– Мои – что?…
– Разве вам ничего не сказали? Какая промашка! – Болотный Дух обвел жестом голые стены пещеры. – Эта очаровательная комната будет вашими покоями в ближайшие несколько дней. Ваш приятель присоединится к вам чуть позже… если выживет.
При виде выражения ужаса на лице Макоби Болотный Дух громко расхохотался. Затем медленно поднял меч, пока острие не коснулось горла девушки, и быстрым движением руки сорвал кончиком клинка с ее шеи кулон, который Гларт снял с мертвого орка. Вещица взвилась в воздух и мгновение спустя приземлилась на его ладонь.
– Спасибо, – прорычал он. – Приятных сновидений.
С этими словами Болотный Дух попятился к выходу и, захлопнув дверь с другой стороны, запер ее на засов. Макоби осталась одна.

Глава четырнадцатая

Когда Трасса проснулся, он увидел сквозь спущенные занавески свет утреннего солнца.
Несколько секунд детектив не шевелился, таращась на выцветшие и местами отставшие от стены обои и размышляя, стоит ли еще немного понежиться и переждать синдром похмелья в постели. Но в следующую минуту понял, что нынче никакого похмелья нет, и тут же решил подниматься.
У Трассы было слишком много забот, чтобы бить баклуши. Сегодня он надеялся закрыть дело Де Венчаса, поэтому ему не терпелось приступить к работе.
Не удосужившись даже поджарить гренки и вскипятить чайник, Трасса выскочил на улицу, чтобы купить свежую газету. В душе инспектор не верил, что Колин Зловещий сдержит слово и не проболтается о том, что узнал от следователя по поводу виновности Миала и о кровавом убийстве на территории оркского консульства.
Купив очередной выпуск «Кумасской газеты» в магазине на углу улицы, детектив дрожащими руками развернул листы и увидел, что журналюга остался верен данному слову. Никакого упоминания о деле Де Венчаса не было.
В передовой статье рассказывалось об аресте известной балерины, подрабатывавшей в ночные часы дорогой проституткой. Она родилась в дворянской семье вместе с другими четырьмя близнецами. Своих клиентов балерина завлекала, выступая на сцене без нижнего белья. Факт этот становился общеизвестным, когда при выполнении стремительных пируэтов ее юбки взмывали вверх. Зловещий поместил историю на двух страницах под заголовком «Соблазнительный вихрь танца. Близняшки без исподнего».
Трасса прочитал историю от начала до конца по дороге в офис. Содержание истории так сильно поглотило его, что он едва не угодил под колеса телеги. Подобные щекотливые аспекты полицейской работы привлекали инспектора гораздо больше, чем убийства, так что раз или два Трасса всерьез думал подать заявление о переводе в отдел нравов.
В дверях полицейского участка мысль о переводе снова посетила его, и инспектор решил, что, если расследование дела Де Венчаса закончится для него поражением, он подыщет себе более подходящее занятие.
Захватив в служебной столовой чашку кофе, Трасса прошел в кабинет и плюхнулся на стул. Инспектору предстояло определить план работы и подобрать веские слова, с которыми он обратится к своим подчиненным. На это утро Трасса назначил совещание у себя в кабинете, пригласив двадцать офицеров, работавших по другим делам. В данный момент перед инспектором стояла задача срочно задержать для дачи показаний одного из агентов Миала.
Однако детектив не имел ни малейшего представления, где и как он его найдет. Теперь, когда основной контингент войск из Минас Лантана ушел домой, секретные агенты сняли форму и, запрятав ее подальше, скрывались в толпе обычных граждан. Поиск нужного человека был равнозначен поиску иголки, замаскированной под соломинку, в стоге сена.
А вдруг мне повезет, размышлял Трасса. Вдруг хоть один из них окажется достаточно тупым, чтобы носить форму гвардейцев Минас Лантана. Но нет. Это из области фантастики, парень. Может, кретины среди них есть, но не до такой же степени.

Рядовой Борон из гвардии Минас Лантана очень гордился тем фактом, что был удостоен чести служить в личной охране господина Миала.
За три года армейской службы ему впервые доверили столь важное дело. Но в этом не было ничего удивительного. Раньше Борон был хилым, тщедушным, неуверенным в себе и трусливым от природы. Единственная черта его характера, которая была полезна в жизни, заключалась в горячем стремлении угождать. Одного взгляда на Борона было достаточно, чтобы сказать, что для солдата он не подходил, не говоря уже об офицерском чине.
Так думали все, кроме его бедной старой вдовой матери. Исполненная решимости дать сыну хороший старт в жизни, она выбрала для него армейскую карьеру. Отказывая себе в последнем, старушка наскребла нужную сумму и купила ему погоны. Так Борон стал лейтенантом гвардии.
Три года неисчислимых несчастий и четыре последовательных понижения в звании привели его на низшую ступень рядового. Он бы мог покатиться вниз и дальше, если бы было куда. Стоило создать специальный ранг для такой бестолочи, как боец Борон, и его командиры успокоились, поручая солдату выполнение самой грязной и наименее престижной работы вроде чистки картофеля на кухне.
Немного позже, после того, как Борон уронил в чан с чищеным картофелем гранату и не заметил этакой безделицы, им пришлось пересмотреть свою тактику. Признать его виновным в последовавшем взрыве не удалось, тем более что сержант, непосредственный начальник Борона, в результате этого происшествия погиб, однако никто не сомневался, на чьей это совести.
Пару недель Борон просидел в заключении, размышляя, какое дальнейшее понижение изобретут для него армейские чины. Он провел уже два месяца, присматривая за мулами, пока бедолаги все не передохли. Целую неделю Борон убирал отхожие места, пока несколько офицеров не отравились парами сероводорода. Потом его назначили охранником в тюремный блок, но заключенные устроили грандиозный побег, и охранять стало некого. Других занятий в армии для него, пожалуй, уже не существовало.
Потом однажды ночью к Борону в камеру тайно проник сержант по имени Кишкорез и спросил, не хочет ли он перевестись в личную охрану Миала. Безжалостно подавив в себе страх по поводу того, что служба может оказаться опасной, Борон ухватился за представившийся ему шанс. Он решил, что настал момент сделать что-то, чтобы его мать смогла гордиться сыном.
Кишкорез незаметно вывел его через заднюю дверь во двор, где ожидала небольшая группа всадников. Все это вызывало удивление, но солдат не задавал лишних вопросов.
Борон удивился еще больше, когда всадники выехали за пределы Минас Лантана, и даже немного обеспокоился. Но Кишкорез объяснил, что у господина Миала есть работа в городе Кумасе. Повелитель намерен прибыть туда в ближайшее время, а пока отбирает людей для своей охраны, которые должны все подготовить к его встрече.
Борон очень обрадовался, когда услышал, что его работа заключается в том, чтобы беседовать с людьми в барах, тавернах, харчевнях и рассказывать всем о том, какой славный парень Миал. От него требовалось только не проговориться, что он принадлежит к личной охране Миала. Кишкорез дал ему тяжелый кошелек, набитый золотыми монетами, чтобы он мог покупать выпивку себе и своим собеседникам.
Но за этим произошло нашествие орков. Миал прибыл в Кумас во главе войска Минас Лантана, и Борон впервые с гордостью надел гвардейскую форму и шлем с красной кокардой. Правда, беднягу не покидал страх, что его могут отправить туда, где шло сражение, но Кишкорез заверил новоиспеченного гвардейца, что он нужен для выполнения более важной задачи.
На другой день армия Миала ушла на войну, а Борон и еще несколько гвардейцев тайно остались в Кумасе. Нарядившись в штатское платье, Борон следующие двадцать четыре часа не уставал радоваться жизни. Он толкался в харчевнях, покупал людям выпивку и просил их не волноваться за исход сражения, так как Миал превосходный полководец, отлично знает свое дело и элементарно заставит орков драпать…
Вскоре армия вернулась, поредевшая, вымотанная, но победоносная. В связи с этим Борон получил новые указания. Теперь, болтаясь в пивных, ему следовало рассказывать каждому встречному и поперечному, что военная победа одержана только благодаря генералу Миалу, что он был настоящим героем и что гражданам Кумаса здорово повезет, если принцесса Макоби согласится выйти за отважного воина замуж. Борон получил приказ вести пропаганду, одевшись как простой гражданин. В первый день он повиновался, хоть и нехотя.
В ту ночь он сидел в комнате, которую снимал, любовался своей красивой формой, нежно гладил красную кокарду и впервые в жизни ужасно собой гордился. Он очень сожалел и печалился, что не имел возможности носить всю эту красоту. Приказ замаскироваться казался Борону совершенно бессмысленным и глупым. Почему нельзя демонстрировать свою принадлежность к личной гвардии Миала, если надлежало говорить, что он сражался рядом с храбрым генералом? Форма могла бы только усилить правдивость его рассказа.
Итак, в тот день, когда инспектор Трасса собирался приказать своим подчиненным хоть из-под земли достать кого-нибудь в форме гвардии Миала, такой замечательный умник в Кумасе нашелся…

* * *

После ночи, проведенной в полицейском лазарете, сержант Раси чувствовал себя гораздо лучше. Впервые за несколько последних недель он понял, что голоден, и с удовольствием съел бы завтрак. Хотя каша из столовой вряд ли могла удовлетворить изысканный вкус гурмана, все же она была горячей, питательной и относительно безвредной для здоровья.
После завтрака полицейский доктор подверг его ряду строгих тестов: осмотрел язык, пощупал пульс и поинтересовался, стаскивал ли он с себя штаны последние двенадцать часов. После осмотра медик объявил своему пациенту, что к службе он пригоден и должен явиться к половине одиннадцатого в конференц-зал на совещание, куда инспектор Трасса приглашал всех свободных офицеров.
Раси на собрание опоздал на несколько минут, так как зал находился на втором этаже. Он был еще слаб и через каждые четыре-пять ступенек должен был останавливаться, чтобы перевести дух. Он открыл дверь в тот момент, когда инспектор Трасса инструктировал два десятка младших чинов о необходимости выявить и допросить хотя бы одного члена личной охраны Миала.
– Если вам показалось, что вы его вычислили, – говорил Трасса, – то следуйте за ним, но старайтесь, чтобы он вас не видел. Держите объект в неведении. Работайте группами. Слушайте и наблюдайте. Когда вы будете уверены, что ваш подозреваемый – человек Миала, арестуйте его и доставьте… о господи, это что за горе такое!
Трасса увидел Раси и уставился на него, не веря своим глазам. Тотчас двадцать голов повернулись, следуя его взгляду. Двадцать лиц дружно вытаращили на него глаза, в которых сквозило неподдельное удивление. Раси в растерянности пялился на них. Он понимал, что после тридцати шести часов страданий, вероятно, выглядит не вполне здоровым, но вызванная реакция его шокировала. Такого он не ожидал.
– Святые силы, Раси! – воскликнул Трасса. – С тобой все в порядке, дружище?
Раси кивнул:
– Да, сэр. Все хорошо. То есть не так плохо, как вчера. И доктор говорит, что я годен для активной деятельности. Лишь бы туалет был неподалеку.
– Годен? Да ты выглядишь как покойник, которого зарыли, а через неделю снова откопали.
Раси слабо шевельнул губами, пытаясь изобразить улыбку, и, шаркая, прошел в конец зала, где бессильно опустился на стул. Инспектор покачал головой и продолжил инструктаж. Раси, устроившись поудобней, тем временем наслаждался покоем привычной обстановки.
Жесткое сиденье стула, карта улиц Кумаса на стене, густо утыканная цветными булавками, изображавшими невесть что, непочтительные комментарии и непристойные шуточки его товарищей, кислый запах пота двадцати мужиков, собравшихся в одном тесном помещении, – все это давало сержанту ощущение принадлежности гораздо в большей степени, чем стены родного дома. Полицейский участок и был его настоящим домом. Он чувствовал здесь свое единство с остальными сослуживцами, здесь была его жизнь и его радость.
Минут через двадцать собрание закончилось, и все разошлись, кроме Трассы. Инспектор подошел к сержанту, взял стул из переднего ряда и уселся верхом на него, положив локти на спинку.
– Ты уверен, что готов к выполнению задания, сержант? – спросил он не без доброго участия. – Личинки мух и то выглядят куда бодрее и крепче, чем ты в данный момент.
– Нет, я в порядке, сэр. Честное слово! Я очень хочу выбраться отсюда и приступить к своим обязанностям.
Трасса скривил губы, выражая сомнение.
– Ладно, посмотрим, – сказал он. – Но не перенапрягайся. Забурись в какую-нибудь многолюдную харчевню, сядь в уголке и держи ушки на макушке. Если поймешь, что обнаружил одного из агентов Миала, сходи за кем-нибудь из товарищей, чтобы тот произвел задержание. А теперь шагом марш отсюда, пока не провалился в щель между половыми досками.
Раси отдал честь и нетвердой походкой пошел к двери. Искреннее участие инспектора его тронуло и несколько ошеломило. Обычно, выражая симпатию, инспектор бил несчастного по спине, приговаривая, что не стоит быть соплей, а потом отправлял в бар напиться.
Сержант открыл дверь и остановился.
– Можете на меня рассчитывать, сэр, – сказал он. – Я вас не подведу.
Затем с чувством, что все нормализуется, сержант Раси, пошатываясь, отправился на задание.

Рядовой Борон, взглянув на свое отражение в потрескавшемся, засиженном мухами зеркале своей комнаты, раздулся от гордости. Черная кожа, как ему всегда казалось, придавала мужчине невероятно мужественный вид, а в форме личной охраны Миала этого материала имелось в избытке. Единообразие цветовой гаммы нарушала только красная кокарда на сверкающем металле шлема.
Борон повернулся к зеркалу боком и принял важный вид, затем повернулся другим боком и сменил позу, больно ударившись при этом локтем о дверцу буфета. Но это не имело значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33