Акции магазин https://Wodolei.ru
Это еще одно доказательство того, что дом регулярно посещается, поскольку он не отключен от водопроводной сети.
В ящике для белья, где обычно хранили постельные принадлежности, переложенные маленькими мешочками с лавандой, Лизетт нашла чистые простыни, наволочки и одеяла. Все необходимое она взяла на чердак. Постелив постель и взбив подушки, улеглась, предавшись своим думам, отгоняя лишь мучительные мысли о дочери. Рана была еще слишком свежа, слишком тяжела, и надо было держаться изо всех сил, чтобы выжить. Сейчас ей придется думать только о самых насущных делах – поисках работы и подходящего временного жилья. Так она незаметно погрузилась в глубокий здоровый сон, а утром была разбужена каким-то шумом, доносившимся снизу. В доме кто-то был. Слышались чьи-то шаги.
Спрыгнув с кровати, Лизетт подошла к двери и услышала, как какая-то женщина что-то бормотала про себя, подметая веником пол. Потом на лестнице раздался другой женский голос:
– Гортензия, ты все закончила?
– Почти все, но на сегодня хватит. Я натерла все полы, – ответила Гортензия.
– Тогда спускайся. Я налила нам с тобой по стаканчику вина.
Лизетт поняла, что они взяли вино из бабушкиного погреба, но в этот момент она не пожалела бы для них никаких деликатесов, ведь они так хорошо ухаживают за домом. Интересно, часто ли они приходят? Лизетт услышала, как женщина по имени Гортензия спустилась на нижний этаж, продолжая бормотать себе что-то под нос, потом исчезла на кухне, закрыв за собой дверь.
Тогда Лизетт молча спустилась в галерею и стала ждать, когда они уйдут. Через четверть часа женщины, не переставая болтать, вышли в вестибюль.
– Сегодня исполнился месяц. Да, Жанна?
– Да, ровно месяц.
Выйдя из дома, они закрыли за собой входную дверь.
Лизетт быстро сбежала вниз и, прильнув к щели в жалюзи, увидела, как женщины запирают ворота. Затем, перекинувшись еще несколькими словами, они разошлись в разные стороны. Прислонившись к стене, Лизетт облегченно вздохнула. Слава Богу, она осталась незамеченной – ведь, несмотря на то, что это был ее дом, тот факт, что она заняла его раньше положенного срока, мог быть веским основанием считать, что она незаконно присвоила себе чужое владение. Женщины могли поднять шум, и тогда неизвестно, что бы сделала ее опекунша Изабель, узнав о случившемся. Если уборщицы вернутся, пусть даже через месяц, ей нельзя оставаться здесь. Лизетт была счастлива снова жить в этом доме, где в каждом помещении царили мир и покой, но она не могла постоянно рисковать.
Забрав сверху купленные вчера продукты, она принесла их на кухню, сварила кофе и устроила себе неприхотливый завтрак. Потом вышла в коридор рядом с кухней и сняла висевшую на крючке связку ключей. Один ключ должен подходить к конюшне, выходящей на боковую улицу, и им открывали заднюю дверь, которой пользовались прислуга и лавочники. Так она сможет ненадолго проникать в дом.
Лизетт прошла вдоль высокого забора по дорожке, которая вела к конюшенному двору и отделяла его от лужайки и цветочных клумб.
Через конюшенный двор она сразу же прошла к калитке, ведущей на улицу, отодвинула засов и после нескольких попыток подобрала нужный ключ, который довольно туго поворачивался в замочной скважине. Надо обязательно капнуть туда масла, подумала Лизетт, чтобы ключ легче проворачивался. Открыв дверь, она выглянула на боковую улицу. На нее не выходили окна соседних домов, так что она осталась незамеченной.
Прежде чем вернуться в дом, она зашла в каретный сарай. Старый экипаж бабушки, укрытый полотнищем, был еще там. Стоял там и прислоненный к стене дамский велосипед, на котором когда-то лихо разъезжала бабушка, увлеченная тогдашней повальной модой на этот вид спорта. Она и Лизетт заразила этим занятием. Ее собственный велосипед – поменьше – тоже сохранился и стоял рядом. Оба покрылись паутиной, но Лизетт не сомневалась, что они еще на ходу. Зайдя в конюшню, она увидела там пустые стойла, в которых когда-то содержались породистые лошади. В детстве она любила кормить их: давала им кусочки сахара и яблоки. Как бы ей хотелось когда-нибудь привести сюда свою дочку, чтобы вместе потрепать лошадь за холку, как в детстве делала она…
При этой мысли Лизетт пронзила такая боль, что девушка невольно вскрикнула и схватилась за виски. Нет! Надо запретить себе думать об этом! Так можно сойти с ума! Однако вопреки ее воле Лизетт охватило такое отчаяние, что бедняжка сжалась в комок, прислонившись к стене конюшни, и разрыдалась от сознания собственного бессилия. Наконец она успокоилась, хотя не могла сдержать слезы, и отправилась на поиски машинного масла. На полке в мастерской рядом с конюшней она нашла небольшую канистру с маслом. Смазав дверной замок в калитке, она вернулась в дом и нагрела воды, чтобы принять ванну.
Она лежала в ванне, пока не остыла вода, и размышляла, как станет жить вдали от ребенка, которого будет любить до последнего вздоха.
Лизетт покинула дом незамеченной и пошла на почту отправить письмо, которое она написала утром Жозефине. В нем она благодарила за щедрый подарок. Следующий визит Лизетт нанесла в бюро вакансий, где ее приняла дородная дама в очках. Рекомендации Лизетт были прочитаны очень внимательно.
– Прекрасные рекомендации, – сказала толстуха. – Вижу, у вас имеется опыт работы – как в качестве экономки, так и продавщицы. У меня есть несколько вакансий: требуется помощница по хозяйству с обязанностями экономки. Кроме этого, есть место продавщицы в скобяной лавке, если это вас заинтересует, и два места бухгалтера: одно – на мебельной фирме, другое – на фабрике Люмьера.
При этих словах у Лизетт перехватило дыхание.
– Мне бы хотелось попробовать на фабрике Люмьера. Кажется, там выпускают фотопластинки?
– Верно. Раньше там была шляпная мастерская, а впоследствии здание приобрел мсье Люмьер, наш знаменитый фотограф. Фотопластинки – это изобретение двух его сыновей, Огюста и Луи. Оба – блестящие предприниматели, первых финансовых успехов добились, когда им было около двадцати лет. Сейчас им немного за тридцать. Они ведут дела на фирме отца и, кажется, очень преуспели в этом.
Женщина решительно кивнула.
– Вы не ошибетесь, если обратитесь туда. Основную работу мсье Люмьер возложил на своих сыновей. Сам он очень заботится о своих работниках, а их у него сегодня больше трехсот человек. Недавно он ввел для сотрудников фирмы новую систему накоплений и пенсионного обеспечения. К сожалению, не все владельцы предприятий следуют его примеру. Я дам вам адреса этой фабрики и мебельной фирмы.
Выйдя из бюро вакансий, Лизетт отправилась в округ Монплезир, где находилась фабрика Люмьера. Она вспомнила, что в детстве ей часто рассказывали о выдающихся способностях Огюста и Луи. Лизетт была уверена, что после ее долгого отсутствия – за это время она из девочки превратилась во взрослую женщину, – сыновья Люмьера вряд ли ее узнают, чего не могла сказать о мсье Люмьере-старшем. Ее фамилия ему хорошо знакома, и при ее упоминании он, скорее всего, сразу вспомнит Лизетт Декур. Но пока она морально не готова к тому, чтобы кто-то узнал о ее возвращения в Лион.
Дойдя до ворот фабрики, Лизетт была ошеломлена ее размерами: появились новые цеха и отделы, жизнь била ключом. Дежурный на входе указал, как пройти в контору.
Она успешно прошла собеседование, и через двадцать минут Лизетт уже показали место в бухгалтерии, где ей предстояло работать. Никого из братьев Люмьеров она так и не увидела, а со следующего понедельника приступала к работе с довольно приличным жалованьем.
Она вышла с фабрики с адресами съемных квартир, которые ей дали в конторе, узнав, что она нуждается в жилье. Вероятно, придется заплатить аванс за квартиру, поэтому она зашла в ломбард, куда сдала бриллиантовую брошь, получив за нее приличные деньги и залоговую квитанцию. В ломбарде ей посоветовали выкупить брошь при первой же возможности.
Через полчаса Лизетт сняла небольшую двухкомнатную квартирку на верхнем этаже огромного здания в хорошем районе, и, как она и предвидела, аванс пришлось заплатить за четыре недели вперед. Комнаты были оклеены обоями с узором из розочек. Мебель Лизетт вполне устраивала: удобная, хотя и знавшая лучшие времена. В квартире было все необходимое: газ, небольшая кухонька в нише за портьерой, комплект посуды, включая чайник, пару битых кастрюль, которые можно будет заменить, взяв несколько вещей из Белькура. На этаже была небольшая ванная комната, которой она могла пользоваться вместе с другими жильцами.
Как-то вечером, смахнув пыль с бабушкиного велосипеда, она прикрепила к багажнику дорожную сумку и чемодан, которые нашла в доме, уложила в них кое-что из постельного белья, несколько полотенец, металлическую посуду, две чашки с блюдцами и пару тарелок. В доме всего было предостаточно, но она отобрала лишь те вещи, исчезновение которых уборщицы не заметят. Потом снова заперла дом и села на велосипед. Вначале Лизетт чувствовала неуверенность при езде: колеса вихляли, велосипед заносило в разные стороны, но она быстро освоилась и ровно крутила педали.
Лизетт подъехала к своему новому пристанищу как раз в тот момент, когда из него выходил высокий, черноволосый, элегантно одетый мужчина. По-видимому, один из жильцов этого дома, подумала она, обратив на него внимание. У него было широкое симпатичное лицо с длинным прямым носом и красивыми полными губами. На вид ему можно было дать около тридцати лет. Он улыбнулся ей, приподняв коричневую шляпу и сверкнув глазами необыкновенной голубизны.
– Добрый вечер, мадемуазель, – приветствовал он. – Я вижу, вы заселяетесь.
Лизетт вопросительно посмотрела на него.
– Да, я только что поселилась здесь. Вы случайно не знаете, где можно поставить велосипед? Я забыла спросить у хозяина.
– За домом есть место под навесом. Давайте ваш велосипед, я покажу.
Взявшись за руль велосипеда, он покатил его по узкой асфальтированной дорожке. Лизетт шла за ним следом, он улыбался, повернув голову в ее сторону.
– Меня зовут Мишель Ферран. Я живу на первом этаже.
Лизетт знала, что на первом этаже находятся более дорогие квартиры большей площади и с отдельными ванными.
– А я в мансарде, – ответила Лизетт и назвала свое имя.
Они подошли к небольшому дворику с навесом.
– Здесь вы можете оставлять велосипед, не беспокоясь за его сохранность, мадемуазель Декур, – заверил он.
Вместе они вернулись к главному входу, и мужчина помог ей донести багаж. Не дойдя пару пролетов до своей двери, она остановилась, поблагодарила его и попрощалась.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал он и снова спустился вниз, а Лизетт вошла в свое новое жилище.
Глава 12
Только спустя три недели после выхода на работу Лизетт впервые увидела братьев Люмьеров, хотя они бывали здесь ежедневно. Она заметила, как они стояли вдвоем во дворе и оживленно беседовали, бурно жестикулируя. Оба брата – Огюст и Луи – были очень привлекательные молодые мужчины интеллигентной наружности, с темными волосами и красивыми черными усами. Их усы Лизетт хорошо помнила с детства.
Ее новые сослуживцы многое рассказали о братьях, а кое-что она знала и сама. Оба обладали незаурядными способностями к науке. Во время школьных каникул и в любую свободную минуту они всегда помогали отцу в его экспериментах в фотографии, часто и подолгу работали – иногда даже в ущерб своему здоровью.
Люмьеры женились на сестрах, Маргарите и Розе, дочерях местного пивовара Альфонса Уинклера, старого друга их отца. Старшая дочь Люмьера по имени Жанна вышла замуж первая – за профессора. По мере укрепления дружбы между семьями Люмьеров и Уинклеров две другие дочери Люмьера – Жюльетт и Франциска – вышли замуж за сыновей Уинклера Жюля и Шарля. У Люмьеров был еще десятилетний брат Эдуард, и в семье шутили, что ему ничего другого не остается, как жениться на младшей дочери пивовара.
– В доме Люмьеров всегда была семейная гармония, – сообщила Лизетт пожилая сотрудница по имени Од. – Мсье и мадам Люмьер вместе с двумя сыновьями и их женами всегда собираются в доме Огюста или Луи на семейные торжества, а иногда без всякого повода – просто развлечься. Говорят, что когда они собираются вместе, то каждый из них съедает больше, чем, если бы ел в одиночку. Все члены семейства играют на музыкальных инструментах и часто устраивают импровизированные концерты. Мсье Люмьер хорошо поет – у него роскошный баритон.
Лизетт ничего не ответила. Она и сама помнила, какое наслаждение получала от музыкальных вечеров, когда вместе с бабушкой бывала в их доме. Сейчас, спустя много лет, она понимала, что своей любовью к музыке она во многом обязана этим вечерам.
В памяти Лизетт хорошо сохранились рассказы мсье Люмьера о тех временах, когда ему приходилось петь для заработка в казино и кафе, пробивая себе дорогу в карьере фотографа. Лизетт подумала про себя, что Даниэль тоже в чем-то похож на папашу Люмьера: он такой же целеустремленный.
Она хорошо помнила, что мсье Люмьер с юных лет отличался большой расточительностью. Как только у него заводились хотя бы небольшие деньги, он был не прочь сразу же их спустить, и эта привычка сохранилась у него на всю жизнь. Уже после прихода на фабрику Лизетт узнала, что сыновья дважды спасали отца от банкротства, благодаря чему удалось сохранить состояние семьи. При всех своих недостатках мсье Люмьер обладал бесподобным шармом и широтой натуры.
– Да, это исключительная семья – во всех отношениях, – отметила Лизетт.
– Правда! – подтвердила Од. – Я мечтаю, чтобы моя семья хоть в чем-то была похожа на них, но, к сожалению, у нас все наоборот.
Лизетт улыбнулась, прекрасно понимая, что процветание и семейное счастье Люмьеров во многом объяснялись их бесконечной добротой и заботой о других людях, в том числе их работников. Как ей хотелось встретиться с мсье и мадам Люмьер, которые наверняка знали о скандале, разразившемся после «истории со сбежавшей невестой». Лизетт верила, что при их душевной доброте, несмотря ни на что, они были бы рады ее видеть, однако не хотела их беспокоить, а тем более получить служебные привилегии благодаря своему знакомству с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В ящике для белья, где обычно хранили постельные принадлежности, переложенные маленькими мешочками с лавандой, Лизетт нашла чистые простыни, наволочки и одеяла. Все необходимое она взяла на чердак. Постелив постель и взбив подушки, улеглась, предавшись своим думам, отгоняя лишь мучительные мысли о дочери. Рана была еще слишком свежа, слишком тяжела, и надо было держаться изо всех сил, чтобы выжить. Сейчас ей придется думать только о самых насущных делах – поисках работы и подходящего временного жилья. Так она незаметно погрузилась в глубокий здоровый сон, а утром была разбужена каким-то шумом, доносившимся снизу. В доме кто-то был. Слышались чьи-то шаги.
Спрыгнув с кровати, Лизетт подошла к двери и услышала, как какая-то женщина что-то бормотала про себя, подметая веником пол. Потом на лестнице раздался другой женский голос:
– Гортензия, ты все закончила?
– Почти все, но на сегодня хватит. Я натерла все полы, – ответила Гортензия.
– Тогда спускайся. Я налила нам с тобой по стаканчику вина.
Лизетт поняла, что они взяли вино из бабушкиного погреба, но в этот момент она не пожалела бы для них никаких деликатесов, ведь они так хорошо ухаживают за домом. Интересно, часто ли они приходят? Лизетт услышала, как женщина по имени Гортензия спустилась на нижний этаж, продолжая бормотать себе что-то под нос, потом исчезла на кухне, закрыв за собой дверь.
Тогда Лизетт молча спустилась в галерею и стала ждать, когда они уйдут. Через четверть часа женщины, не переставая болтать, вышли в вестибюль.
– Сегодня исполнился месяц. Да, Жанна?
– Да, ровно месяц.
Выйдя из дома, они закрыли за собой входную дверь.
Лизетт быстро сбежала вниз и, прильнув к щели в жалюзи, увидела, как женщины запирают ворота. Затем, перекинувшись еще несколькими словами, они разошлись в разные стороны. Прислонившись к стене, Лизетт облегченно вздохнула. Слава Богу, она осталась незамеченной – ведь, несмотря на то, что это был ее дом, тот факт, что она заняла его раньше положенного срока, мог быть веским основанием считать, что она незаконно присвоила себе чужое владение. Женщины могли поднять шум, и тогда неизвестно, что бы сделала ее опекунша Изабель, узнав о случившемся. Если уборщицы вернутся, пусть даже через месяц, ей нельзя оставаться здесь. Лизетт была счастлива снова жить в этом доме, где в каждом помещении царили мир и покой, но она не могла постоянно рисковать.
Забрав сверху купленные вчера продукты, она принесла их на кухню, сварила кофе и устроила себе неприхотливый завтрак. Потом вышла в коридор рядом с кухней и сняла висевшую на крючке связку ключей. Один ключ должен подходить к конюшне, выходящей на боковую улицу, и им открывали заднюю дверь, которой пользовались прислуга и лавочники. Так она сможет ненадолго проникать в дом.
Лизетт прошла вдоль высокого забора по дорожке, которая вела к конюшенному двору и отделяла его от лужайки и цветочных клумб.
Через конюшенный двор она сразу же прошла к калитке, ведущей на улицу, отодвинула засов и после нескольких попыток подобрала нужный ключ, который довольно туго поворачивался в замочной скважине. Надо обязательно капнуть туда масла, подумала Лизетт, чтобы ключ легче проворачивался. Открыв дверь, она выглянула на боковую улицу. На нее не выходили окна соседних домов, так что она осталась незамеченной.
Прежде чем вернуться в дом, она зашла в каретный сарай. Старый экипаж бабушки, укрытый полотнищем, был еще там. Стоял там и прислоненный к стене дамский велосипед, на котором когда-то лихо разъезжала бабушка, увлеченная тогдашней повальной модой на этот вид спорта. Она и Лизетт заразила этим занятием. Ее собственный велосипед – поменьше – тоже сохранился и стоял рядом. Оба покрылись паутиной, но Лизетт не сомневалась, что они еще на ходу. Зайдя в конюшню, она увидела там пустые стойла, в которых когда-то содержались породистые лошади. В детстве она любила кормить их: давала им кусочки сахара и яблоки. Как бы ей хотелось когда-нибудь привести сюда свою дочку, чтобы вместе потрепать лошадь за холку, как в детстве делала она…
При этой мысли Лизетт пронзила такая боль, что девушка невольно вскрикнула и схватилась за виски. Нет! Надо запретить себе думать об этом! Так можно сойти с ума! Однако вопреки ее воле Лизетт охватило такое отчаяние, что бедняжка сжалась в комок, прислонившись к стене конюшни, и разрыдалась от сознания собственного бессилия. Наконец она успокоилась, хотя не могла сдержать слезы, и отправилась на поиски машинного масла. На полке в мастерской рядом с конюшней она нашла небольшую канистру с маслом. Смазав дверной замок в калитке, она вернулась в дом и нагрела воды, чтобы принять ванну.
Она лежала в ванне, пока не остыла вода, и размышляла, как станет жить вдали от ребенка, которого будет любить до последнего вздоха.
Лизетт покинула дом незамеченной и пошла на почту отправить письмо, которое она написала утром Жозефине. В нем она благодарила за щедрый подарок. Следующий визит Лизетт нанесла в бюро вакансий, где ее приняла дородная дама в очках. Рекомендации Лизетт были прочитаны очень внимательно.
– Прекрасные рекомендации, – сказала толстуха. – Вижу, у вас имеется опыт работы – как в качестве экономки, так и продавщицы. У меня есть несколько вакансий: требуется помощница по хозяйству с обязанностями экономки. Кроме этого, есть место продавщицы в скобяной лавке, если это вас заинтересует, и два места бухгалтера: одно – на мебельной фирме, другое – на фабрике Люмьера.
При этих словах у Лизетт перехватило дыхание.
– Мне бы хотелось попробовать на фабрике Люмьера. Кажется, там выпускают фотопластинки?
– Верно. Раньше там была шляпная мастерская, а впоследствии здание приобрел мсье Люмьер, наш знаменитый фотограф. Фотопластинки – это изобретение двух его сыновей, Огюста и Луи. Оба – блестящие предприниматели, первых финансовых успехов добились, когда им было около двадцати лет. Сейчас им немного за тридцать. Они ведут дела на фирме отца и, кажется, очень преуспели в этом.
Женщина решительно кивнула.
– Вы не ошибетесь, если обратитесь туда. Основную работу мсье Люмьер возложил на своих сыновей. Сам он очень заботится о своих работниках, а их у него сегодня больше трехсот человек. Недавно он ввел для сотрудников фирмы новую систему накоплений и пенсионного обеспечения. К сожалению, не все владельцы предприятий следуют его примеру. Я дам вам адреса этой фабрики и мебельной фирмы.
Выйдя из бюро вакансий, Лизетт отправилась в округ Монплезир, где находилась фабрика Люмьера. Она вспомнила, что в детстве ей часто рассказывали о выдающихся способностях Огюста и Луи. Лизетт была уверена, что после ее долгого отсутствия – за это время она из девочки превратилась во взрослую женщину, – сыновья Люмьера вряд ли ее узнают, чего не могла сказать о мсье Люмьере-старшем. Ее фамилия ему хорошо знакома, и при ее упоминании он, скорее всего, сразу вспомнит Лизетт Декур. Но пока она морально не готова к тому, чтобы кто-то узнал о ее возвращения в Лион.
Дойдя до ворот фабрики, Лизетт была ошеломлена ее размерами: появились новые цеха и отделы, жизнь била ключом. Дежурный на входе указал, как пройти в контору.
Она успешно прошла собеседование, и через двадцать минут Лизетт уже показали место в бухгалтерии, где ей предстояло работать. Никого из братьев Люмьеров она так и не увидела, а со следующего понедельника приступала к работе с довольно приличным жалованьем.
Она вышла с фабрики с адресами съемных квартир, которые ей дали в конторе, узнав, что она нуждается в жилье. Вероятно, придется заплатить аванс за квартиру, поэтому она зашла в ломбард, куда сдала бриллиантовую брошь, получив за нее приличные деньги и залоговую квитанцию. В ломбарде ей посоветовали выкупить брошь при первой же возможности.
Через полчаса Лизетт сняла небольшую двухкомнатную квартирку на верхнем этаже огромного здания в хорошем районе, и, как она и предвидела, аванс пришлось заплатить за четыре недели вперед. Комнаты были оклеены обоями с узором из розочек. Мебель Лизетт вполне устраивала: удобная, хотя и знавшая лучшие времена. В квартире было все необходимое: газ, небольшая кухонька в нише за портьерой, комплект посуды, включая чайник, пару битых кастрюль, которые можно будет заменить, взяв несколько вещей из Белькура. На этаже была небольшая ванная комната, которой она могла пользоваться вместе с другими жильцами.
Как-то вечером, смахнув пыль с бабушкиного велосипеда, она прикрепила к багажнику дорожную сумку и чемодан, которые нашла в доме, уложила в них кое-что из постельного белья, несколько полотенец, металлическую посуду, две чашки с блюдцами и пару тарелок. В доме всего было предостаточно, но она отобрала лишь те вещи, исчезновение которых уборщицы не заметят. Потом снова заперла дом и села на велосипед. Вначале Лизетт чувствовала неуверенность при езде: колеса вихляли, велосипед заносило в разные стороны, но она быстро освоилась и ровно крутила педали.
Лизетт подъехала к своему новому пристанищу как раз в тот момент, когда из него выходил высокий, черноволосый, элегантно одетый мужчина. По-видимому, один из жильцов этого дома, подумала она, обратив на него внимание. У него было широкое симпатичное лицо с длинным прямым носом и красивыми полными губами. На вид ему можно было дать около тридцати лет. Он улыбнулся ей, приподняв коричневую шляпу и сверкнув глазами необыкновенной голубизны.
– Добрый вечер, мадемуазель, – приветствовал он. – Я вижу, вы заселяетесь.
Лизетт вопросительно посмотрела на него.
– Да, я только что поселилась здесь. Вы случайно не знаете, где можно поставить велосипед? Я забыла спросить у хозяина.
– За домом есть место под навесом. Давайте ваш велосипед, я покажу.
Взявшись за руль велосипеда, он покатил его по узкой асфальтированной дорожке. Лизетт шла за ним следом, он улыбался, повернув голову в ее сторону.
– Меня зовут Мишель Ферран. Я живу на первом этаже.
Лизетт знала, что на первом этаже находятся более дорогие квартиры большей площади и с отдельными ванными.
– А я в мансарде, – ответила Лизетт и назвала свое имя.
Они подошли к небольшому дворику с навесом.
– Здесь вы можете оставлять велосипед, не беспокоясь за его сохранность, мадемуазель Декур, – заверил он.
Вместе они вернулись к главному входу, и мужчина помог ей донести багаж. Не дойдя пару пролетов до своей двери, она остановилась, поблагодарила его и попрощалась.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал он и снова спустился вниз, а Лизетт вошла в свое новое жилище.
Глава 12
Только спустя три недели после выхода на работу Лизетт впервые увидела братьев Люмьеров, хотя они бывали здесь ежедневно. Она заметила, как они стояли вдвоем во дворе и оживленно беседовали, бурно жестикулируя. Оба брата – Огюст и Луи – были очень привлекательные молодые мужчины интеллигентной наружности, с темными волосами и красивыми черными усами. Их усы Лизетт хорошо помнила с детства.
Ее новые сослуживцы многое рассказали о братьях, а кое-что она знала и сама. Оба обладали незаурядными способностями к науке. Во время школьных каникул и в любую свободную минуту они всегда помогали отцу в его экспериментах в фотографии, часто и подолгу работали – иногда даже в ущерб своему здоровью.
Люмьеры женились на сестрах, Маргарите и Розе, дочерях местного пивовара Альфонса Уинклера, старого друга их отца. Старшая дочь Люмьера по имени Жанна вышла замуж первая – за профессора. По мере укрепления дружбы между семьями Люмьеров и Уинклеров две другие дочери Люмьера – Жюльетт и Франциска – вышли замуж за сыновей Уинклера Жюля и Шарля. У Люмьеров был еще десятилетний брат Эдуард, и в семье шутили, что ему ничего другого не остается, как жениться на младшей дочери пивовара.
– В доме Люмьеров всегда была семейная гармония, – сообщила Лизетт пожилая сотрудница по имени Од. – Мсье и мадам Люмьер вместе с двумя сыновьями и их женами всегда собираются в доме Огюста или Луи на семейные торжества, а иногда без всякого повода – просто развлечься. Говорят, что когда они собираются вместе, то каждый из них съедает больше, чем, если бы ел в одиночку. Все члены семейства играют на музыкальных инструментах и часто устраивают импровизированные концерты. Мсье Люмьер хорошо поет – у него роскошный баритон.
Лизетт ничего не ответила. Она и сама помнила, какое наслаждение получала от музыкальных вечеров, когда вместе с бабушкой бывала в их доме. Сейчас, спустя много лет, она понимала, что своей любовью к музыке она во многом обязана этим вечерам.
В памяти Лизетт хорошо сохранились рассказы мсье Люмьера о тех временах, когда ему приходилось петь для заработка в казино и кафе, пробивая себе дорогу в карьере фотографа. Лизетт подумала про себя, что Даниэль тоже в чем-то похож на папашу Люмьера: он такой же целеустремленный.
Она хорошо помнила, что мсье Люмьер с юных лет отличался большой расточительностью. Как только у него заводились хотя бы небольшие деньги, он был не прочь сразу же их спустить, и эта привычка сохранилась у него на всю жизнь. Уже после прихода на фабрику Лизетт узнала, что сыновья дважды спасали отца от банкротства, благодаря чему удалось сохранить состояние семьи. При всех своих недостатках мсье Люмьер обладал бесподобным шармом и широтой натуры.
– Да, это исключительная семья – во всех отношениях, – отметила Лизетт.
– Правда! – подтвердила Од. – Я мечтаю, чтобы моя семья хоть в чем-то была похожа на них, но, к сожалению, у нас все наоборот.
Лизетт улыбнулась, прекрасно понимая, что процветание и семейное счастье Люмьеров во многом объяснялись их бесконечной добротой и заботой о других людях, в том числе их работников. Как ей хотелось встретиться с мсье и мадам Люмьер, которые наверняка знали о скандале, разразившемся после «истории со сбежавшей невестой». Лизетт верила, что при их душевной доброте, несмотря ни на что, они были бы рады ее видеть, однако не хотела их беспокоить, а тем более получить служебные привилегии благодаря своему знакомству с ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40