Аннотация
С героем романа «Огонь, гори!» происходят чудеса. Не ведая как, он, сыщик Скотленд-Ярда, переносится в давно прошедшие времена и там попадает в переделку, едва не закончившуюся для него трагически.
Джон Диксон Карр
Огонь, гори!
Посвящается сэру Аллену Лейну
Глава 1
«Кого пошлешь ты привести его?»
Невозможно совершить убийство в просторной, ярко освещенной галерее на глазах у трех свидетелей. И тем не менее одну женщину убили именно так.
По словам Чевиота, самое непостижимое преступление в его практике относится к 1829 году — то есть оно было совершено за восемь лет до вступления на престол королевы Виктории. Тогда в последний раз расцвели щеголи-денди. В своих комнатах, битком набитых драгоценными безделушками, загадочно улыбались красавицы куртизанки с белой кожей, а старый, тучный Георг Четвертый мучился одышкой в Виндзорском замке.
Но поскольку сейчас, в середине двадцатого века, суперинтендент уголовного розыска Джон Чевиот жив-здоров и его даже нельзя назвать пожилым человеком, предыдущие слова нуждаются в некоторых разъяснениях.
Однажды октябрьским вечером — было около десяти часов — Чевиот поймал такси на Юстон-роуд.
— В Скотленд-Ярд, — бросил он шоферу, усаживаясь на сиденье и захлопывая дверцу.
Чевиот — суперинтендент отделения «С-1» уголовного розыска, которое в Просторечии именуют «убойным отделом». Своим продвижением по службе Чевиот обязан заместителю главы столичной полиции, который считает, что повышать следует за способности, а не за выслугу лет.
В наши дни служба в полиции не считается зазорной даже для выпускника Винчестера и Тринити-колледжа в Кембридже. А если данный выпускник хорошо справляется со своими основными обязанностями, никто не станет возражать против его невинной причуды — рыться в Центральном архиве Скотленд-Ярда и читать о преступлениях, совершенных в древности.
За годы службы в полиции Чевиот приучился сдерживать слишком пылкое воображение. На вид он казался таким же бесстрастным, как и все остальные. Аскетическая обстановка привилегированной частной школы неплохо подготовила его к полувоенной дисциплине, принятой в полиции. И за то, что он не сошел с ума после произошедших с ним необычайных событий, ему следует благодарить женщину и собственное чувство юмора.
Итак, Чевиот сел в такси на Юстон-роуд и велел отвезти его в Скотленд-Ярд.
На улице было сыро и душно, хотя и не слишком тепло; постепенно сгущался туман. Чевиот не следил за дорогой, так как размышлял об одном деле, не имеющем отношения к нашему рассказу. Он уверяет, что не испытывал никакого дурного предчувствия. Когда такси остановилось почти в том самом месте, где ему и следовало остановиться, он даже не понял, что некие темные силы уже пронзили толщу веков и затянули его в омут прошлого.
«Если поденщица говорит правду…» — размышлял Чевиот, наклоняясь влево.
Он открыл дверцу, собираясь выйти из машины, но ударился головой; шляпа упала на пол.
Оторванный от своих мыслей, Чевиот нагнулся. Странно! Мягкая фетровая шляпа не могла произвести такого стука.
Что-то привлекло его внимание, и он посмотрел вперед. На месте обычного фонарного столба он увидел за пеленой тумана газовый фонарь, накрытый стеклянным колпаком, похожим на гробик.
Чевиот ничего не понял и даже не особенно удивился: многие районы Лондона до сих пор освещаются газом.
Он осторожно нагнулся, поднял свой головной убор за плотное изогнутое поле и полез наружу. Однако нога нащупала не обычную подножку автомобиля, а высокую ступеньку экипажа. По обе стороны экипажа висели медные масляные лампы. И хотя Чевиот ничего не видел в тусклом свете, нос его уловил запах конюшни.
Он ничего не сказал. Выражение его лица не изменилось. Он спрыгнул на землю — и его обдало брызгами грязи, толстым слоем покрывшей булыжную мостовую.
— Сколько с меня? — Чевиоту показалось, что голос его звучит громче обычного.
— Шиллинг, — буркнул кебмен.
Может, все дело было в предательской игре воображения, но Чевиота больше всего поразили ненависть и мстительность в низком голосе возницы.
— Шиллинг. Понятно, — механически повторил Чевиот. — Где я вас нанял?
Рядом злобно, с ненавистью щелкнул невидимый хлыст.
— На Юстон-роуд, да приказали везти на шотландское подворье, то бишь в Скотленд-Ярд. Ну, вот и приехали, Уайт-холл-Плейс, номер четыре, будь он неладен! — Снова щелкнул хлыст. — Стало быть, платите!
Чевиот оглядел головной убор, который держал в руке. Он напоминал современный цилиндр, только был выше и тяжелее; тускло поблескивал бобровый ворс. Чевиот осторожно дернул себя за волосы. С прической тоже творилось что-то неладное: ему показалось, что волосы стали гуще.
Суперинтендент сунул руку в карман брюк. Оказалось, что на нем длиннополый сюртук тонкого черного сукна и довольно тесные панталоны; он с трудом добрался до кармана и выудил оттуда горсть монет.
В газовом свете тускло блеснуло серебро. Увидев профиль на монетах, суперинтендент Чевиот застыл, точно громом пораженный.
Из темноты снова послышался хриплый голос невидимого кебмена.
— Фу-ты ну-ты, важная шишка! — с ненавистью проговорил он. — Небось подручный Бобби Пиля из этой… как ее… полиции, будь она неладна!
— Что такое?!
— Оглох, что ли? — еще больше взъярился кебмен. — Ишь, как вырядился, весь в пестром, точно попугай! Да вдобавок еще и зубы мне заговаривает. Небось цену хочешь сбавить? Не выйдет!
Чевиот поднял голову.
— А ну-ка тихо, — приказал он.
Когда-то одна женщина-репортер назвала внешность суперинтендента Чевиота из отдела убийств примечательной. Она написала: «У него довольно зловещие светло-серые глаза, хотя мне он показался довольно добродушным».
Разумеется, репортерша преувеличивала. И все же, увидев выражение лица своего пассажира, кебмен словно захлебнулся. Светло-серые глаза резко выделялись на впалом лице, казавшемся еще тоньше на фоне высокого остроконечного воротника и небрежно повязанного широкого черного атласного галстука.
«Да ну его!» — подумалось кучеру. Ему сразу расхотелось ругаться с «важной шишкой», у которой был такой угрожающий вид.
— Вот, возьми, — негромко сказал Чевиот и сунул кебмену два шиллинга, хотя тот даже не потрудился заранее спрыгнуть на землю и открыть перед пассажиром дверцу.
Если плата за проезд от Юстон-роуд всего шиллинг, то он дал грубияну непомерные чаевые. Кебмен жадно схватил монеты и взмахнул хлыстом. Кренясь на сторону и утопая в грязи, кеб покатил прочь и вскоре скрылся из вида. Странная ночь! Однако невидимый голос еще успел с ненавистью прокричать из темноты:
— Мусор! Шпион!
Джон Чевиот повернулся и зашагал налево. Над входом в кирпичный дом на углу горел свет. Очень неприятно было брести по холодной грязи, доходившей до щиколоток и противно чавкавшей под ногами.
Неужели все это происходит наяву?
Да нет, не может быть!
«Это старый Скотленд-Ярд, — подумал Чевиот. — Именно так он и должен выглядеть. Он находился в нескольких сотнях ярдов от того места, куда мне нужно попасть. И ничуть не изменился. Я вижу его собственными глазами; чувства и мозг меня не обманывают».
Вдруг им овладели ужас и отчаяние.
«Боже мой, неужели я не сплю? Неужели все происходит наяву?… Наверное, я перетрудился…»
Тогда-то он впервые и увидел ее…
Под самые окна дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс подкатила черная лакированная коробка на четырех позолоченных колесах — закрытая карета, влекомая лоснящимися гнедыми лошадьми. Чевиот заметил карету не сразу — фонари, висевшие по обе ее стороны, почти погасли. И лишь когда кучер в цилиндре и красной ливрее спрыгнул на землю и подкрутил фитили, фонари загорелись ярко-желтым пламенем.
Дверца распахнулась, и взору суперинтендента предстала женская ножка; ее обладательница махнула рукой кучеру и посмотрела Чевиоту в лицо с расстояния всего десяти футов.
— Мистер Чевиот! — тихо позвала она. Голос у нее был негромкий и мелодичный. В некотором замешательстве дама опустила длинные ресницы и снова села.
Чевиот не сдвинулся с места.
Хуже не придумаешь! Он почти не успел разглядеть даму. Она показалась суперинтенденту знакомой, хотя он никогда раньше ее не видел. Явно не молоденькая девушка — ей лет тридцать, а может, и больше. Выглядит зрелой женщиной, что лишь добавляет ей обаяния.
На незнакомке было платье из белой парчи со светло-желтыми полосками; плечи и грудь обнажены, руки голые. Волосы ее, чистое золото, были разделены посередине пробором и уложены сзади венцом; лоб и уши открыты. Поразительно красивое лицо слегка нарумянено и напудрено. На губах ни следа помады; ротик маленький, однако губы полные и чувственные. Подбородок округлый. Поражали огромные глаза — темные и невинные, как у четырнадцатилетней девочки.
Однако невинной дама не являлась никоим образом.
Чевиот понял, что должен подойти к карете, однако ноги не слушались его. Краем глаза он подметил: кучер в цилиндре и красной ливрее взобрался на козлы, сел прямо, как палка, и уставился вдаль, словно намекая на то, что он ничего не слышит и не видит.
Чевиот снял шляпу, поднялся на ступеньку и заглянул в карету.
Это был не дешевый наемный экипаж. Внутри сладко пахло жасминовыми духами. Женщина сидела, утопая в пурпурно-красных подушках, откинув голову назад, полузакрыв невинные темно-синие глаза. Однако при виде Чевиота она выпрямилась.
— Милый! — произнесла она страстно и так тихо, что он с трудом расслышал ее. Потом подставила губы для поцелуя.
— Мадам, — отозвался Чевиот, — как вас зовут? Синие глаза изумленно раскрылись.
— Ведь ваше имя Флора? Не так ли?
— Как будто ты не знаешь!
— Вы леди Дрейтон. Вы вдова и живете на…
Ему вскоре предстояло узнать: даже в минуты крайнего гнева или страсти она вдруг становилась застенчивой, почти робкой.
— Я живу, — прошептала женщина, — там, где, надеюсь, будешь жить и ты… как всегда.
Внешне невозмутимый Чевиот никак не мог объяснить свое поведение. Упав на одно колено, он обвил руками прелестную талию и прижался щекой к обворожительной груди.
— Не смейся надо мной! — попросил он. — Ради бога, не смейся надо мной!
Флора не пообещала, что не станет смеяться, и не вскрикнула от боли, хотя он сжал ее довольно сильно. Просто обвила шею Чевиота руками и прижалась щекой к его голове.
— Милый! Что случилось? В чем дело?
— Я выжил из ума! Я душевнобольной! Мое место в сумасшедшем доме! Понимаешь…
Примерно полминуты он то шептал, то вскрикивал как безумный. Вряд ли Флора, запомнившая все, что он говорил, и повторявшая ему его же слова позже, поняла хотя бы одну десятую часть его речи.
Однако по мере того, как Чевиот говорил, окутавший его мрак понемногу рассеивался. Щекой он чувствовал мягкую плоть; грудь Флоры то вздымалась, то опускалась.
Вспомнив о том, что он на службе, Чевиот с трудом поднялся, нечаянно наступив на подол бело-желтого парчового платья — узкого в талии, но с широкой, по моде, юбкой. Выпрямиться во весь рост в карете он не мог. Наклонившись к Флоре, он положил руки ей на плечи. Она откинула голову.
Казалось, ее стройная шея вот-вот надломится под тяжестью пышной золотой короны волос. Огромные невинные глаза наполнились слезами, Флора вздрогнула. Она была так осязаема, так чувственна, что у Чевиота голова пошла кругом…
— Ты не душевнобольной, — тихо проговорила она, но тут же скривила губы и отвернулась. — Если не считать того, что ты хочешь стать суперинтендентом центральной компании или центрального отделения — как там они называются? — Она посмотрела на него в упор. — И если ты сошел с ума, то кто же тогда я?
— Ты вышла из картинки в книге!
— Что такое, милый?…
— Точнее, из альбома с рисунками из…
Чевиот вовремя остановился и не добавил: «Из Музея Виктории и Альберта».
— Никто не знает, и никто никогда не узнает, — продолжал он, — как долго я тебя люблю!
— Надеюсь, что нет. — Ее шепот воспламенял его еще больше. — Ах, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома! Но… ты не опоздаешь на свою встречу?
— Встречу? С кем?
— С мистером Мейном и полковником Роуэном, разумеется!
Рядом с Флорой на подушках лежали широкополая итальянская шляпа и красная кашемировая шаль. Чевиот разглядывал их в полумраке. Как человек, хорошо знавший историю, он помнил, что Ричард Мейн и полковник Чарльз Роуэн были двумя первыми начальниками — или комиссарами — полиции.
Он читал о них в архиве, видел их портреты. Он знал…
— Ты имеешь в виду… — спросил он, откашлявшись, — сподвижников сэра Роберта Пиля?…
— Как сэра Роберта?! — ошеломленно переспросила Флора. — Я слышала, что старый сэр Роберт очень болен. Говорят, он не жилец. Но неужели он уже умер? И неужели мистер Пиль унаследовал титул баронета?
— Нет, нет еще! — воскликнул Чевиот. — Прости, — добавил он тише. — Я оговорился.
— Ладно, — проворковала Флора. — По-моему, тебе пора. Но прошу, пожалуйста, возвращайся скорее!
И она снова подставила губы для поцелуя.
Умолчим о том, что происходило в течение следующих нескольких минут. Когда Чевиот, покинув карету, уверенно зашагал к двери дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс, ужаса он больше не испытывал.
«Ну же! — подхлестывал его насмешливый внутренний голос. — Разве не сбылась еще одна твоя мечта — тайная, заветная мечта? Разве ты не хотел посмотреть, как работал первый в истории Скотленд-Ярд? Тогда на улицах бушевала чернь, тогда совершались самые темные злодеяния, тогда полицейских ненавидели и считали помехой личной свободы. Тогда таинственные преступления — кражи со взломом, убийства — раскрывались лишь благодаря счастливой случайности или в результате доноса… Давай признаем, — продолжал все тот же насмешливый голос, — что убийство всегда омерзительно и совсем неинтересно; настоящие убийства совсем не похожи на те, что описывают в романах. И все же! Разве тебе не хотелось произвести впечатление на своих знаменитых предшественников, раскрыв какое-нибудь зловещее преступление по отпечаткам пальцев, следам пуль или благодаря современной дедукции?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33