Сегодня вечером она оказалась в весьма затруднительном положении – снова.
Не стоит упиваться жалостью к себе.
Блисс положила на стол пакет с пирожным для Бобби.
Себастьян сказал, что у них сейчас были бы дети, если бы они не расстались.
Но этого не будет никогда, они никогда не будут вместе. Так к чему впадать в слезливые сожаления по поводу того, что могло бы быть? «Некоторым из женщин нет нужды доказывать, что они могут найти свое место в этом мире, – заявила Киттен Уинтерс. – Например, твой отец никогда не хотел видеть рядом с собой женщину, которая считала бы себя более умной, чем он сам. Верно, Моррис?»
Нашла подходящее время вспомнить о родителях! Ведь она ни разу в жизни ничем их не порадовала. Так что теперь их мнение не должно ее интересовать.
«С нашим положением и связями ты можешь рассчитывать на такого мужа, о каком иным девушкам остается только мечтать, – сказал Моррис Уинтерс. – Работа в школе – дело хорошее. А преподавать в колледже? Не думаю, милая моя. Сейчас я требую от тебя не слишком много, всего лишь соответствия определенным нормам. Опять же – верность. Преданность. Самоотверженная отдача во всем. Вот, собственно, и все. Единство семьи – вот что нужно. Нашей семьи. Крепкий союз поможет осуществлению наших планов. Ты вполне симпатичная. Мы будем неплохо смотреться втроем».
Мамочка с папочкой мечтали о Белом доме. А Блисс никогда не считалась образцовой дочерью. В конце концов она восстала и объявила о своей самостоятельности и независимости. На людях родители твердили о безмерной, безграничной гордости за свою дочь. В действительности же, в домашней обстановке, они обращались к ней лишь с требованиями и предупреждениями либо для того, чтобы сообщить о «семейных мероприятиях». Когда Блисс решила посвятить себя общине художников в Хоул-Пойнте, ее матушка возложила на свои плечи тяжелую ношу – попыталась снова вовлечь Блисс в общественную жизнь, «цивилизовать» ее. Недавно Киттен позвонила и потребовала объяснить, почему в газетах всплыла история про Себастьяна и «Раптор вижн» и какое отношение все это имеет к Блисс.
Блисс достала из холодильника кувшин с лимонадом и наполнила высокий стакан. Затем вышла из кухни и побрела к себе через большую комнату, в которой частенько собирались постоянные обитатели общины. Она даже не потрудилась зажечь свет. Все пять лет, что Блисс прожила в доме тетушки, сестры отца – она и оставила племяннице дом в наследство, – ей было вполне достаточно света луны, чтобы найти дорогу.
«Она вполне может иметь успех среди мужчин, – говорила Киттен, – ей нужно лишь немного помочь. Заставить постричь эти ужасные космы и научить пользоваться косметикой. И еще, выброси свой гардероб! Доверься мне, и мы подберем для тебя вещи, которые помогут скрыть, во всяком случае, не станут подчеркивать твои недостатки. И конечно, нужно убрать эти жуткие очки. Заменить контактными линзами».
В прежние годы, когда Блисс была школьницей, мать категорически возражала против контактных линз. В конце концов Блисс и сама перестала настаивать. Особенно когда встретилась, а потом рассталась с Себастьяном.
Боль и волнение, горечь и разочарование снова обрушились на нее.
Пороки улицы и школа жизни. Вот почему она вдруг вспомнила о родителях. Папочка совершенно прав, она не прошла эту школу и ничего не знает. Иначе стала бы покрепче, была бы более уверенной в себе, не огорчалась бы из-за ерунды, из-за обычных житейских неприятностей.
Нет, не следует даже думать об этом нелепом предложении Себастьяна. Вернуться к прежнему, начать все сначала? Какой же дурой она выставила себя! Надо же было так поддаться, развесить уши! Да ему же совершенно нельзя верить! Значит, нечего так расстраиваться. Он таскает презерватив в бумажнике? Ну и что?
– Дура, дура, дура! – Ее лицо пылало.
Вдоль одной из стен, в комнате второго этажа, протянулся узкий балкон. Сверху открывался вид на гостиную. Когда-то, в былые времена, на этот балкончик выходили двери трех спален. Сейчас стены между этими комнатами снесли, и весь второй этаж превратился в жилище Блисс.
Себастьян так и не понял, почему она вдруг убежала от него.
Блисс вошла в так называемую библиотеку, комнату, уставленную книжными шкафами.
Естественно, он носит при себе презерватив. Все мужчины носят презервативы.
– Никаких представлений о жизни! Ничего не знаю! Ни в чем не разбираюсь! Не знаю элементарных вещей.
А все считают ее мудрой и все постигшей феминисткой.
Она понятия не имеет, как ведут себя большинство мужчин, не знает, таскают они с собой в бумажниках презервативы или нет. Если нет, то не мешало бы. На всякий случай.
Все правильно. Она стояла посреди комнаты со стаканом в руке. Нахмурившись, вглядывалась в размытую лунным светом темноту и злилась сама на себя. Себастьян – самый ответственный и надежный мужчина в мире. А всем другим не мешало бы проявлять больше ответственности.
Она не хочет оставаться одна.
Еще вчера все было хорошо. А сегодня, особенно вечером, в мире, который она привыкла считать удобным и уютным, все изменилось, перепуталось. И она почувствовала себя одинокой.
Высокие французские окна-двери, выходившие в садик на крыше, были приоткрыты, и легкий ветерок шелестел страницами книги, лежавшей на столике рядом с любимым креслом Блисс.
Она подошла к кровати и сбросила сандалии. Лакированный кедровый паркет еще хранил остатки дневного тепла.
Тускло мерцали латунные спинки кровати. Блисс любила тишину. Но сейчас, ночью, царило почти полное безмолвие. Неприятная тишина. Одиночество и тишина – вот итог ее жизненных усилий. Ни одна душа в мире не помнит о ней, не считает ее центром своей вселенной.
Ну и что? Связи с людьми – просто ловушки, грозящие несчастьем и страданиями, когда эти связи обрываются. Вот она, здесь, и она не намерена возвращаться к прошлому.
Она сняла очки и положила на сундучок, стоявший в ногах кровати.
Странный звук, то ли щелчок, то ли треск, насторожил ее.
Как будто медленно закрывается одна из балконных дверей.
Блисс обернулась. Так и есть, одна из створок уже закрыта. Вторая тоже начала закрываться.
Нет… Блисс прошла по старому, потертому коврику, сотканному еще ее прабабушкой. Створка медленно ползла к уже закрытой створке, словно кто-то пытался очень тихо и осторожно прикрыть дверь.
Сердце подпрыгнуло в груди, заныло.
Блисс попятилась, не отрывая взгляда от двери. Добравшись до лампы, щелкнула выключателем. И, включая свет, случайно опрокинула стеклянный колокольчик, принадлежавший раньше ее тетушке.
Она положила колокольчик на место, и он тихонько звякнул.
Ручка двери повернулась… Блисс должна была видеть стоявшего за дверью человека – ярко светила луна. Но она не заметила за стеклом ни тени, ни силуэта. Странно. Бессмыслица какая-то. Ведь там должен кто-то стоять. Блисс озиралась в поисках подходящего оружия. Но ей попалась на глаза лишь деревянная щетка для волос. Пришлось вооружиться щеткой.
Похоже, в дом забрались грабители. Самое лучшее сейчас – дождаться, когда непрошеный гость покинет дом, а потом вызвать полицию.
Старая стереосистема так и стояла на полке, в центре комнаты. Коллекция старинных серебряных пуговиц и пряжек тоже на месте, на бархатной подушечке, на специальном столике. Хрустальные колокольчики всех размеров по-прежнему стоят на высокой полке, а жадеитовые статуэтки, также доставшиеся по наследству от тетушки, теснились в шкафу, за стеклом.
Она окинула взглядом комнату, высматривая каждую вещицу, каждую мелочь, представляющую хоть какую-то ценность. И вдруг почувствовала дрожь в коленях. Блисс попыталась успокоиться, взять себя в руки, однако ее по-прежнему трясло точно в лихорадке. Звонить в полицию? Но что сказать? Ведь вор ничего, кажется, не украл… Да и не видела она его.
Она крадучись прошлась по комнате. Свет включать не стоит, глупо. Если здесь притаился грабитель, то он ее увидит – увидит, что она собралась звонить по телефону.
Блисс открыла створку двери, ближайшую к кровати, и в комнату ворвался поток свежего воздуха. Если бы она не была так напугана, ощутила бы в полной мере его приятную бодрящую чистоту.
– Кто здесь? – выкрикнула она, понимая всю нелепость своего положения.
Висевшая высоко в небе белая луна залила, затопила своим светом всю террасу. Вдоль низких перил, ограждавших террасу, стояли большие деревянные ящики для цветов. Блисс почувствовала сладковатый запах роз и ванильный аромат белого и голубого ясменника.
Глупости все это! Нет здесь ни души. Нет и не было. Двери захлопнулись от сквозняка.
Нет, не захлопнулись. Они закрылись тихо-тихо. И осторожно повернулась ручка.
Блисс, поежившись, подошла к лесенке, которая спускалась в садик, расположенный под окнами кухни.
– Здесь есть кто-нибудь?
Ни звука, ни движения, лишь шелест ветерка в ветвях плакучей ивы.
Откуда-то с озера донесся стрекот моторной лодки. Закричала ночная птица. И снова тишина.
Надо взять себя в руки. Надо собраться с силами и вернуться к обычной жизни. Ничего нет ненормального в том образе жизни, который она выбрала для себя. Смятение и все сомнения, охватившие ее, – это из-за Себастьяна Плато и его внезапного, невероятного вторжения в ее размеренную жизнь.
За спиной Блисс что-то щелкнуло.
Она резко обернулась:
– Кто здесь?
Было совершенно очевидно, что рядом кто-то стоит. Она явственно ощущала присутствие чужака.
Лестница. Если она сбежит по ступенькам, то успеет домчаться до ближайшего домика.
Но самый ближний домик сейчас пустовал. К тому же там не было телефона. Кстати, телефона не было и в других коттеджах.
В ее комнате погас свет.
Блисс громко вскрикнула.
Послышался хрустальный звон. Колокольчики тетушки Бланш? Кто-то звонит в колокольчики?
– Прогони его прочь, Блисс! – послышался высокий женский голос. – Он все испортит, если ты не прогонишь его.
Блисс вздрогнула. По спине ее пробежал холодок. Но она тут же взяла себя в руки. Дешевый трюк. Дурацкая шутка. С нее достаточно. Блисс поджала губы и решительно направилась в комнату.
Не успела она взяться за ручку, как дверь открылась.
Прямо перед ней что-то белое тускло мерцало в лунном свете. Лицо… Лицо человека. Оно казалось абсолютно гладким, ровным. Кто это?
Блисс пронзительно закричала.
Лицо сразу же исчезло.
Блисс бросилась к лестнице. Ее босые ступни застучали по дереву, потом зашлепали по каменным плиткам дорожки у кухни. Даже если кухонную дверь не заперли на ночь, о возвращении домой не могло быть и речи.
Она распахнула калитку – и налетела на кого-то огромного и сильного.
Глава 8
Первый удар угодил в переносицу. Себастьян взвыл. Он попытался схватить ее за руки, но тщетно.
Второй удар пришелся по горлу. У него перехватило дыхание. Он снова попытался остановить Блисс. Себастьян точно знал, что это она. Он ощущал ее запах.
– Черт! Да что с тобой случилось?! О-о-о-х! – Она молотила кулачками по его груди. – Прекрати. Перестань, Блисс! Хватит. Остановись сейчас же. – Он утер сочившуюся из носа кровь.
Себастьян развернул Блисс к себе спиной, прижал к груди и приподнял над землей.
Оказавшись в ловушке, она принялась отчаянно молотить пятками по его лодыжкам и коленям.
– Блисс, это я, Себастьян. – Он приплясывал, пытаясь уклониться от ударов. – Блисс, перестань.
Она замерла. Потом расслабилась и повисла на его руках.
Отлично! Не хватало еще, чтобы она потеряла сознание.
– Себастьян?
– Что за… Что здесь происходит? Почему ты принялась выбивать из меня потроха вместе с дерьмом?
– Не надо в разговоре со мной употреблять такие слова.
Она на грани истерики, но все равно умудряется читать лекции о правилах хорошего тона и недопустимости грубых выражений.
– Блисс, ответь мне…
– Отпусти меня.
– И ты снова начнешь колотить меня своей бейсбольной битой?
– У меня нет биты, – пробормотала она.
– Лучше бы уж битой… Слушай, что здесь случилось?
Вокруг царила тишина. Лишь ветер шумел в ветвях деревьев. Дом стоял, погруженный во тьму.
– У меня возникли… кое-какие сложности.
– Не надо меня обманывать. Может, нам лучше войти в дом?
– Нет! – Она вцепилась в его руку. – То есть, конечно… Почему бы и нет? А ты как здесь оказался? Почему крадешься в темноте?
– Я крадусь? – Он бы рассмеялся, если бы не кровотечение из носа. – Я вовсе не крался. Просто постучал в парадную дверь. Потом услышал твой крик и пошел посмотреть, что произошло. Ты опять закричала. Хоть ты мне и не веришь, я за тебя беспокоился.
– Отпусти меня. Пожалуйста.
– О, я совсем забыл. Да, конечно. Ты же не станешь снова нападать на меня?
– Нет. – Ее голос прозвучал как-то странно.
Себастьян опустил Блисс на землю.
– Ты испугалась? Или тебя испугали? Что случилось?
– Ничего. Забудь об этом.
Он осторожно потрогал свой нос.
– Забуду, разумеется… Но не сразу, не сразу. Потребуется некоторое время. Не возражаешь, если я попрошу разрешения умыться? И полотенце…
– С какой стати? – удивилась Блисс.
– Хочу смыть кровь с лица. Чтобы больше никого не напугать.
Она немного помолчала, потом спросила:
– Кровь? Какая кровь? Ты ранен?
– Не так чтобы очень. Нос пострадал. Ты не промахнулась.
– Не может быть! – Она резко развернулась, потом снова обернулась. – Да, умойся. Только кухонная дверь закрыта. Пойдем к парадной.
Блисс взяла Себастьяна за руку и потащила за собой. Добравшись до парадной двери, она пошарила по стене. Что-то проворчала себе под нос.
– Что еще случилось? – спросил Себастьян. Нос его начал распухать.
– Не могу найти ключ. Он всегда висит здесь. Обычно.
Себастьян посмотрел в окно, в темную комнату.
– Дверь, похоже, открыта, – сказал он.
А ведь совсем недавно, когда он стучался, пытаясь выяснить, что случилось, дверь была заперта. Себастьян это точно помнил, однако промолчал.
Блисс задумалась. Потом пробормотала:
– Она, наверное, вышла отсюда.
– Не понял… Кто?
– Она… Нет, ничего особенного. Я, должно быть, просто плохо закрыла…
Либо здесь произошло нечто такое, о чем она не хочет говорить ему, нечто такое, что привело ее в ужас, испугало до крайности, либо ей следует обратиться за помощью к психиатру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47