Вся она дышала свежестью и чистотой.
– Я вдова, – начала она, – и до рождения Дейзи работала посудомойкой, потом дослужилась до горничной, а потом даже стала экономкой в доме у двух старых дев. К сожалению, я не могу предъявить вам никаких рекомендаций, потому что в спешке вынуждена была покинуть дом – по личным соображениям. Я проработала там четыре года, а это говорит о том, что моей работой были довольны, но вам придется поверить мне на слово.
Лизетт слушала. Слова миссис Робертсон, как эхо, с точностью повторяли ее слова, когда-то сказанные при встрече с судьей Уанвилем.
– Мой покойный муж был рыбаком, – продолжала Мейзи. – Мы давно развелись, но, когда в конце жизни он тяжело заболел, снова позвал меня, чтобы я ухаживала за ним. После смерти он оставил мне небольшую сумму денег, я взяла дом в аренду, чтобы сдавать жильцам. Когда кончается летний сезон, в доме на день-два останавливаются заезжие торговцы, так что я могу спокойно закрыть пансион и работать, если вы не возражаете. Я бы с удовольствием поступила на службу в хороший дом, как раньше, а что касается Дейзи, она очень довольна, что работает у вас. В общем, если я вам подхожу, то, не задумываясь, оставляю пансион и поселюсь в комнате миссис Пирс.
– Да, но я не могу вам гарантировать, что мы с мистером Шоу останемся здесь навсегда, – сказала Лизетт. – Более того, велика вероятность, что студия мистера Шоу скоро переедет в другое место.
– Но куда бы вы ни переехали, мадам, вам везде нужна надежная прислуга, – не задумываясь, ответила миссис Робертсон.
Лизетт не могла сдержать улыбки.
– В таком случае, вы можете сразу приступать к работе – с месячным испытательным сроком.
Вернувшись через две недели домой, Даниэль с удивлением обнаружил, что вместо миссис Пирс в доме появилась новая экономка.
– Почему уволилась миссис Пирс? – спросил он Лизетт во время обеда.
– По моральным соображениям. Она заявила, что не может оставаться под одной крышей с парой, которая живет во грехе, – ответила Лизетт. – Но с нами осталась Дейзи и привела свою мать. Она и есть наша новая экономка.
Даниэль удивленно повел бровью и не сказал ни слова. После обеда он зашел на кухню, чтобы поблагодарить Мейзи: бывшая служанка готовила хорошо, но новая – еще лучше.
– Отличный обед, миссис Робертсон, – сказал Даниэль.
Та просияла – не только от похвалы, ей нравились красивые, сильные мужчины. Вернувшись к недомытым тарелкам в раковине, она принялась обсуждать его с дочерью.
– Как думаешь, Дейзи, почему она не выходит за него замуж? – громко спросила она. – За такого мужчину любая сразу бы пошла – дважды бы не пришлось просить.
– Но ему, кроме нее, никто не нужен, – ответила Дейзи. – Все это знают.
– А может, он не предлагал? Значит, его и так устраивает.
– Думаю, предлагал, да она отказалась. Она очень независимая дама. Скоро ты сама убедишься, если до сих пор не поняла.
Мейзи сделала паузу, держа в руках мокрую тарелку, чтобы передать ее дочери.
– Конечно, она француженка. У всех народов свои понятия, а они оба – люди искусства, у них общие интересы.
– Да, все так.
– У таких людей свои представления о браке. Я это знаю по братии из «Олимпик-Гарденс» и по актерам из других театров, с которыми приходилось сталкиваться летом на пляже. Редко на ком увидишь обручальное кольцо, а спят в одном номере.
Дейзи и раньше слышала от матери такие разговоры, но сейчас ее больше интересовало другое.
– Скоро истекает твой испытательный срок, мама. Ты уже решила, остаешься здесь или нет?
– Да, я все взвесила и решила. Правда, мисс Декур всегда занята – то читает, то пишет что-то, но она не сделала мне ни одного замечания. Мне не надо "скрести полы" – для этого есть уборщица из соседней деревни. У меня две удобные комнаты с ванной. Жалованье хорошее. Платят регулярно и вовремя. Что еще надо? Ты можешь жить со мной, если мисс Декур не будет возражать. Рядом с моей комнатой есть кладовка, в ней можно оборудовать небольшую спальню для тебя, а сундуки и чемоданы отнести в другое место.
– Мамочка! – радостно воскликнула Дейзи. – Я так рада, что тебе здесь нравится.
У Дейзи были и другие причины радоваться решению матери: ей больше не придется вылизывать их старый дом, Мейзи была просто помешана на чистоте. Несмотря на то, что Дейзи не очень нравилось быть под ее неусыпным надзором, постоянно отчитываться – куда пошла, что взяла, не позже девяти быть дома, все-таки плюсы перевешивали минусы.
Лизетт и Даниэль больше не касались причины ухода миссис Пирс, но эта тема мучила его. Она не отпускала Даниэля даже в эту ночь, когда они с Лизетт занимались любовью в своей широкой кровати. Потом страсть оттеснила ее на задний план.
Однажды, когда Даниэль был в очередном отъезде, а испытательный срок Мейзи еще не подошел к концу, к ним в гости неожиданно нагрянула Джоанна: ей надоело ждать подругу у себя, и она решила приехать сама. Подруги радостно обнялись. Джоанна немного поправилась, особенно в бедрах и груди, но талия по-прежнему оставалась тонкой, и ее фигура напоминала статуэтку, о чем мечтает большинство женщин.
Они часами разговаривали и не могли наговориться. Но и сейчас Лизетт не отважилась рассказать ей историю Марии-Луизы. Об этом знал только Даниэль.
– Ты так любишь Даниэля Шоу, что рассталась со своей любимой Францией, – сказала ей Джоанна. – Ты думаешь пустить здесь корни вместе с ним?
– Корни? – повторила Лизетт. – Я еще не уверена. Ты ведь знаешь, мои корни в Белькуре.
Джоанна повела плечами.
– Послушай меня, ты ни в коем случае не должна допустить, чтобы Белькур был стеной между тобой и Даниэлем.
Лизетт засмеялась.
– Этого никогда не будет.
– Ты собираешься за него замуж?
– Маловероятно. В последний раз мы говорили на тему женитьбы, когда я еще была его ассистенткой в «Волшебном фонаре». Нет, узы брака не для нас.
Они говорили на самые разные темы, Лизетт радовалась, каждой минуте, проведенной вместе с подругой. Джоанна искренне восторгалась всем, что касалось кино и работы на студии. Когда выпал снег, а это редкость для южного побережья Англии, Джим, пользуясь необычной погодой, снял несколько комедийных сюжетов с полицейскими в разных забавных ситуациях. Джоанна не пропустила ни одной съемки. Она заранее приходила на съемочную площадку и уходила только после окончания работы. Она, как ребенок, смеялась, радовалась всем трюкам и громко хлопала в ладоши. Когда по сюжету один актер, исполнявший роль полицейского, сваливался в прорубь, и терял шлем, она первая бросалась к нему после съемки, накрывая его теплым одеялом.
Вернувшись домой, Даниэль успел застать Джоанну. Они сразу понравились друг другу: он оценил ее искренность и чувство юмора, а она восхищалась его мужественной красотой и безграничной любовью к Лизетт. В первый вечер Джоанна, сославшись на усталость, тактично удалилась в свою комнату, чтобы не мешать влюбленным.
Когда они остались наедине, Лизетт рассказала Даниэлю обо всем, что произошло на студии за время его отсутствия и, разумеется, о том ужасном письме, касающемся ее наследства.
– Мой отец, женившись на Изабель, написал новое завещание. Конечно, это было его право, но документ составлял другой адвокат – не тот, который до этого вел дела отца. Мне кажется, отец был настолько влюблен в мачеху, что просто не заметил, как адвокат изменил завещание в ее пользу.
– Да, твоя мачеха нашла ловкого адвоката.
– Лично мне эти деньги не очень-то и нужны, но я очень хотела помочь тебе в строительстве новой студии. Когда подойдет срок, позволь мне хотя бы воспользоваться наследством моей бабушки, чтобы оказать тебе финансовую помощь.
– Я уже говорил: твое наследство принадлежит только тебе, а я скоро заработаю достаточно денег своими фильмами, – твердо заявил Даниэль. – Что касается Изабель, пусть наслаждается твоим наследством, но знает, что получила его неправедным путем. А у тебя, я это обещаю, всегда будет хлеб с маслом и джемом, вернее, твои любимые круассаны, – добавил он с улыбкой.
Лизетт усмехнулась.
– Я показала Мейзи, как их печь, – сказала она, – и с каждым разом они получаются все вкуснее, как будто из Парижа. Ради одних круассанов стоило расстаться с миссис Пирс.
Шутка Лизетт не прошла мимо ушей Даниэля, и утром, после ночи, полной страсти, он снова вспомнил сказанные ей слова.
Глава 17
Наступление нового 1897 года они праздновали, объединив его с днем рождения Лизетт, – ей исполнился двадцать один год. По этому случаю, они пригласили к себе Джоанну с ее возлюбленным. Джордж Скотт Монкриф был высокий молодой человек приятной наружности, открытый и с живым чувством юмора. Недавно он получил хорошее наследство – имение в Бедфордшире, в котором Джоанна уже не раз побывала.
– Возможно, свои дни я закончу владелицей поместья, – пошутила она, и Лизетт подумала, не скрываются ли за ее показным легкомыслием более глубокие чувства.
Джордж подарил Лизетт огромный букет оранжерейных цветов, а Джоанна презентовала подруге небольшую картину, на которой была изображена девочка с развевающимися волосами, смотрящая в морскую даль. Эту картину норвежского живописца Эдварда Мунка она приобрела в Париже, куда приезжала на несколько дней, чтобы познакомиться с новыми работами современных художников.
– Картину я купила у самого художника, – сказала Джоанна. – Это было выгодно и ему, и мне. Если бы картина продавалась с выставки, часть денег ему бы пришлось отдать галерее. Если бы ты только видела этого красавца! Он талантлив и красив, но беден, как церковная мышь! В его мастерской полнейший хаос – еще больший, чем у меня, все забито картинами. Я обожаю его работы, но на выставке не продалось ни одно его полотно. Выглядел он отвратительно: у него вид усталого, больного человека. Я посоветовала ему возвращаться в родную Норвегию и дышать горным воздухом.
– Да, ты умеешь давать умные советы, – с легкой насмешкой сказала Лизетт.
– А разве не я говорила, что Филипп не подходящая партия для тебя?
– Кстати, ты никогда не замечала, что у него с Изабель что-то было?
– Нет, но я всегда считала, что его глаза слишком близко посажены друг к другу, У душевного человека не может быть таких глаз.
Лизетт прыснула от смеха.
– Ты не права! У него красивые бархатные глаза, хотя…
В этот момент в комнату вошла Мейзи, держа в руках пирог с зажженными свечами, что вызвало бурный восторг присутствующих. Даниэль произнес тост в честь Лизетт, вызвав заслуженную похвалу дам. Затем именинница разрезала пирог.
Лизетт и Даниэль были в восторге от Мунка. Картина действительно производила сильное впечатление, от нее исходила какая-то необычайная магнетическая сила. Она завораживала каждого, кто смотрел на нее. К драматизму, излучаемому картиной, примешивалась и бьющая через край энергия Джоанны, сохранявшаяся в доме и после ее отъезда.
Весна внесла оживление, в съемочный процесс. Лизетт, зная, что Даниэль предъявлял к своей работе все более высокие требования, старалась поддерживать и вдохновлять его поисками хороших сценариев и интересных историй, которые можно было использовать в будущих фильмах. Большой успех Даниэлю принес его фильм с использованием документальных кадров о загадочном убийстве: два оператора совершенно случайно засняли арест убийцы. Это были сенсационные кадры, которые впоследствии принесли Даниэлю широкую известность. Во время показа этого «детективного» фильма зрительницы вскрикивала от ужаса, хотя на экране не было никакого насилия, а только тень нападающего убийцы на стене. Фильм получил невероятную популярность, и на Даниэля посыпались заказы со всех сторон.
Незаметно приближался июнь – время празднования бриллиантового юбилея правления британской королевы. Повсюду воздвигали красно-бело-синие декорации, развешивали флаги. Витрины магазинов были оформлены в патриотическом духе: огромные фотографии королевы в окружении семьи. Накануне юбилея Даниэль, Лизетт и Джим с ассистентом заблаговременно отправились в Лондон, который буквально утопал во флагах и цветах еще больше, чем провинция. Улицы наводнили толпы народа, жаждавшие увидеть город в праздничном убранстве. Сотни прохожих разгуливали по Моллу – аллее в Сент-Джеймском парке, окруженной с двух сторон огромными развевающимися на ветру полотнищами британского флага.
Даниэль поступил очень благоразумно, заранее забронировав номера в гостинице. Сейчас было бы немыслимо найти в Лондоне свободные номера в отелях. Многие за несколько дней до начала церемонии застолбили места вдоль улицы, по которой должна была проходить процессия и откуда лучше всего можно увидеть королеву.
День юбилея выдался теплым и ослепительно солнечным. В разных местах города оборудовали специальные места для прессы и операторов, снимавших на камеру праздничные мероприятия. Джим с Сэмом установили камеру со штативом на Молле, а Даниэль с Лизетт устроились на ступенях собора Святого Павла, где должна была состояться торжественная служба в честь королевы. Задача Лизетт и Сэма – вовремя подавать новые бобины с пленкой для перезарядки камеры.
У собора Святого Павла толпилась масса ликующего народа, который начал приветствовать процессию задолго до ее появления. Раздались победные звуки оркестров, затем появились военные полки в роскошной форме со сверкающими на солнце медными латами, перьями и шлемами, высокими шапками из медвежьего меха и пестрыми тюрбанами. Все это бурлило и сверкало. Военные полки представляли все уголки необъятной британской империи, охватывающей четверть территории земного шара – от родной Англии до самых удаленных от нее колоний. Даниэль непрерывно крутил ручку камеры, сожалея, что еще не изобретена цветная пленка.
Вскоре ликующие голоса слились в восторженный рев: в центре процессии во всем величии и блеске показалась открытая карета, в которой сидела маленькая старушка. Она держала в руках черно-белый зонтик, прикрывая им лицо от солнечных лучей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40