Надо следить за благими намерениями, подумал он. Никогда не знаешь, что вылезет из них наружу. Жестокая правда. Снисходительная праведность. Злоба. Все это – невидимо и неосознанно, под маской доброжелательности. Рыбак не хотел причинить ему боль. И он уже вдвойне отплатил ему. – По крайней мере, я на это надеюсь, – добавил он извиняющимся тоном.
– Может быть. А может быть, и нет. Здоровье у неё отличное. Да и здравого смысла в ней гораздо больше, чем во мне. Уж она-то не воткнёт мокрый штепсель в розетку.
Дэниел встал и стряхнул листья с брюк.
– Ну что ж, – сказал он.
– Угу, – сказал рыбак, массируя свою бледную морщинистую ногу.
– Как клюёт?
– Никак, – тот улыбнулся. – За весь день хоть бы червячка заморили.
Дэниел улыбнулся, вспоминая: эту самую фразу говорил обычно дядюшка Луи – обязательная ложь любого заядлого рыбака.
Он шёл обратно по чёткой жёлтой двойной линии, разделяющей полотно дороги, и почти уже подошёл к своему «вольво», когда голос пожилого рыбака зазвучал снова.
– Эмма?
– Эмма?
– Эмма?

ПЛАН «Б»

Саганаки перестало скворчать на столе между ними.
– Посмотри на меня, – сказал Майк Донне. – Я убийца. Я убиваю людей. Я это ловко делаю.
– Это-то и прекрасно в этой жизни. Не имеет значения, что ты делал прежде.
– Я говорю не о прежде. Я говорю о здесь.
Она отпустила его руку. Её лицо, которое вначале выражало недоверие, сделав короткую остановку у отметки «страх», теперь медленно переходило к чистому ужасу.
– Но зачем? – спросила она.
Он посмотрел в её глаза. Светло-голубые, цвета льда.
– Для меня это единственный способ проголосовать против. Привести боссов в ярость. Привлечь их внимание.
– Это ужасно, – она посмотрела в окно, потом опять на него. – Это работает?
– Ещё нет.
– Тогда зачем продолжать?
– Я хочу убраться отсюда. Я хочу, чтобы мой полет был отменён. Я хочу умереть.
И снова её передёрнуло от табуированного слова.
– Знаешь, я чувствовала то же самое. Я порезала себе запястья в ванне. Долгий путь. Родители спали в соседней комнате. Это было очень эгоистично с моей стороны. Но я не могла отложить это на другой день. Когда я впервые попала сюда, я хотела сделать это снова. Залезла на крышу дома. Но… я не смогла спрыгнуть. Это глубокое программирование. Какая-то защита, поставленная на первоначальные импульсы. Мне потребовалось какое-то время, чтобы принять это. Все, что здесь есть. Теперь – я благодарна. Я начала все с нуля. Я научилась получать удовольствие. Так что мы крепко завязли здесь, – она улыбнулась и пожала плечами. – Что ты собираешься делать?
– План «Б», – сказал он. Она посмотрела на него.
– Я решил убить какого-нибудь хорошего человека. Кого-нибудь, кто хочет жить. Кого-нибудь, кто мне нравится, – он не был уверен, что шокировало её больше. Сама идея убийства или слово нравится.
Она сидела очень тихо.
– Майк.
– Я думаю, – продолжал он, – что, возможно, христиане были правы насчёт этого. Возможно, что-то есть в этой идее невинной жертвы. Жертвоприношение агнца.
– Майк.
– Возможно, это сотрясёт основы, разрушит законы кармы. Я надеюсь, что тогда что-нибудь… сдвинется.
– Это безумие, Майк.
– Это единственная альтернатива, которая приходит мне в голову.
– И что же, – она исторгла вздох отвращения и посмотрела на него с жалостью. – Как же ты думаешь осуществить это? Бомба? Базука?
Он вынул пистолет из кармана куртки и положил на стол. Её глаза расширились.
– Я думала, это твоя птица.
– У меня нет птицы.
– У тебя…
– И никогда не было, – он посмотрел на неё. Почти не было шансов, что она ему поверит. Он назвал её по имени. – Это единственный способ показать им, как все ужасно.
– Для тебя, – сказала она. – Но не для большинства из нас.
– Думаю, мне это доставит удовольствие.
– Ах ты ебаный… – она хлопнула ладонью по столу, фарфор и серебро зазвенели. – Ты эгоистичный самодовольный тупой осел! Какое ты имеешь право?
– Я говорил тебе, что никогда не был хорошим человеком.
– Ты террорист! – сказала она с омерзением. – Корректор!
И в ту же секунду, что она произнесла это, она поняла, что совершила ошибку. Светлая, бeззaбoтная, наивная молодая женщина куда-то подевалась. Её место заняла умная, зрелая личность, лишившаяся своей излюбленной личины. Он видел, как её глаза мечутся в поисках обратного хода, какого-нибудь непредвиденного обстоятельства, новой маски. Это облегчило бы её положение.
– Спасибо, – сказал Майк.
Она не сказала ничего.
– И как долго ты работаешь на Клиндера?
– На кого?
Она хорошо держалась.
– На Джоэла А. Клиндера.
– Никогда не слышала о таком, – она смотрела на пистолет.
– На Крылатого? – уточнил он. – На Первого Контактера? Гипнотизёра? Человека, который не верит в гравитацию.
– Ты говоришь ерунду.
Он улыбнулся.
– Почему это не могло быть как в жизни, Донна? Люди случайно встречаются. Неподходящие друг другу люди влюбляются и делают один другого несчастными. Почему бы нет, Донна?
Она смотрела на него новыми глазами. По краям глазниц под ними собрались капельки пота. После долгого молчания она сказала:
– Моё имя не Донна.
Майк кивнул.
– Почему ты последовала за таким лжецом, как Клиндер?
– Он замечательный человек, и он пытается спасти нас.
– Он мёртв. Мой брат убил его.
Майк вспомнил, в каком он был шоке, когда Денни сделал это. Как вздрагивал от выстрелов. Как смотрел на тело. Он до сих пор поражался, что Клиндер не застрелил его тотчас же, как только он вошёл в комнату. Кио говорил, что Клиндер не мог убить его, это мог сделать только Денни. Но после того как он увидел неприкрытый страх на лице доктора, словно Клиндер смотрел в глаза самой смерти, он не очень-то верил в это. Бог знает, сколько незнакомцев тот, вероятно, убил в своё время. Он мог произносить слово на «C»; он не колеблясь застрелил Кио. Почему он не мог нажать на курок?
Боже мой. Вот что значило это выражение на его лице! Клиндер боялся участи By! Он был в ужасе от того, что может исчезнуть за здорово живёшь! И что это значит?
Господи, подумал Майк. Господи Иисусе.
Я нравился этому ублюдку. Я ему действительно нравился.
И Майку показалось, что он понял кое-что ещё, когда наблюдал, как Донна глядит на его пистолет, лежащий на столе. Кое-что даже ещё более шокирующее. Когда Денни застрелил Клиндера, Майк не ужаснулся. Он почувствовал облегчение. Словно они поменялись своими привычными, испытанными ролями. Словно в конце концов Денни взял его на поруки. Он был поражён тем, насколько большое облегчение почувствовал. Он осознал теперь, что причиной было то, что сам он не мог этого сделать. Он направлял пистолет прямо в лицо Клиндера, но не мог сделать этого. Так же как Клиндер, он не мог нажать на курок. Даже после Буффало. Даже после того, как он видел смерть Кио. Потому что, в конце концов, у него было такое же чувство по отношению к Клиндеру, какое было у Денни по отношению к дядюшке Луи.
Клиндер был всем, что у него было.
Плечи Донны опустились, и она всхлипнула.
– Черт. Я такая дура. Я думала… если я встречу Корректора, смогу отговорить его. Если кто-нибудь и может, то это я. Я думала: я ведь уже побывала там, – она посмотрела на Майка. – Но я никогда не бывала там, где ты.
– Нет, – согласился он, – не бывала.
– Майк? У меня есть право голоса?
– Нет.
– Но если я убегу…
– Я поймаю тебя.
– Сколько бы ты людей ни зарезал, тебе нас не остановить.
– Я могу попытаться.
Она схватила пистолет со стола и вскочила, прицелившись ему в грудь.
– Не двигаться!
Майк смотрел на пистолет.
– Прекрати улыбаться, подонок долбаный!
Он мог поклясться: она не делала этого прежде. Он встал. Дуло пистолета последовало за ним.
– Ни с места!
Он шагнул по направлению к ней, игнорируя прыгающий в её руке пистолет; его глаза были прикованы к её глазам.
– Майк… не надо!
Между вторым и третьим шагом она попыталась дважды нажать на курок. К тому времени, когда дуло коснулось его груди, она попробовала сделать это ещё раз. Он смотрел, как она закрывает глаза, и единственная слеза скатывается у неё по щеке. Он взял у неё пистолет и молча наблюдал, как она пытается собраться, как складывает руки на груди и потирает плечи, словно ей холодно. Она открыла глаза. Она избегала смотреть на него. В конце концов, глядя из окна на проплывающие льдины, она сказала:
– Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя, – она вздохнула. – Это… это был худший момент в моей жизни.
– И в моей, – ответил он, отщелкнул предохранитель и прежде, чем она успела повернуться, поднёс дуло к её уху и выстрелил.

ВСЕ МОРОЖЕНОЕ В МИРЕ

Дэниел обнаружил, что за весь день даже червячка не заморил, поэтому, проехав немного дальше по дороге, он остановился у лавки – «Обеды, бензин, бакалея, лёд, живая приманка». Насосы выглядели как-то знакомо. С красными вишенками на верхушках.
Колокольчик над затянутой противомоскитной сеткой дверью звякнул, когда он вошёл. За стойкой – единственная пожилая официантка в розовой униформе. Повсюду развешены пивные постеры: грудастая девица с запотевшими бутылками в руках. И замечательно красивый мальчик в углу, играющий на старом шаффлборде Игра с передвижением деревянных или металлических кружочков по размеченной доске

. На нем была красная футболка и синие джинсы на три размера больше, чем нужно; они отвисали, открывая чёрные трусы, и собирались гармошкой у него на ботинках. Видя, как мальчик наслаждается игрой, Дэниел почувствовал радость. Он присел и заказал вишнёвый пирог и кофе. Чёрный.
– Вам это подогреть?
– Да, мэм. – При разговоре с пожилыми леди с южным акцентом он всегда испытывал потребность называть их «мэм».
Она налила ему кофе и спросила:
– Как насчёт ложечки мороженого сверху?
– Да, конечно.
– Какое вы предпочитаете?
– С пеканом.
Она открыла холодильник под стойкой, и облако морозного пара поднялось между ними.
– Вам повезло, – сказала она, нагибаясь с ложечкой над его чашкой. – У нас есть все мороженое в мире.
Зубы Дэниела клацнули о край чашки. На чёрном ярлычке у неё на груди было написано «Эмма».
Подождав, пока он попробует пирог, она спросила:
– Ну как вам?
– Восхитительно.
Она с гордостью улыбнулась.
– Ручаюсь, лучшего вы не пробовали.
– Точно.
Она полоскала ложечку от мороженого, когда Дэниел спросил у неё:
– Как тут рыбалка в ваших краях?
Она с силой стукнула несколько раз ложечкой о край раковины.
– Говорят, хорошая. Сама-то я терпеть её не могу.
– Она у нас – полный вперёд, – раздался мальчишеский голос позади него.
Дэниел повернулся, чтобы взглянуть на мальчика. Но тот был сосредоточен на своей игре. Скользя шайбой из нержавеющей стали по опилкам и полированному дереву.
– Занимайся своим делом, Дуайт, – сказала официантка.
– Полный вперёд? – спросил Дэниел. Официантка наклонилась к нему вплотную.
– Он все время придумывает слова. С головой не все в порядке. Если бы я не присматривала за ним, он того и гляди выбежал бы на улицу, прямо под машину. Он хотел сказать – полное Евангелие Речь идёт об одной из американских церквей – Евангелической Церкви Новой Жизни, или Церкви Полного Евангелия (theFullGospelEvangelicalChurch «NewLife»)

. Мы считаем, что нельзя отнимать жизнь у живого существа. Аборты. Смертная казнь. Война. Это все один и тот же грех. Бог освятил все живое.
Помедлив, Дэниел спросил:
– И коров?
– Ну… – сказала она.
– И рыбу?
– Разумеется, и рыбу тоже. Почему бы нет? Рыбы имеют такое же право на жизнь, как и мы. Это не то, что было дано нам в пищу.
– Вы продаёте наживку, – сказал он.
– Я хотела снять эту вывеску. Но… так близко к дороге…
Со стороны шаффлборда внезапно донёсся резкий шум.
– Я выиграл! – сказал мальчик.
– Ты всегда выигрываешь, – сказала женщина, покосившись на него. – Хотите сэндвич или ещё что-нибудь? У нас есть все, кроме рыбы, – она улыбнулась и вытерла руки о полотенце. – Так у нас заведено, – она опёрлась подбородком на сцепленные руки, положив локти на стойку. – Сказать вам правду? Я не смогла бы зажарить рыбу даже для спасения собственной жизни.
Дэниел посмотрел ей в лицо. Она сдула прядку седых волос, упавшую ей на глаза. Глаза у неё были зелёными. В своё время на неё, должно быть, стоило посмотреть.
– Я потрошила её, чистила её, готовила её, и так целыми днями. Рыба, рыба, рыба. Боже, как я ненавидела этот запах!
– Вы вегетарианка?
– Нет, сэр. Я только возражаю, когда это касается меня. С того самого дня, когда я увидела, как он вытаскивает крючок у окуня прямо изо рта, – она показала руками, согнув указательный палец одной руки, изображавший крючок, продев его в букву «О», сложенную двумя пальцами другой, и затем вытащив, – оторвал бедняжке всю губу. Мой муж? – она покачала головой. – Видите ли, у него была миссия. Он должен был поймать Большую Рыбу. Но этот окунь был чертовски умен – слишком умен для него. «Старикан, – говорила я ему. – Ты нашёл себе достойного соперника». Его было не остановить. Пошёл разгуливать, словно он тут хозяин, в самом подлом месте этого ручья…
– Эмма?..
– Предательское место. Понимаете? Ужасное течение. «Не лезь на стремнину», – говорила я. Я говорила ему снова и снова, да разве он будет слушать? Нет, сэр. Я же просто старая наседка, ничего не понимаю и трясусь из-за пустяков…
– Эмма?
Она несколько раз мигнула.
– Что?
– Он здесь.
– Кто здесь?
– Ваш муж.
– Где?
– На ручье. Он все ещё пытается поймать эту рыбу.
Долгое время она не издавала ни звука. Вытерла тряпкой стойку. Наконец она хмыкнула и сказала:
– Похоже на него.

ПОСЛЕДНЯЯ ПУЛЯ

Майк не помнил, как вышел из ресторана.
Он пришёл в себя, сидя на берегу реки Детройт, глядя на пару спаривающихся уток внизу. Самец с зеленой шейкой яростно ухватил самку сзади за шею, быстро взобрался на неё, вошёл и тут же скатился с неё в воду, как мужчина с женщины. Это заняло каких-то пять секунд.
Пять. Опять. Блядь.
Майк направил пистолет себе в сердце и нажал на курок.
Клик.
Он посмотрел на него. Он поднёс его к голове, точно над ухом, и нажал на курок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43