James Bibby
Амулет



Джеймс Бибби
Амулет

Посвящается Рико, Тиму и Аде (которые приложили максимум усилий, чтобы убить меня, использовав в качестве оружия Штутгартский пивной фестиваль).

Как прекрасна смерть!
Шелли

Смерть будет жутко грандиозным приключением.
Дж. М. Барри

Проклятие! Чьей-то заднице не поздоровится…
Тарл из Велбурга

Пролог

Бадал любил говаривать всем встречным и поперечным, что занятие археологией является традицией в его семье, а отец посвятил себя этой науке всего без остатка.
В определенной степени это было правдой. Отец промышлял грабежом могил: удачная карьера оборвалась внезапно и вопреки желанию достойного папаши, когда разгневанный монарх, поймав его с поличным за разграблением королевской гробницы, приказал замуровать вандала в бетонное основание новой пирамиды.
Однако это происшествие не отвратило Бадала от желания последовать по стопам отца, хотя он принял к сведению его печальный опыт, разработав более изощренные методы достижения цели. Если основатель семейного дела забирался под древние своды мавзолеев глухой ночью и попросту набивал мешки обнаруженными там сокровищами, то сын предпочел пойти в университет Кумаса и получить диплом археолога.
В составе археологической экспедиции, занимавшейся раскопками королевских захоронений в пустыне южнее города Чи Кентика, Бадал получил прекрасную возможность незаметно присваивать дорогие находки: то золотое кольцо, то драгоценный жезл. Конечно, этот промысел баснословной прибыли не приносил, но позволял иметь приятный по размеру побочный заработок.
А теперь Бадал наткнулся на нечто такое, что при разумном подходе сулило такое умопомрачительное богатство, какое ему и не снилось.
Последние полгода археологическая экспедиция трудилась над раскопками комплекса захоронений, относившихся к Первому веку, где были найдены мумифицированные останки Приапина Четвертого, последнего правителя древнего царства Китала. Вместе с ним в могиле обнаружили несметные сокровища, и теперь, когда раскопки близились к завершению, пришлось даже вызвать отряд солдат для сопровождения бесценного груза в Кумас.
Охрана объекта была очень серьезной, и Бадал начал даже беспокоиться по поводу того, что ему лично ничего не достанется, кроме какой-нибудь завалящей золотой монетки. Но после обеда того же дня он сделал свое эпохальное открытие.
Предоставленный самому себе Бадал бился над расшифровкой иероглифов в подземном коридоре у входа на северной стороне комплекса, когда внезапно почувствовал слабое движение воздуха, сочившегося сквозь крошечный просвет в каменной стене. Заинтригованный, он засунул в дыру черенок саперной лопатки и попытался расширить отверстие.
Сегмент стены площадью около двух квадратных футов тотчас повернулся, обнаружив за собой уходящий в темноту проход. В лицо Бадалу пахнуло плесенью.
Сердце археолога бешено забилось, но он аккуратно закрыл секретную дверцу. Снедаемый острым желанием исследовать таинственный коридор, хитрец, тем не менее, инстинктивно чувствовал, что лучше сделать это глухой ночью, когда никого не будет рядом. По опыту Бадал знал, что древние строители не устраивали секретных дверей для защиты нескольких десятков полуистлевших костей в саркофаге. Чутье настойчиво подсказывало ему, что, какой бы клад ни прятался в недрах тайника, он будет стоить целое состояние.
Однако Бадал сознавал, что предпринятые меры предосторожности по охране объекта не позволят ему вынести из лагеря ничего ценного. Поэтому он провел несколько последующих часов, выискивая все, что могло пригодиться в его рискованном предприятии: провизию на три дня пути, быстроногого скакуна и надежный мешок подходящих размеров. Настало время воспользоваться отцовской тактикой, то есть забрать деньги и сделать ноги.
Едва пробило полночь, как Бадал проник в подземный коридор и открыл потайную дверцу. Трепещущий огонь факела отбрасывал на стены пляшущие тени. Подперев дверь, чтобы она случайно не закрылась, он начал осторожно протискиваться вперед по пыльному коридору. Ярдов через двадцать коридор свернул налево, и перед Бадалом внезапно открылась просторная камера площадью около тридцати квадратных футов.
Как только дрожащие языки пламени разогнали темноту и Бадал увидел содержимое камеры, у него перехватило дыхание. Когда изумление первого момента прошло, он набрал полную грудь воздуха и разразился диким, торжествующим хохотом.
На мраморном постаменте в центре помещения покоилось тело старика, почти идеально сохранившееся, несмотря на многие сотни лет, прошедшие с тех пор, как его туда поместили. Рядом с останками лежали деревянный посох и серебристая сфера. Пол вокруг постамента был покрыт изысканной гравировкой и расписан рунами – письменами на древнем кеммальском языке. У изголовья стоял золотой сундук футов трех длиной. Созерцание именно этой емкости и повергло Бадала в состояние ажитации.
Сундук был до отказа наполнен золотыми монетами, украшениями и драгоценными камнями, которые сверкали и переливались в неверном пламени факела, словно подсвеченные изнутри. Не склонный к преувеличениям Бадал быстро подсчитал, что содержимое одного этого сундука раз в десять превышает стоимость всех обнаруженных экспедицией сокровищ.
Какое-то время он продолжал завороженно пялиться на представшее его глазам чудо, а потом упал на пол и дрожащими от возбуждения руками принялся набивать мешок.
Бадал работал быстро, безжалостно отбрасывая в сторону увесистые золотые вещи, отдавая предпочтение более легким украшениям и драгоценным камням. Он не чувствовал при этом сожаления, так как знал, что при известном везении потайной ход в гробницу может оставаться необнаруженным еще многие месяцы, а то и годы. А раз так, то у него еще будет возможность вернуться и за другими сокровищами.
Наконец вес мешка достиг того предела, который Бадал мог осилить. Он встал, чтобы идти. Но тут что-то привлекло его внимание: расхититель гробниц повернул голову и уставился на мертвое тело.
На иссохшей костлявой груди лежал золотой амулет в виде драконьей головы, а сбоку – узкий кинжал с изогнутым клинком. Его рукоятка, усыпанная драгоценностями, была выполнена в форме такой же драконьей головы. Занятные вещицы как будто звали Бадала, умоляя его прикоснуться к ним и взять их с собой.
Вскинув мешок на спину, Бадал направился было к постаменту, чтобы получше разглядеть заинтересовавшие его предметы. Но, как только его ноги ступили на гравировку, покрывавшую пол, он остановился. Бадалу почудился какой-то непонятный звук, похожий на вздох облегчения – словно то, чего так долго ждали, наконец случилось.
Несколько секунд археолог стоял неподвижно, напряженно вслушиваясь в тишину, но до его ушей не доносилось больше ни звука. Тогда Бадал вплотную подошел к хрупкому мумифицированному трупу, протянул вперед руку и сорвал с тонкой кожистой шеи драконью голову, схватил лежавший рядом кинжал и покинул камеру. Как только он исчез в узком проходе, темная тень отделилась от стены и последовала за ним.
Когда Бадал достиг потайной двери, она все еще была открыта. Расхититель гробниц поставил мешок на пол, чтобы посмотреть, как устроена дверца. Ему очень хотелось вернуться сюда еще раз, но для этого нужно было убедиться, что он сумеет закрыть ее так, чтобы она оставалась незамеченной до его прихода.
Занятый работой, Бадал внезапно почувствовал за спиной какое-то движение и резко оглянулся, недоумевая, что бы это могло быть. В следующее мгновение его лицо исказилось гримасой ужаса, он пулей вылетел из узкого коридора и стал судорожно дергать дверцу, силясь ее захлопнуть. Потом Бадал начал пятиться назад, донельзя выпучив глаза и беззвучно шевеля губами.
Некоторое время ничего не происходило, но потом вдруг из еле приметного отверстия между камнями начал просачиваться некий осязаемый сумрак, или тень, или струйка черного дыма, которая постепенно стала сгущаться, приобретая столь устрашающий вид и ужасающую форму, что Бадал просто не мог на это смотреть…
Он зажмурил глаза и попятился, отступая до тех пор, пока не уперся в стену. Дальше идти было некуда. Бадал простоял так, вжавшись в древние камни и зажмурив глаза, казалось, целую вечность. Потом он почувствовал легчайшее прикосновение к шее, и столь мерзкий, отвратительный и зловонный запах наполнил его ноздри, что его чуть не вырвало.
Бадал открыл глаза, и из его горла вырвался нечеловеческий вопль.

Крик был таким пронзительным, что разбудил всю экспедицию.
Солдаты и археологи повыскакивали из палаток и, спотыкаясь, метались по лагерю в поисках источника шума. В конце концов Бадала обнаружили в заблокированном коридоре. Рядом с ним никого не было. Он лежал, скрючившись, с плотно зажмуренными глазами и конвульсивно перекошенным ртом. В руке Бадала были зажаты два предмета, вероятно, найденные в гробнице: древний амулет в форме головы скалящего в усмешке зубы орка и тонкий кинжал с изогнутым лезвием.
Археолог был мертв.
Сначала все подумали, что Бадал застал на месте преступления какого-нибудь грабителя, который и порешил его. Но потом, когда нашли оседланную лошадь и запас провизии на несколько дней пути, поняли, что он сам задумал недоброе. Но что явилось причиной смерти, оставалось загадкой. Никаких следов насилия на трупе погибшего не обнаружили.
Марден, командир отряда охраны, приказал солдатам смотреть в оба и у входа в подземный коридор поставил трех часовых. Археологи, тихо переговариваясь, разбрелись по палаткам. Когда все разошлись, Марден присел на корточки перед трупом и осторожно вытащил из зажатого кулака покойного амулет в форме головы орка.
Он будет жалеть об этом весь остаток своей короткой жизни.

Глава первая

Смерть застала Дариана врасплох.
Фактически его можно было бы сбить с ног одним взмахом пера. Но оркский воин сражался тяжелым ручным топором. Острое, как бритва, лезвие раскроило шлем Дариана, словно он был из картона, и вонзилось в череп, уложив его обладателя наповал.
Еще мгновение назад это тело было подобно хорошо отлаженному механизму, который легко и непринужденно двигался в привычной обстановке рукопашного боя, а теперь вдруг оно превратилось в бессмысленную груду теплого мяса, драматически рухнувшего на землю…
Но справедливости ради следует сказать, что сражение с самого начала приняло неожиданный поворот. Кухбадорская армия вышла в то утро из Кумаса, собираясь играючи расправиться с несколькими сотнями наглых оркских налетчиков, спустившихся с Ирридских гор. Однако армия столкнулась с хорошо организованным войском, которое состояло из отлично подготовленных солдат численностью не менее двух тысяч.
Дариан растерянно парил над собственным телом и решительно ничего не понимал. Его положение и впрямь было дурацким. Всю свою сознательную жизнь он считал себя воинствующим атеистом и весело подшучивал над теми, кто верил в загробную жизнь. И вот теперь он был мертвый – и в то же время не мертвый.
Дариан разглядывал пустую скорлупу – свое тело – с болезненным интересом. На своем веку ему довелось повидать немало искромсанных трупов, и к страшным зрелищам Дариан был привычен. Но это было совсем другое дело. Разве мог он подумать, что в один прекрасный день будет созерцать собственное мертвое тело? Этот топор превратил его голову в кровавое месиво…
Тут до него дошло, что битва вокруг кипит с прежним пылом. Дариан с любопытством огляделся, желая узнать, какой эффект он производит на живых. Но, похоже, внимания на Дариана никто не обращал. Вероятно, живые его присутствия просто не замечали. Сам же он себя видел как некий туманный образ, повторявший очертания распростертого на земле безжизненного тела.
Более того, теперь, когда Дариан задумался на эту тему, он понял, что видит души других убитых, парящие над своими телесными оболочками. Новички эфироплавания тоже сперва недоуменно озирались по сторонам, но вот одна или две души начали медленно подниматься, нерешительно устремляясь ввысь.
Вдруг Дариана посетила мысль о Валгалле, и он с пугающей ясностью осознал, что это место действительно существует, и вспомнил, что, как воин, павший на поле боя, имеет право на пожизненное, если можно так выразиться, там проживание. Вокруг него призрачные души погибших товарищей ликующей гурьбой торжественно возносились вверх. Но у Дариана с этим возникли какие-то проблемы. По неясной причине он не мог последовать их примеру.
Напрягаясь изо всех духовных сил, ибо физических у него уже не было, Дариан пытался изменить ситуацию, но ничего не получалось. В каком бы направлении он ни двигался, дальше, чем на тридцать футов, не перемещался. Казалось, он прикован к своему телу невидимой тридцатифутовой цепью.
Однако попыток освободиться Дариан не оставлял, но потом, совершенно измучившись, все же сдался. Если бы он все еще находился в своей земной оболочке, то после такого напряжения обливался бы потом и тяжело дышал, но окровавленное тело Дариана лежало на земле бесполезной неподвижной массой, безжизненное и холодное, и как будто не желало его отпускать, лишая шанса на вечное блаженство.
Потеряв всякую надежду, Дариан смотрел на свое тело с унынием и чувствовал себя в полном дерьме. Раньше телесная оболочка его никогда так не подводила, служила верой и правдой. Теперь тело стало трупом, а сам Дариан, похоже, нашел приключеньице на свою задницу. А может, это было своего рода наказанием за его неверие?…
Да ничего подобного! Вон – только что на его глазах одним из первых вознесся к небу дух Торана Черного Щита. Уж кто-кто, а этот был известным святотатцем и богохульником. Его кощунствам не было предела, он сжигал монастыри и насиловал монашек и монахов.
Нет, за этим крылась какая-то иная причина…
Дариан углубился в размышления, но ничего так и не придумал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33