Заглянув за дверь, она увидела, что Элен спит. А потом тихо вошла в комнату и села на кровать.
– Мама!
Элен перевернулась на спину. Ее глаза медленно открылись и посмотрели на Тоби.
– Мама, ты себя хорошо чувствуешь?
– Устала, – пробормотала Элен, – я сегодня устала.
Тоби положила руку на лоб Элен. Жара нет. Она откинула прядь серебристых волос с маминых глаз.
– Ты не заболела?
– Я просто хочу спать.
– Хорошо. – Тоби чмокнула Элен в щеку. – Тогда спи, я тоже пойду.
– Спокойной ночи!
Тоби вышла, оставив дверь в комнате Элен открытой. Она решила, что не будет закрывать дверь в свою спальню, чтобы слышать, если мама позовет ее. Она приняла душ и надела футболку, в которой обычно спала. Едва она села на кровать, зазвонил телефон.
Тоби взяла трубку.
– Алло!
Мужской голос, смутно знакомый, спросил:
– Могу я узнать, с кем говорю?
Изумленная такой наглостью, она ответила:
– Сэр, если вы не знаете, кому звоните, ничем не могу помочь. До свидания!
– Подождите. Это детектив Шиэн, полиция Бостона. Я просто пытаюсь выяснить, чей это номер.
– Детектив Шиэн? Это Тоби Харпер.
– Доктор Харпер?!
– Да. Вы набрали мой домашний номер, разве вы его не знали?
Последовало молчание.
– Нет.
– Откуда вы взяли этот номер?
– Повторный набор.
– Что?
– Я только что нашел сотовый в машине доктора Брэйса, он лежал под сиденьем, и нажал на повторный набор. – Шиэн помолчал. – Вы были последним человеком, которому он звонил.
Вики понадобилось полчаса, чтобы добраться до дома и остаться с Элен. Еще сорок минут Тоби пробивалась сквозь утренние бостонские пробки. Оказавшись на очередном допросе у детектива Шиэна, она чувствовала себя такой уставшей и раздраженной, что была готова вцепиться в любого, кто ее заденет. Что ей действительно было нужно – так это вернуться домой и улечься спать.
Вместо этого она позвонила Вики и сказала, что ей нужно заехать еще в одно место.
– Мама неважно выглядит, – заметила Вики. – Что с ней?
– Вчера все было прекрасно, – сказала Тоби.
– Ее недавно вырвало. Я дала ей попить сока, и, мне кажется, ей стало получше. Но она хочет спать.
– Еще какие-нибудь жалобы есть?
– В основном на расстройство желудка. Я думаю, тебе стоит сводить ее к врачу.
– Я сама врач.
– Ну конечно, ты знаешь лучше, – огрызнулась Вики.
Тоби повесила трубку, разозлившись на сестру и смутно встревожившись сообщением о болезни Элен. «Какой-нибудь желудочно-кишечный вирус, – решила она. – Мама поправится через пару дней».
Тоби вышла из полицейского участка и направилась прямиком на Олбани-стрит, в дом номер 720. Управление судмедэкспертизы.
Дворак, похоже, сразу распознал ее мерзкое настроение. Он вежливо проводил ее в свой кабинет, налил чашку кофе и поставил перед Тоби, не спрашивая, хочет ли она его пить. Она хотела, кофеин был ей необходим.
Тоби сделала несколько быстрых глотков, а затем посмотрела в глаза Двораку.
– Я хочу знать, почему Шиэн вцепился в меня. Почему он меня преследует?
– Преследует?
– Я только что потратила на него целый час. Послушайте, я не знаю, почему Роби звонил мне. Вчера вечером меня не было дома. И отвечала ему сиделка моей матери. Я только что об этом узнала.
– А сиделка не знает, зачем звонил Брэйс?
– Она не поняла сообщения. Он сказал, что едет в больницу повидаться со мной, и что она может не беспокоиться и не говорить мне о звонке. Поверьте, Дэн, между нами ничего не было. Ни романа, ни секса, вообще ничего. Мы были едва знакомы.
– И при этом его смерть вас чрезвычайно огорчила.
– Огорчила? Роби истек кровью у меня на глазах, у меня все руки были в его крови. Я держала пальцами его сердце, заставляя его работать, пыталась сохранить ему жизнь. И вы хотите, черт побери, чтобы я не огорчалась? – Борясь со слезами, она набрала воздуха в легкие. – Но вам не понять. Вы же не с живыми людьми работаете, а с трупами.
Он промолчал. Это молчание, казалось, подчеркнуло муку, ярость ее последних слов.
Тоби опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
– Вы правы, – тихо согласился он. – Мне не понять. Мне не приходится видеть, как умирают люди. Возможно, поэтому я и выбрал то, что выбрал. Чтобы не видеть.
Она подняла голову, но встречаться с ним взглядом ей не хотелось. Поэтому она уставилась на угол его стола.
– Думаю, вы еще не успели сделать вскрытие.
– Мы сделали его сегодня утром, ничего неожиданного не обнаружили.
Тоби кивнула, все еще не глядя на Дворака.
– А господин Парментер? Невропатолог подтвердил диагноз?
– Болезнь Крейцфельда-Якоба. – Дэниел произнес это бесстрастно, без всякого намека на личную катастрофу, причиной которой явился этот диагноз.
Тоби посмотрела на него, неожиданно задумавшись о собственной беде Дворака, о его страхах. Она заметила, что Дэниел в последнее время плохо спал, у него были запавшие, лихорадочно блестевшие глаза.
– Мне просто придется с этим жить, – проговорил он. – С возможностью заболеть. Не зная, проживу я два года или сорок. Я все время твержу себе, что в любой момент могу попасть под машину на улице. Такова жизнь. Просто нужно пережить еще один день со всеми его опасностями. – Он выпрямился, словно желая стряхнуть мрачное настроение, а затем неожиданно улыбнулся: – На самом деле моя жизнь далеко не такая захватывающая.
– И все же я надеюсь, что она будет долгой.
Они оба встали и пожали друг другу руки. Жест чересчур формальный для друзей. Пока их отношения еще не переросли в дружбу, но Тоби казалось, что они двигаются в этом направлении. Ей хотелось, чтобы они туда двигались. Но теперь, глядя на Дворака, она испытывала смущение от своей внезапной симпатии к нему, от своей реакции на его теплое прикосновение.
– Позапрошлым вечером вы приглашали меня на стаканчик бренди.
– Да.
– Я не принял его, потому что все еще был в шоке из-за диагноза. Я бы испортил вечер нам обоим.
Тоби вспомнила, как в ту ночь она в одиночестве и смятении сидела на диване и в сопровождении мрачного Мендельсона листала медицинские журналы.
«Вряд ли тот вечер можно было испортить», – подумала она.
– Тем не менее, – сказал он, – я хотел бы ответить тем же. Уже почти полдень. Я провел здесь все утро и уже мечтаю выбраться из этого чертова здания. Если вы свободны… и если хотите…
– В смысле… Прямо сейчас?
Такого она не ожидала. Секунду Тоби смотрела на Дворака, думая о том, как ей хотелось, чтобы это произошло, и при этом опасаясь, что слишком многого ждет от этого приглашения.
Похоже, он воспринял ее заминку как нежелание.
– Извините, возможно, я должен был предупредить заранее. Может, в другой раз.
– Нет, в смысле, да. Сейчас вполне подходит, – поспешила согласиться она.
– Правда?
– При одном условии. Если вы не против.
Он склонил голову набок, не зная, чего ожидать.
– Давайте посидим в парке, – задумчиво предложила Тоби. – Я знаю, на улице холодновато, но я уже неделю не видела солнца. А мне так хотелось бы сейчас посидеть на солнышке.
– А вы знаете, мне тоже, – усмехнулся он. – Я только возьму пальто.
14
Укутавшись в шарфы, они сидели рядышком на садовой скамейке и ели дымящуюся пиццу прямо из картонной коробки. К обоюдному удивлению они, не сговариваясь, выбрали один и тот же сорт – цыпленок по-тайски под арахисовым соусом. «Великие умы мыслят одинаково», – смеялся Дворак, пока они под облетающими деревьями шли к скамейке возле пруда. Ветер был холодным, однако на ясном небе сияло солнце.
«Это совсем другой человек», – подумала Тоби, глядя в лицо Дворака. Его волосы растрепались, щеки раскраснелись от ветра. Стоило вытащить его из этого гнетущего здания, подальше от мертвецов, и он стал совершенно иным. Человеком со смеющимися глазами. Ей стало любопытно: а вдруг она тоже выглядит по-другому? Ветер раскидал ее волосы в разные стороны, она перепачкала руки пиццей, но в этот момент Тоби чувствовала, что уже давно не была такой привлекательной. Возможно, потому, что Дворак так смотрел на нее, – ничто не делает женщину красивее, чем улыбка желанного мужчины.
Она подняла голову, упиваясь яркостью дня.
– Я почти забыла, как приятно посидеть на солнышке.
– Неужели вы так давно его не видели?
– По-моему, несколько недель. Сначала лил дождь. А потом несколько солнечных деньков я просто проспала.
– А почему вы предпочитаете ночные смены?
Она доела последний кусочек пиццы и брезгливо обтерла испачканные соусом руки.
– На самом деле выбирать особо не приходилось. Когда я закончила интернатуру, в больницу Спрингер требовались только врачи на ночную смену. Поначалу все было неплохо. После полуночи в неотложке обычно затишье, и мне даже удавалось вздремнуть. Потом я ехала домой, снова спала, и у меня весь день оставался свободным. – Она покачала головой: – Это было десять лет назад. Когда тебе чуть больше двадцати, можно довольствоваться и коротким сном.
– Средний возраст – это кошмар.
– Средний возраст? О чем вы, дружище?
Он засмеялся, прищурившись от солнца.
– Значит, прошло десять лет, вы уже дама в годах в свои – сколько? Тридцать с чем-то? И все еще гробите себя на этих дежурствах?
– Постепенно я втянулась, это даже приносило некоторое удобство. Работала с одними и теми же сестрами. С людьми, которым могла доверять. – Тоби вздохнула. – А потом у мамы обострилась болезнь Альцгеймера. И мне нужно было весь день находиться дома. Ухаживать за ней. А сейчас у меня есть ночная сиделка, а утром я возвращаюсь с работы и принимаю дежурство.
– Похоже, вы безрассудно тратите свою энергию.
Она пожала плечами.
– А что еще остается? На самом деле мне повезло. По крайней мере я могу позволить себе нанять помощника и продолжать работать, в отличие от многих других женщин. А моя мама – даже когда бывала особенно невыносимой – никогда не переставала быть… – Тоби задумалась, подыскивая наиболее точное слово. – Доброй. Она всегда, всегда была добрым человеком.
– Мне кажется, вы очень похожи на мать, – заметил он.
– В этом? Нет, к сожалению. – Тоби посмотрела на пруд, по воде плясала мелкая зыбь. – По-моему, я слишком нетерпелива. Слишком настойчива для доброго человека.
– Да, настойчивости у вас не отнять, доктор Харпер. Я понял это еще во время нашего первого разговора. По лицу можно прочесть все ваши эмоции.
– Жуть, правда?
– Возможно, так здоровее для психики. По крайней мере вы так разряжаетесь. Честно говоря, я бы не отказался от некоторой части вашей энергии.
– А я бы не отказалась от вашей сдержанности, – грустно призналась она.
Последний кусок пиццы был съеден. Они встали, сунули коробку в урну и пошли прогуляться. Дворак, похоже, не замечал холода; он двигался легко и даже с некоторой долговязой грацией; пальто было расстегнуто, а шарф развевался за плечом словно шлейф.
– Я в жизни еще не встречала ни одного патологоанатома, который не был бы сдержанным, – заметила Тоби. – Вы все, что ли, такие непроницаемые?
– В смысле, у всех ли такой коматозный характер?
– Ну, я встречала только тихонь. Но при этом очень осведомленных, как будто им известно все на свете.
– Известно.
Она посмотрела в его бесстрастное лицо и рассмеялась:
– Отлично сыграно, Дэн. Вы меня убедили.
– На самом деле этому нас учат на стажировке. Как делать умный вид. Те, кто не справляется, идут в хирурги.
Запрокинув голову, она захохотала еще громче.
– Хотя то, что вы сказали, правда, – признался Дэниел. – В патологоанатомы обычно идут тихони. Наша специализация привлекает тех, кто предпочитает работать в подвалах. Кому больше нравится смотреть в микроскоп, чем общаться с живыми людьми.
– Вам тоже это больше нравится?
– Я бы сказал, да. Я не слишком разбираюсь в людях. Что, возможно, объясняет мой развод.
С минуту они шли молча. Ветер нагнал облаков, и теперь солнечные пятна перемежались с тенями.
– Она тоже была врачом?
– Тоже патологом. Блестящим и тоже очень скрытным. Я даже не заметил, как что-то между нами разладилось. Пока она не ушла от меня. Думаю, это доказывает, что мы оба достаточно непроницаемы.
– Что не всегда полезно для брака, насколько я понимаю.
– Это верно. – Внезапно Дворак остановился и взглянул на свой ремень. – Кто-то меня вызывает, – сообщил он, хмуро глядя на индикатор пейджера.
– Там, дальше, есть таксофон.
Пока Дворак звонил, Тоби стояла возле будки, закрыв глаза и наслаждаясь солнцем, которое ненадолго пробилось сквозь череду облаков. Моментом радости лишь оттого, что жива. Она почти не различала слов Дворака. Только услышав «Казаркин Холм», она внезапно обернулась и посмотрела на него сквозь пластиковое окошко.
Дэниел повесил трубку и вышел.
– Что такое? – спросила она. – Это насчет Роби, да?
Он кивнул.
– Это детектив Шиэн. Он сейчас в клинике Виклин, беседует с персоналом. Они сказали, что доктор Брэйс заезжал вчера. Он заходил в справочную и в патологию, интересовался историей болезни одного из прежних обитателей Казаркина Холма. Человека по имени Стенли Маки.
Она покачала головой.
– Никогда о таком не слышала.
– Судя по данным Виклина, Маки умер в марте, разбив голову при падении. Что заинтересовало Шиэна, так это диагноз, поставленный при вскрытии. Болезнь, о которой он услышал только вчера вечером.
Солнце скрылось за тучей. Во внезапном сумраке лицо Дворака показалось серым. Отчужденным.
– Болезнь Крейцфельда-Якоба.
Из окна зала совещаний на двадцатом этаже Карл Валленберг видел затейливый свод Старого дома штата. А ниже – деревья на площади; их голые ветки тянулись к ослепительно-голубому небу. «Вот такой вид и предпочитают чинуши, – заметил он про себя. – Пока некоторые из нас занимаются настоящим делом в Ньютоне, окружая заботой клиентов Казаркина Холма, Кеннет Фоули и штат его бухгалтеров сидят в этом роскошном офисе в центре города и трясутся над денежками Казаркина Холма. И стремительно их приумножают. Облаченные в Армани клоны Фоули, подумал Валленберг, глядя на людей, которые сидели за столом. Он смутно помнил их имена и звания. Человек в синем полосатом костюме был главным вице-президентом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42