Вместо этого имелись «взрывные интервалы» разной продолжительности, когда невесомость внезапно сменялась чуть ли не двойными перегрузками. Разумеется, бортовой компьютер умудрился распределить эти интервалы так, что они пришлись точнехонько на те часы, когда я пыталась хоть немного поспать, наградив меня развлечением в виде кошмаров. Чаще всего снилось падение в пропасть.
Приземление тоже оказалось веселим делом, даже слишком веселым. Слово «космодром» и словосочетании «космодром Джона Кеннеди» означало одну-единственную автоматизированную площадку для приземления шаттлов первого класса, таких, как наш «Мерседес». Здесь не было длинной полосы, как в Заире, чертова автоматики давным-давно приказала долго жить. Поэтому пилоту пришлось вслепую сажать «Мерседес» на хвост, пользуясь приборами, откалиброванными за два года до войны. То есть, десять лет назад. Удар оказался приличным. Людям, упакованным в противоперегрузочные коконы, не сильно досталось, но кролики после этого годились только на жаркое, а на четырех овец пришлось ровно восемь сломанных ног. Мария Мандель осталась ухаживать за бедными животными, а остальные выбрались наружу. Здесь должна была состояться наша встреча с кротами.
Без сомнения, мы представляли собой внушительное зрелище: одинаковые серые комбинезоны, одинаковые пластиковые респираторы, руки по локоть в длинных хирургических перчатках: пятеро вооружены огнеметами. Может, поэтому кроты не спешили покидать свое укрытие. Наконец, один из них, самый храбрый, выбрался на асфальтовое покрытие подъездной дороги, держа руки вверх.
Когда он подошел поближе, я вдруг сообразила, что у меня нет ни одной заготовленной фразы, чтобы должным образом отметить исторический момент. И я брякнула:
– Привет! Как дела?
– Я могу опустить руки? – спросил храбрец.
– Конечно, – сказала я. – Мы не хотим причинить вам вред. А где остальные?
– Смотрят. Ждут, что будет дальше. – После секундного колебания он повернулся туда, откуда вышел, и взмахнул рукой. – Через минуту они будут здесь.
– Мне это не нравится, – заявил Стив Фридман. Когда-то он был профессиональным военным. – Мы рискуем; торчим тут у всех на виду.
– Но у нас нет оружия, – пожал плечами парень.
– Конечно, конечно. – Стив смотрел ему за спину; его взгляд быстро и настороженно обшаривал окружающую местность. Фасад находившегося прямо перед нами здания, казалось, состоял из одних только окон с тонированными стеклами. Там можно было разместить целую армию снайперов. Между нами и зданием громоздились проржавевшие останки каких-то механизмов; я успела подумать, что в случае необходимости за ними можно укрыться. Но в этот момент с громким и противным скрежетом отворились двери здания; на асфальт гурьбой высыпали остальные кроты.
Они выглядели до смерти напуганными и не представляли собой никакой опасности.

Их лидером оказалась молодая, двадцати с небольшим лет, темнокожая женщина; вероятно, одна из немногих, уцелевших после войны людей с образованием. Еще совсем ребенком она сдала экстерном экзамены за четыре класса начальной школы. Ее звали Индира Твелв. Ей пришлись по душе Ахмед Тен (потому что он тоже был черным) и Сэм Вассерман (просто потому, что Сэм был неотразим). С прочими членами команды «Мерседеса» она сразу стала общаться в дружеской, но слегка снисходительной и усталой манере. В группе было еще несколько черных ребятишек, – шесть из тринадцати, – с которыми Индира разговаривала на малопонятном местном диалекте: быстро, невнятно, глотая отдельные звуки и куски слов, используя забавные рифмованные эвфемизмы («корень» вместо «парень», «хруст» вместо «трус», и тому подобное). Но беседуя с нами, Индира придерживалась литературного английского языка, демонстрируя кристально четкое произношение и безошибочное употребление слов из своего грандиозного словарного запаса.
Внутри здания терминала был устроен временный лагерь. В одном углу они выбили несколько окон для дополнительной вентиляции; там постоянно горел костер. Вокруг костра валялись рюкзаки и убогие соломенные матрацы, а рядом лежала большая куча дров: деревянные обломки и обрезки, связки пожелтевших газет...
Мы расселись вокруг костра. Индира извлекла откуда-то неправдоподобно большую бутыль с бурбоном и предложила выпить. Я вежливо отказалась, объяснив, что медики советовали нам пользоваться только тем провиантом, который мы привезли с собой.
– Типичная бюрократическая полулогика. В этом зелье не сможет выжить никакая зараза, – заметила она и налила понемногу своим товарищам, которые, похоже, до смерти были рады, что драгоценная выпивка не пошла по кругу.
Постепенно беседа становилась все более непринужденной. Нам надо было решить насущную проблему, как перебросить шестьдесят тонн груза из космопорта в бомбоубежище, на место постоянной базы кротов.
Ричардс, Роки и несколько кротов отправились на поиски исправного флаера, двигатель которого мог бы работать от наших энергетических ячеек, а я вытащила листы с рабочим графиком и разложила их на полу, чтобы согласовать с Индирой дальнейшие действия.
До того, как приступить к посадкам, нам нужно было выждать три недели, чтобы растения не попали под заморозки. За это время предстояло переделать множество дел, прежде всего провести инвентаризацию сельскохозяйственного оборудования и изготовить или где-то раздобыть недостающее. Прежде, чем будет высажен первый саженец, следовало научиться обращению с несложной, но незнакомой техникой, вспахать и проборонить земельные участки. У врачей имелась своя двухнедельная программа проведения анализов и прививок, а у дантиста, ясно даже ежу, забот вообще было выше крыши: дети, появившиеся на свет после войны, естественно, не проходили вакцинацию против кариеса, поэтому некоторые из них были близки к потере зубов.
Мы строили планы, предполагая, что нам удастся найти исправный флаер. В этом случае мы бы оставили на борту «Мерседеса» пять человек охраны и сменяли их каждую неделю. Пилот согласился находиться на шаттле постоянно, не исключалась ситуация, когда единственным спасением для «Мерседеса» был бы немедленный старт. Второму достаточно квалифицированному пилоту, Саре О’Брайен, вряд ли удалось бы без необходимой автоматики снова посадить шаттл; утраты могли стать куда более серьезными, чем несколько кроликов.
Но вот вернулись Роки и Ричарде. Они принесли хорошие новости: удалось найти исправный флаер, притом очень большой: бывший школьный аэробус. Оба старались улыбаться, хотя имели довольно бледный вид. Позже я поняла, в чем дело – салон аэробуса был буквально забит маленькими скелетами.
Мы нагрузили флаер продовольствием, посадили туда всех кротов и повезли их домой. В полете они вели себя по-разному: одни пришли в восторг, когда флаер поднялся в воздух, другие изрядно перепугались. Сначала машину кидало во все стороны, как на ухабах. Единственным из нас, кому приходилось водить тяжелый флаер, оказался Фридман, но и он давным-давно не практиковался. Так обнаружилось первое из многих, сделанных мною важных упущений. Я не включила практику вождения флаера в число критериев, по которым проводила отбор людей в экспедицию. В свое время Джефф разрешил мне держаться за ручку пилотирования: тогда это казалось простым делом. Да оно и было простым. За исключением взлета и посадки, которые всегда производил сам.
База кротов, откуда они совершали вылазки, находилась в Тарритауне, в здании, принадлежавшем до войны Молодежному Христианскому Союзу.
В подвале, где царили темнота и сырость, размещался резервный склад сил гражданской обороны. Яркий свет наших фонарей был первым светом, упавшим на стены этого подвала за долгие восемь лет. Войдя внутрь, мы сразу же наткнулись на самый настоящий шабаш тараканов и крыс. При нашем появлении тараканы бросились врассыпную; часть крыс – тоже, но некоторые из них остались на месте, внимательно изучая нас поблескивающими глазками. Обследуя содержимое склада, мы пытались не замечать их. Обилие местной фауны выводило меня из душевного равновесия, но все же не настолько, как Сюзанну и Гарри, которые никогда раньше не бывали на Земле, а потому не имели опыта в обращении с насекомыми и грызунами. Оба пытались шутить на этот счет, однако к тому времени, как опись бала закончена, они изрядно вспотели и вздрагивали при малейшем шорохе. Возвращение наверх, к дневному свету, всех здорово приободрило.
На складе лежало достаточно продовольствия, чтобы кроты могли протянуть все лето. В дальнейшем же, если только не разразится какая-нибудь катастрофа, им предстояло питаться плодами своих трудов. Сад и огород решили разбить на бывшей бейсбольной площадке, обнесенной ограждением, благо там хватало солнечного света. К тому времени, как начнет поспевать первый урожай, это место следовало обеспечить круглосуточной вооруженной охраной.
Оружия у кротов имелось всего ничего: два дробовика, по четыре магазина на каждый. В отличие от Флориды, в Нью-Йорке владение огнестрельным оружием запретили задолго до войны. Мне пришлось, хотя и неохотно, признать, что поиск оружия и боеприпасов сейчас является первоочередной задачей. Я связалась с Ново-Йорком; ближайшим штатом, где ношение оружия было делом законным, оказался Коннектикут. Индира случайно услышала обрывок этого разговора: она тут же вмешалась и рассказала мне об арсенале Национальной Гвардии, находившемся в небольшом городке по соседству. Правда, арсенал укрывал надежный защитный купол, разрушить который кроты оказались не в состоянии. Фридман заявил, что для него пробить дыру в этом куполе с помощью взрывчатки – раз плюнуть.
Респираторы, маски и перчатки определенно мешали жить. Я поинтересовалась у нашего иммунолога, Галины Тишкевич, так ли уж они эффективны. В конце концов, полностью избежать воздействия окружающей среды было невозможно: смешно ведь мчаться на «Мерседес» всякий раз, как только захочется поесть или сбегать в сортир. Хотя последнее перестало казаться мне таким уж неразумным после первого же знакомства с неповторимыми ароматами здешних «удобств». Галина ответила, что скорее всего какую-то положительную роль вся эта амуниция дает, предохраняя и нас, и кротов от непосредственных контактов. Общая черта большинства профилактических мер: их нельзя считать неэффективными, но гарантий они тоже не дают, а потому часто кажутся излишними.
Выяснилось, что Роки неплохой столяр и плотник, то есть владеет буквально бесценным для нынешних условий ремеслом. Еще одна моя ошибка: я должна была учесть заранее, что сейчас на Земле дерево – такой же необходимый материал, как пеносталь у нас дома. А среди нас никто, кроме Роки и Фридмана, понятия не имел, с какого конца браться за молоток. Роки предложил проводить по утрам занятия со здешними пацанами. Я решила, что не грех и мне поприсутствовать на этих уроках, поэтому не удивилась, узнав, что такое же решение приняли Сара, Мария, Ингрид и Сюзанна. Роки сам только что вырос из детских штанишек, но инстинкт, двигавший нами, лишь с большой натяжкой можно было назвать материнским.
Неужели земное притяжение так сильно распаляет похоть?

Фридман таки проник под купол арсенала и вернулся оттуда с сокровищами Али-Бабы – целых четыре рейса груженого под завязку аэробуса. Оружия и боеприпасов хватило бы на маленькую войну. Разумеется, после того, как купол вскрыли, в арсенале уже нельзя было ничего оставлять. Мы набили склад в подвале лазерами, минометами, винтовками, минами, патронами, гранатами, пистолетами, ракетами, автоматами, но крыс это ничуть не напугало.
Одна вещь сразу пришлась как нельзя более кстати, благо источников энергии хватало. Генератор нейронных помех. Теперь достаточно было закопать по периметру огороженной территории несколько проводов, чтобы в дальнейшем внутрь не проникло ни одно позвоночное животное. Приближение к охранной зоне вызывало сильнейшее расстройство нервной системы. У людей это выражалось в виде чувства дикой, острой тоски и глубокой депрессии. Фридман однажды испытал действие такого генератора на себе. Кошмарные воспоминания об этом эксперименте, признался он, до сих пор иногда заставляют его просыпаться по ночам.
Несколько видов оружия можно было использовать для мирных целей. Мы разобрали все лазеры, кроме двух, ради их мощных и компактных энергетических ячеек. А виброштыки проходили сквозь дерево, словно нож сквозь масло. Мины направленного действия вполне годились для подрывных работ. Правда, мы побоялись привлечь к себе чье-нибудь излишнее внимание, и решили пока не пользоваться ими. По той же самой причине Фридман обучал ребятишек обращаться с оружием без боеприпасов. Позже он собирался вывозить их на стрельбы на безопасное расстояние, километров за двадцать – тридцать от лагеря. Пока же им оставалось только мечтать об этом.
У нас набрался довольно длинный список недостающих для работы материалов и инструментов. Неплохой предлог для вылазки в город. Индира давно не бывала в деловой части Нью-Йорка – лет пять-шесть. Уже тогда город выглядел опустошенным и разграбленным – не удалось найти ни крошки съестного. Зато повстречались две другие банды «мусорщиков», с которыми они чудом разминулись.
Что ж, как бы ни было печально то, что мне предстояло увидеть, я отправилась в Нью-Йорк. Воспоминания о нем все еще жили во мне, ярко и зримо. Я хотела знать, что сталось с великим городом.
Флаер летел над Гудзоном. Я смотрела вниз, и на душе у меня скребли кошки. Бронкс оказался почти уничтожен пожарами; Индира сказала, что в деловой части города дела обстоят ненамного лучше. Интересно, отчего по Нью-Йорку так и не был нанесен настоящий термоядерный удар? Из-за того, что враг хотел сохранить огромные материальные ценности, или за это надо благодарить автоматическую систему противоракетной обороны? Подобная система достаточно долго прикрывала мыс Канаверал, обеспечивая безопасный старт наших шаттлов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36