— Юный одевальщик, вперившись в колени принца, протянул пузатый горшочек, заткнутый круглой пробкой. — Она сказала… — Мальчишка глубоко вдохнул. У него загорелись уши. Он просто не мог повторить слова целительницы перед своим принцем. Почему эта женщина все время так поступает?— Она сказала, что раз я встал, то сам могу намазать эту дрянь?— Да, ваше высочество. Почти так.Принц рассмеялся, и для Фади это было едва ли не хуже, чем гнев. Только принц Дарвиш никогда не гневался. Временами с ним было трудно, но Фади знал, виновато вино, а не его принц. Его принц был лучшим господином во дворце, и ничего из того, что, по уверениям друзей, должно было случиться с Фади, не случилось. Мальчишка был даже немного разочарован насчет кое-чего из того. Его уши стали еще горячее, когда Фади почувствовал, что эта мысль написана у него на лице.Если она и была написана, то Дарвиш предпочел ее не замечать.— Спасибо, Фади.Когда горшочек переходил из рук в руки, их пальцы соприкоснулись, и юный одевальщик вздохнул. Ухитрившись сдержать собственный вздох, Дарвиш улыбнулся мягче, глядя, как мальчишка торопливо уходит. «Я никогда не был таким юным». Обожание со стороны Фади угнетало его временами. Что останется для обожания, когда эта плоть лишится привлекательности? И Дарвиш ясно дал понять, что Фади еще слишком юн для этого. И самому Фади, и остальным. Улыбка принца заледенела, когда он вспомнил вытянутое лицо лорда Рахмана, услышавшего, что случится с его гениталиями, если он попробует тронуть юного одевальщика.— И, говоря о том, чтобы тронуть… — Дарвиш вытащил пробку и понюхал бледно-зеленую мазь. У нее был чистый, свежий запах, который освободил его голову от дурманящего аромата жасмина, льющегося из сада, — … полагаю, я лучше всех справился бы с этим.У балконной двери шпион лорд-канцлера встретил его с кубком вина на серебряном подносе.— Ваше высочество, — сказал он подобострастно, с поклоном, — ваше вино.Дарвиш смотрел, как рубиновая капля стекает по охлажденному металлу. Нет, вино просто не гармонировало с этим утром.— Я так не думаю.— Но, ваше высочество, вы всегда пьете по утрам вино.— Никогда не смей утверждать… — Дарвиш крепче сжал руки на горшочке с мазью, чтобы они не предали его и не потянулись по привычке, — … будто знаешь, что я всегда делаю.— Ваше высочество. — Одевальщик снова поклонился. Над вырезом его жилета все еще виднелись следы последней, порки. Он ждал очередной, это знание сквозило в его голосе.«Вот, — подумал Дарвиш с внезапным приливом сочувствия, — единственный человек в Ишии, с которым я бы не поменялся местами».— Тебе нечем заняться?— Есть, ваше высочество.Благодарный, одевальщик поспешил прочь. Возможно, лорд-канцлер прикажет выпороть его позже, когда услышит отчет, подумал Дарвиш, глядя ему вслед. Жаль! Однако он не собирается пить нежеланное вино, чтобы предотвратить это.Старый лорд, конечно, усмотрит интриги и козни в таком решении, но что тут удивительного? Ведь ему мерещатся интриги и козни в чем угодно. Вернее, во всем.
Аарон сидел скрестив ноги на своем тюфяке. Он отставил пустую тарелку и потянулся за большим кубком воды, который, по настоянию Кариды, выпивал с каждой едой. Черные шелковые штаны оттеняли бледность кожи и сильнее подчеркивали рельефные круги шрамов.Когда вошел Дарвиш, юноша поднял голову и, увидев, что принц все еще не одет, быстро отвел взгляд. Но что толку? За дни своего лечения он видел Дарвиша слишком часто, чтобы стереть из памяти это зрелище. Кровь прилила к лицу вора и застучала в висках. «Мужчины не должны смотреть друг на друга, — говорили ему в детстве священники. — Это первый шаг к костру». Юноша поерзал, чтобы шрамы натянулись и вызвали боль, отвлекающую его от этих мыслей.В былые времена Аарон защитился бы гневом, но гнев остался там, за дворцом, вместе с прежней жизнью. Теперь у него нет ничего, кроме смерти, если принц решит подарить ему смерть.Дарвиш знал, что его нагота беспокоит вора, поэтому при любой возможности ходил раздетым. Любая реакция лучше, чем никакой вообще, а это была единственная реакция, которую он видел. Когда краска стыда покинула лицо Аарона, Дарвиш сжал зубы и подошел с мазью.Если б он знал, когда нес этого вора из Камеры Четвертого, что несет камень, который будет сидеть, взирая на него из-за стен, более толстых, чем стены вокруг дворца, то оставил бы его с близнецами. Нет, возможно, не оставил бы, но зачем Дарвишу человек, признающий его еще меньше, чем отец? Его излишества ничего не значили для Аарона — отец-то хоть испытывал отвращение.Он, Дарвиш, ничего не значит для Аарона.«Я спас тебе жизнь, — захотелось крикнуть ему. — Я ничего не получу взамен?» По-видимому, нет.Рядом с вором принц во многих отношениях чувствовал странную неловкость. Он считал себя знатоком в пустом существовании изо дня в день, но чужеземец дал ему сто очков вперед. И делал это без вина.Одно слово — и вор больше не будет его волновать. Дарвиш знал, что никогда не сможет произнести это слово. Хотя бы из-за отца, чтобы доказать тому, что он ошибся.«Его жизнь — в твоих руках. Когда он тебе надоест, он умрет».— Целительница занята. — Дарвиш сел на корточки у тюфяка и опустил два пальца в горшочек.Аарон напрягся, ожидая прикосновения принца. Мазь легла на неровные края между новой кожей и старой, но ее успокаивающее воздействие терялось в ощущении сильных коричневых пальцев, размазывавших ее. Его сердце билось в ритме их движений. Из-под опущенных век он увидел беспокойство на лице Дарвиша и удивился — как удивился бы и сам принц, если б увидел его.Удивление пробило трещину в окружающем Аарона камне, и вопрос криком вырвался наружу.— Чего ты от меня хочешь, Дарвиш?На мгновение испуганные голубые глаза встретились со столь же испуганными серебряными, а вопрос повис в воздухе. Затем серебряные вновь заледенели, а голубые ответили на вопрос.— Чего я от тебя хочу? — тихо повторил принц. В этот миг он увидел одиночество, сравнимое с его собственным, узнал его по сотням тысяч отражений в сотнях тысяч зеркал. Это одиночество остановило бойкий ответ, и оно же остановило плотоядный взгляд.Чего ты от меня хочешь?Подобно кругам на воде, другие вопросы пошли из этого первого.Почему ты спас мне жизнь?Почему ты заботишься обо мне?Что-то…Принц вспомнил боль на лице Аарона в ту первую ночь на балконе. Боль, не имевшую ничего общего с травмами, из-за которых он сорвался. Возможно, благодаря ясной голове, без обычной винной завесы, Дарвиш неожиданно вспомнил свои мысли в тот момент. «Вот человек, который знает. Он бы понял, что я чувствую».Принц снова посмотрел на вора и понял, чего хочет.Чего ты от меня хочешь?«Я хочу, чтобы ты был моим другом».Но Дарвиш не собирался произносить эти слова. Хоть он и купил жизнь Аарона и заплатил ею за эту дружбу. Принц не мог так рисковать. Он попросил ту единственную вещь, которую обязательно получит.— Ничего. — Дарвиш заткнул пробкой горшочек, его бесстрастный голос противоречил яростному движению. — Я ничего от тебя не хочу.Вор кивнул, его пальцы так крепко сплелись, что побелели костяшки.— Это я могу тебе дать, — с облегчением прошептал он. Уголок его рта дернулся, и, сам того не желая, Аарон улыбнулся. Неправильный ответ разбил бы его на мелкие кусочки. Юноша чувствовал, как близко подошел к этому, но все еще был цел.Дарвиш уставился на вора. «Он улыбается?» Его рот медленно растянулся в такой же улыбке и, разделенная, эта минута все длилась и…— Ваше высочество?Принц обернулся на тихий голос Охама, и лицо Аарона снова потеряло всякое выражение, но связь между ними, тонкая и непризнанная, осталась.— Ваше высочество, его возвышеннейшее величество приказывает вам явиться в малый тронный зал. Немедленно. Он требует также, чтобы вы привели с собой вора.Когда он тебе надоест, он умрет.Это был бы не первый раз, когда его возвышеннейшее величество менял свое решение.— Ну, Аарон, — сказал Дарвиш с фальшивой искренностью, обычно приберегаемой для светских сборищ и для придворных, которым особенно благоволил король, — кажется, мы вовремя поговорили.Отбросив волосы назад, он встал, пересек комнату и обеими руками поднял кубок. Руками, дрожавшими совсем немного. Малиновые струйки потекли по подбородку на грудь. Тяжело дыша, принц бросил пустой сосуд на кровать и ухмыльнулся, его глаза подозрительно блестели.— Думаю, мне лучше одеться.«Ты отдал мне его жизнь, отец. — Дарвиш сжал кулаки. — Я буду сражаться с тобой, если ты попробуешь его отнять».
Напряжение заполняло малый тронный зал, напряжение столь осязаемое, что вор едва не поднял руку, чтобы отбросить его от лица. Как зарево молний перед летней грозой, оно исходило от четырех человек, ждущих их, и у юноши даже волосы на затылке зашевелились.Пока они шли по залу, — только хлопанье их сандалий нарушало грозовую тишину, — Аарон по многолетней привычке осмотрел двери, окна и стражников. Дело трудное, но выполнимое и стоило риска из-за одних только золотых подставок под лампами. Наконец он обратил внимание на людей.Трон в малом зале был из розового дерева, с причудливой резьбой и отполирован до блеска. Король, однако, возвышался на нем неподвижным обсидианом, и его лицо в рамке седой шевелюры и бороды было мрачнее ночи. Стоявший справа наследный принц тоже смотрел с гневом, как они подходят, но к его гневу примешивалось напряженное размышление. Бритоголовая жрица пребывала в ужасе, а вот что выражало лицо лорд-канцлера, — Аарон сразу узнал старика и вспомнил пьяные бредни принца, оказавшиеся довольно точными, — он не мог определить.Держась на шаг позади Дарвиша, Аарон увидел, как тот грациозно опустился на колено, и сделал то же самое, однако не столь утонченно — этому препятствовала полузалеченная грудь. Когда вор вставал, его бедра задрожали, но он стиснул зубы и сделал вид, что не лежал пластом последние три девятидневки. Он поднял голову и встретил злобный взгляд лорд-канцлера.Уши человека не перестают слышать только потому, что он не хочет больше жить, и пока Аарон лечился, он слушал. Он прислушивался к словам и к тому, что кроется за ними. Он знал, кто платит третьему одевальщику.«Ты дурак, — мысленно сказал вор широкой спине Дарвиша, отвечая лорд-канцлеру холодным взглядом, — если думаешь, что этот человек не опасен только потому, что он толстый и старый». Впрочем, Аарон и так знал, что Дарвиш дурак.Злобное лицо лорд-канцлера вызвало у юноши подозрение, что вор должен кланяться королю совсем не так, как принц. Вот незадача!По пути в тронный зал принц опрокинул в себя еще два кубка вина, и Аарон изумился, как мало весь этот алкоголь подействовал на него: голос звучал ясно, и руки не дрожали. На него как будто не влияла и атмосфера в зале. Спина была напряжена, Аарон отчетливо видел это сквозь тонкий белый шелк его рубашки, но это напряжение он принес с собой.Молчание, воцарившееся за ритуальными словами Дарвиша, все тянулось и тянулось, и воздух казался неестественно сгустившимся. Яркие цвета мозаики за троном стали одновременно и приглушенными, и более отчетливыми. Юноша сощурил глаза. Идя сюда, он, как и Дарвиш, думал — их позвали только с одной целью: сообщить принцу, что его вор должен умереть. Но теперь Аарон не был в этом так уверен. Он подавил слабый вкус облегчения. Он хочет умереть. Он жаждет смерти.А потом король заговорил — как гром, возвещавший грозу.— Камень украден.— Девять Наверху… — выдохнул Дарвиш, и Аарон мысленно повторил его слова. Камень сдерживал вулкан. Без него Ишия погибнет. — Кто его украл?Все взоры медленно обратились к Аарону.— Это не я, — сухо сказал юноша. Как он может что-то украсть, когда еле-еле ходит? — Я был с ним.Вор ткнул указательным пальцем на принца и почувствовал странное удовлетворение, после того как Дарвиш вдруг ухмыльнулся и шагнул назад, чтобы они стояли бок о бок.— Это не обязательно оправдывает тебя, — отрезал лорд-канцлер.— Вы обвиняете моего королевского брата в краже Камня?Вопрос Шахина был шелковый, но то был шелк петли, стягивающей горло. За последние несколько недель наследник все больше и больше обнаруживал в себе крайнюю неприязнь к вездесущему советнику отца. В том, что этот человек предан трону, принц не сомневался, но ему совсем не нравилось, как эта преданность проявляется. По мнению Шахина, лорд-канцлеру пора было указать на место.Старик распознал этот тон и торопливо поклонился.— О нет, мой принц! Вовсе нет. Но он делит свои покои с известным вором…— И все мы знаем, что если б этот вор сделал ночью хоть один шаг, вы бы узнали об этом в ту же секунду. Так что давайте оставим глупости, — последнее относилось в равной мере к лорд-канцлеру, Дарвишу и Аарону, — и перейдем к делу. — Глаза под нависающими веками пригвоздили Аарона к плиткам пола. Юноша чувствовал себя кроликом под взглядом ястреба. — Ты не мог взять Камень, но ты, вероятно, знаешь, кто мог. Скажи нам.Аарон перебрал в уме прочих воров Ишии. В конце концов, он им ничем не обязан.— Если Камня нет, что удержит Госпожу? — В словах Дарвиша звучал страх.Ответила жрица. Ее высокий, чистый голос стал пронзительным от усилий оставаться спокойной.— Даже действующие вулканы не извергаются постоянно. Чародеи храма и дворца фокусируют силу, чтобы перекрыть дым и запах и скрыть пропажу от народа. Они всегда наготове, если случится худшее.Дарвиш кивнул.— Значит, чародеи знают, — с облегчением пробормотал он. А кто еще?— Только мы шестеро и старший жрец в храме. — Женщина затеребила пальцами красные и желтые кисточки, висевшие на поясе соответственно ее сану, но лицо ее оставалось бесстрастным. — Если народ узнает…— Если народ узнает, — договорил за нее Дарвиш, — паника сотрет Ишию с лица земли еще до того, как у вулкана появится шанс это сделать.— Я рад, что вино не совсем сгноило твои мозги, братец, — саркастически произнес Шахин.Аарон был уверен, что уловил под сарказмом одобрение, но не успел он задуматься над этим, как снова заговорил король.— У кого Камень, вор?Юноша уже давно оценил городских воров — все они кретины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38