Закутавшись в полость, она украдкой вышла из шатра. Часовой дремал на посту. Эрин и Марджери мирно похрапывали на земле.
Легким призраком она прошла по лагерю. Темный мех и темные волосы сливались с ночной тьмой. Впереди смутно поблескивали огоньки еще не погасших факелов, обозначивших границы их лагеря. Привязанные к колышкам лошади фыркали и переминались, пощипывая травку. Все вокруг было тихо и мирно, ничто не тревожило покоя дремлющего лагеря.
Дракон де Жерве трепетал над шатром Гая в легком ветерке. Магдалена медленно продвигалась вперед, чувствуя под босыми ступнями жесткую, мокрую от росы траву. Никто не видел ее, кроме полусонного пажа, который объелся зелеными яблоками из попавшегося по пути сада и теперь страдал от последствий. Но парнишка принял ее за видение, вызванное его недомоганием, иначе говоря, болями в животе и поносом, и прошептал молитву святому Христофору, когда мимо проплыло полупрозрачное привидение.
Гаю так и не удалось заснуть. В шатре тускло мигал масляный светильник. Его обуревали безумные мечты. Тело томилось неудовлетворенными желаниями. И это он, который всегда считал себя человеком воздержанным! Он был верен Гвендолен, если не считать редких случаев во время очередной жестокой войны, когда смертельная опасность и запах смерти будили неукротимое вожделение, вскипавшее словно нарыв на коже, который требовалось вскрыть быстро и решительно, чтобы он не загноился и не отравил его разум и тело. Со времени кончины жены он довольствовался продажными женщинами, и только в случае крайней необходимости. После Гвендолен ему никого не было нужно.
До сих пор его страсть к девушке была плотской, мощной, лихорадочной одержимостью тела, но не только. Будь это одним лишь вожделением, он сумел бы найти облегчение, успокоить разгоряченную плоть и обратиться мыслями к более важным вещам. Но дочь Изольды излучала дыхание страсти, опасности и призыва, завлекшего его в прозрачную, но крепкую паутину. Его влекла ее изменчивая натура: надменность и решимость, веселый смех, безоговорочная преданность цели или человеку — качества, наполнявшие Гая безотчетным восторгом.
Он уловил присущий только ей аромат парного молока и меда еще до того, как во входном отверстии шатра возник легкий силуэт. И сознание неумолимой неизбежности замкнуло ему рот, сделав невозможным любой протест.
Уронив на землю меховое покрывало, она смело улеглась рядом с ним.
— Я боялась спать одна, среди собак, волков и монахов с ножами.
— Почему же не позвала служанок? — усмехнулся Гай, снимая с нее рубашку.
— Звала, но никто не пришел, — объявила она, потянувшись.
— Мадам, по-моему, вы лжете.
— Лгу, — согласилась Магдалена, целуя его подбородок, дотрагиваясь кончиком языка до уголка губ. — Но что еще прикажешь делать в таких обстоятельствах?
Он притянул ее к себе и крепко обнял. В тех местах, где соприкасались их тела, разливался жар, и Гай откинул полость, обнажив ее плечо, отливавшее кремовым в неясном свете и невольно притягивавшее взор к белоснежному холмику, прошитому голубыми венами. Гай провел пальцем по всем изгибам и впадинам, от розового ушка до узкой ступни, наслаждаясь изысканными ощущениями. Его ладонь накрыла выпуклость бедра, распласталась чуть ниже.
Магдалена закрыла глаза, когда он поднял ее ногу и уложил на себя, открывая тайны ее тела. Дрожа, она отдавалась лихорадочным, непривычно интимным ласкам. Ее губы скользили по его плечу, язык проник под мышку, обвел солоновато-сладкую впадину, бедра терлись о мускулистые мужские ноги. Она ощутила, как он приподнялся над ней, и протянула руку, чтобы сжать восставшее древко, гладя, лаская, исследуя складки его тела, подражая его примеру.
Страстные, исступленные, бурные любовные игры задернули за ними занавес прошлого, открывая новые, неизведанные просторы будущего. Когда он был в ней, она словно оказалась заключенной в его плоти, и ничто не могло разделить их, ибо они стали единым целым в своем прекрасном соитии. Но как только все кончилось и он вышел из нее, Магдалена испытала столь огромное чувство потери, что на глаза навернулись слезы, а руки крепко сжали плечи Гая, как будто этим она могла навеки привязать его к себе.
Он понял причину ее слез и, не выпуская из объятий, лег на тюфяк. Она тихо всхлипывала, не поднимая головы, и он вдруг осознал, насколько она беззащитна, хотя минуту назад ее безумный пыл ничуть не уступал его собственному.
Магдалена заснула, так и не осушив слез, припав щекой к его влажному плечу. А Гай еще долго лежал без сна, переполненный радостью и любовью.
Глава 6
— Вряд ли я могу чем-то еще помочь ему, отец настоятель.
Стоявший на коленях монах с трудом встал с каменного пола маленькой комнаты с каменными же стенами рядом с монастырским лазаретом.
— Если повелит Господь, он не переживет сегодняшней ночи.
Аббат устремил взор на изломанное тело, неподвижно лежавшее на соломенном тюфяке, и бессознательным жестом схватился за висевшее на шее распятие, словно в поисках поддержки, цели и верного решения.
— Его соборовали и причастили. Он готов к встрече с Богом.
Нагнувшись над раненым, он приложил крест к посиневшим губам.
— Отойди с миром, сын мой, если тебе так суждено.
Дыхания почти не было слышно. Лицо неизвестного было таким же холодным и влажным, как глина после дождя.
Монах-лекарь взял чашу теплого вина с травами и поднес ко рту мужчины. Жидкость потекла по подбородку. Брат Арман вытер красные капли и положил смоченную отваром лаванды тряпочку на широкий лоб, где у самого виска багровела большая шишка.
— Пришли за мной, если он очнется. Человеку трудно умирать безымянным и среди чужих.
Настоятель оставил комнату, а брат Арман сел на табурет рядом с постелью, чтобы дежурить подле умирающего. Почти невозможно поверить, что человек с такими ужасными ранениями способен выжить. Вполне вероятно, у него проломлен череп, не говоря уже о многочисленных ранах, нанесенных мечом и кинжалом. А сколько крови он потерял!
И все же неизвестный упорно цеплялся за жизнь, хотя обмытое, перевязанное и обложенное шинами тело оставалось неподвижным.
Наступил рассвет, а раненый все еще жил. Брат Арман снова поднес ему чашу с вином, и на этот раз губы едва заметно шевельнулись в попытке глотнуть. Веки чуть дрогнули, и лекарь стал ждать первого стона боли. Пусть это не самый обнадеживающий знак, но все же свидетельство того, что в искалеченной плоти теплится огонек. Губы раздвинулись, ноздри почти неуловимо раздулись. На осунувшемся, худом, смертельно бледном лице появилось нечто вроде напряжения, словно в предчувствии очередного приступа боли.
Брат Арман шагнул к жаровне в углу комнаты и принялся готовить маковый настой, которому предстояло сохранить рассудок больного во время долгого пути к выздоровлению.
— Господин… господин…
Гай де Жерве остановился и огляделся. Чей-то едва слышный голос продолжал окликать его. Но кто это? И где прячется?
Длинный внешний коридор замка де Брессе был совершенно пуст. Шпалеры, висевшие подле узких окон-бойниц, шелестели на сквозняке. За окнами виднелись ров и бесконечные равнины Пикардии.
Его снова позвали. Гай прекрасно знал, чьи это проделки, но где, во имя святой Екатерины, она прячется?
Он продолжал идти, а шепот, казалось, преследовал его. Дверь круглой комнаты, встроенной в бастион замка, была приоткрыта. Шепот смолк. Теперь тишину прерывал только далекий зов рога из двора, где размещался гарнизон. Солнце поднялось высоко, день шел на убыль, и казалось, весь замок дремлет под необычайно теплым сентябрьским солнышком.
Гай де Жерве смело ступил в комнату в башне. Дверь немедленно захлопнулась, и тяжелый засов со стуком задвинулся.
— Ну вот, господин мой, я заманила вас в свои сети! — со смехом воскликнула Магдалена, прислонившись спиной к косяку. — Правда, хитрый трюк? Я научилась ему много лет назад, в замке Беллер. Нужно спрятаться за шпалерой, тогда звук разносится по всему коридору, как по полой трубке. Как-то раз я проделала это с поваренком, и тот удрал во все лопатки, вопя, что за ним гонится призрак. Но вы ведь не приняли меня за призрак, верно, господин?
— Не принял, — дружелюбно согласился он, садясь на широкий каменный подоконник и весело щуря глаза. — Я сразу подумал, что это проказы озорной девчонки.
— И вовсе нет! — негодующе фыркнула Магдалена. Похоже, Гаю иногда доставляло извращенное удовольствие воскрешать старые воспоминания.
Она принялась ловко развязывать платье.
— Магдалена, у нас на это нет времени, — попытался урезонить Гай, все еще смеясь, но уже обреченно ощущая, что тело наливается предательским жаром.
— Есть, — возразила Магдалена, расстегивая усыпанный драгоценными камнями пояс под грудью. — А если и нет, нужно сделать так, чтобы было. Ты не согласен?
Пояс с приглушенным стуком свалился на пол, и платье соскользнуло с плеч. Мягкие шелковые складки легли к ее ногам. Теперь на ней осталась только полотняная камиза, которую она сбросила все с той же быстротой.
Гай, однако, так и не сдвинулся с места, наслаждаясь растущим возбуждением, чувствуя тепло солнечных лучей, гревших спину, ощущая запах Магдалены, теплый женский аромат ее одежд, кожи, волос, жадно пожирая глазами изящные изгибы ее фигуры. Эта женщина способна лишить мужчину разума, довести до горячки, безумия, и Гай, давно осознав невозможность противостоять этой силе, отдался во власть вожделения, позволил ему возрастать медленно и неуклонно.
— Если, как ты говоришь, у нас нет времени, почему же ты продолжаешь зря его тратить, сидя на подоконнике и ничего не делая?
Магдалена шагнула к окну и, сосредоточенно прикусив губу, взялась за большую пряжку его пояса. При этом она старалась не задеть висевшего на бедре кинжала. Солнце падало на ее склоненную головку, высвечивая темные глубины каштановых волос.
— Нагни шею, — велела она, — я не могу снять с тебя цепь! Ты слишком высок для меня!
Гай немедленно повиновался, и она с трудом стащила цепь с широкими золотыми звеньями — знак его положения и должности, а потом расстегнула и сняла тунику. Под ней была только рубашка: в такую жару да еще за стенами замка не было нужды в кожаной куртке и кольчуге. Она ловко расшнуровала его шоссы, вытаскивая ленточки из крошечных петелек в подоле рубахи, которая полетела на пол, в груду остальной одежды.
Все еще хмурясь, Магдалена провела пальчиком по его груди, задержавшись на узкой белой полоске, сбегавшей к животу, — памятке о старой ране, взглянула на неподвижного Гая и улыбнулась таинственной мягкой улыбкой, прежде чем обвести кончиком языка его соски. Эти быстрые влажные прикосновения бросили его в краску, лишили дыхания. Но плутовка быстро выпрямилась и взялась за пояс его шоссов.
— Сначала сапоги, крошка, — напомнил он, стараясь изобразить лениво-небрежный тон, за что был немедленно наказан: Магдалена цапнула его зубами за плечо, а потом упала на колени и начала сражаться с сапогами. Гай послушно вытянул ноги, опираясь о подоконник заведенными за спину руками.
— Вставай! — скомандовала она, вновь принимаясь за шоссы. — До чего же вы любите копаться, мой господин! Ужасно надоедает!
— А я-то думал, что покорен, как овечка, и делаю все, чтобы угодить, — запротестовал он, поднимаясь, чтобы Магдалене было легче стянуть с него шоссы. — Разве не похоже, что я стараюсь услужить вам, мадам? — Он хищно улыбнулся, пинком отбрасывая шоссы.
Магдалена оценивающе оглядела его.
— Пожалуй, да, господин, — объявила она, но тут же пожаловалась: — И что вы собираетесь предпринять? Пока что трудилась я одна.
— Но это с самого начала был ваш план, — сообщил Гай, — и кому же его выполнять, как не вам?
Он широким жестом обвел маленькую круглую комнатку, где из всей мебели стояли только грубо сколоченный стол и два табурета. Правда, перед пустым очагом лежала волчья шкура. Ничего больше. Он мог придумать с дюжину вполне удовлетворительных способов осуществить задуманное, но какой-то чертенок подбивал его подождать и посмотреть, как обойдется Магдалена столь скудными средствами.
Она проводила взглядом взмах его руки, впервые заметив суровую обстановку, в которой оказалась.
— Пол? — нерешительно предложила она.
— Слишком жестко, крошка, — покачал головой Гай.
— Волчья шкура? — На этот раз ее голосок был едва слышен.
— Блохи.
Обескураженная Магдалена, однако, скоро опомнилась и словно невзначай потерлась об него, гладя спину и ягодицы, прижимаясь бедрами, обдавая теплым дыханием грудь, покусывая соски, твердо уверенная в своих способностях получить желаемый и ожидаемый отклик. Гай на несколько напряженных секунд поднял руки, дразня ее своим нежеланием что-то предпринять. Он умел сдерживаться, зная, что капитуляция будет еще более ошеломляющей после столь стойкого самоотречения. Магдалена, вдруг растерявшая уверенность в себе, ошеломленно отступила. Но стоило ей как следует присмотреться к его лицу, как в глазах мигом растаяли все колебания.
Гай, весело смеясь, обнял ее за талию и водрузил на подоконник.
— Позволь показать тебе, как можно любить друг друга в таком неподходящем окружении, моя своевольная крошка.
Он сжал ладонями ее лицо, не давая пошевелиться, и завладел губами, немедленно раскрывшимися, чтобы встретить жаркий выпад его языка. Она обвила ногами его поясницу, предлагая свое истомившееся тело, и долго извивалась на холодных шершавых камнях, чтобы приспособиться к ритму его движений. Он крепко сжал ее бедра и стал вонзаться в горячее лоно раз за разом, а спираль страсти закручивалась все туже, пока не вырвалась на волю в ослепительном взрыве наслаждения. Гай продолжал держать ее враз обмякшее тело еще долго после того, как экстаз сменился восхитительной истомой.
— Для такого всегда должно находиться время, — пробормотала Магдалена, когда снова обрела способность говорить. — Думаю, мы должны сделать эту комнату своей. Вряд ли кто-то ею пользуется, тем более что это самая заброшенная часть замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52