральф приблизился к своим братьям. С лица его все еще не сошло обиженное выражение.— Не могу же я знать каждого крестьянина по имени, не говоря уже о всяких бродяжках.— Да, уж если кто и может знать, так это Ариэль, — заметил Рэнальф. — Надо спросить вашу жену, Хоуксмур. И если Ариэль ничего не слышала об этой женщине, вы можете быть уверены, что такой здесь нет… Возможно, ее уже нет и в живых…Он покачал головой, пришпорил лошадь и пустился за сворой собак, с лаем несущихся к дальней рощице.Остальные охотники последовали за ним, а Саймон придержал коня, чтобы очутиться в окружении своих друзей. Ариэль ничего не слышала про эту женщину. Возможно, Рэнальф был прав и ее уже нет в живых. Тридцать лет — весьма длинный срок, и если кто-нибудь из Равенспиров имел отношение к Эстер, это, вполне вероятно, мог быть отец Рэнальфа или даже кто-то из его дядьев. Что бы ни случилось тогда, все погребено под покровом времени. И если бы в бумагах Равенспиров существовало бы хоть малейшее упоминание об этой женщине, Рэнальф должен был о нем знать. Его равнодушие к расспросам Саймона было явно не наигранным.Но что могло случиться с ребенком? В бумагах отца совершенно определенно говорилось про ребенка Эстер, которого усыновил родной брат Джеффри. Ребенок, ответственность за которого после смерти его отца взял на себя сам Джеффри. Но Саймон не мог припомнить, чтобы отец когда-либо упоминал про неведомого кузена или кузину. Ни единым словом не обмолвилась про этого ребенка и мать. Был ли этот ребенок мальчиком или девочкой? Даже этой простой вещи нельзя было понять из бумаг Джеффри Хоуксмура.Саймон нашел эти бумаги всего лишь несколько месяцев назад, обнаружив их в тайнике письменного стола отца. Даже это само по себе тоже было загадкой. Почему Джеффри скрывал этот благородный поступок от окружающего мира? Не потому ли, что этот поступок был связан с тайной, касавшейся матери ребенка? В бумагах смутно упоминалось про внезапное исчезновение женщины, несмотря на несколько попыток Джеффри отыскать ее.Но больше всего заинтриговал Саймона этот неизвестный ему родственник. Если отец взял на себя ответственность за этого ребенка, то почему в своем завещании не выделил никаких средств в его пользу? Если этот родственник существует, то Саймон, единственный наследник обширных владений своего отца, должен восстановить справедливость. Он не знал, почему считает необходимым выполнить этот долг, но дело обстояло именно так.В самом конце личных бумаг отца было и одно упоминание о Равенспирах. Единственный намек, который обнаружил Саймон: «…Единственное, что я могу предположить, — к ее исчезновению приложила руку эта дьявольская банда. Не в правилах Равенспиров оставлять какие-нибудь следы, пусть даже сейчас она не представляет никакой угрозы для них. Но они могут держать ее под присмотром хотя бы на тот случай, если обстоятельства изменятся».Собственная мать всегда вспоминалась Саймону бледной, туманной фигурой. Целые дни она проводила лежа на кушетке. И все вокруг нее тоже было бледным: волосы, светлые до белизны, бледное лицо, на котором почти не выделялись светло-голубые глаза, прозрачная кожа. Она носила одежду пастельных тонов, в ее будуаре стояли блеклые цветы, окна закрывали полупрозрачные шторы. Вокруг нее царила атмосфера приглушенных голосов, осторожных движений, едва слышных шагов.Хотя Саймон был еще совсем ребенком, навещая ее, он всегда казался самому себе громадным, неуклюжим, каким-то до неприличия ярким существом. Сидя на стуле рядом с ее кушеткой, он не поднимал взгляд от своих ладоней — грязных и грубых по сравнению с тонкими, бескровными пальцами матери. Он стыдился своих ног в грубых башмаках с деревянными подошвами, своего голоса, чересчур громкого, хотя он все время старался говорить шепотом. И мать очень быстро уставала от него. Спустя несколько минут она с утомленной улыбкой делала знак рукой, и нянька уводила его, порой не успевшего обменяться с матерью ни единым словом.Насколько он помнил, смерть матери не так уж сильно потрясла его. Он присутствовал на ее похоронах, сидел рядом с отцом в катафалке, стоял у края могилы, бросил горсть земли на гроб. Саймон помнил полумрак в доме, завешенные черной материей зеркала и окна, темную фигуру отца, свои собственные черные одежды. Но когда закончился официальный траур отца, все изменилось. В доме снова стало людно и весело, появились гости. Отец брал его с собой на охоту и рыбную ловлю. Всегда, когда граф бывал в своем загородном доме, они вместе обедали, и Джеффри, как казалось Саймону, совершенно переменился: теперь это был сияющий, всегда улыбающийся веселый человек.Вплоть до того страшного дня, когда Саймону исполнилось десять лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49