Но несмотря на все мое усердие, к сожалению, это искусство примерно на девять десятых так и осталось для меня непознанным.Эспада был, как, я думаю, уже стало понятно каждому моему читателю, не из тех людей, кого можно легко смутить. Но на этот раз ответ ученого поставил его в тупик, он не понимал, как и о чем можно дальше вести разговор с этим человеком, но, однако, все же попытался изобразить на лице некое подобие вежливой улыбки и пробормотал:— Простите мне мою навязчивость, сеньор. Я готов ждать сколько угодно, когда наступит момент, подходящий для того, чтобы вы могли снять свою маску и раскрыть свое инкогнито.На этом эспада счел разговор законченным, развернулся и направился к столику, где его горячие приятели уже нетерпеливо постукивали ногами по полу. Маленький гаучо посмотрел ему вслед, покачал головой и тихо пробормотал: «Снять маску!» Какой чудак этот сеньор!»И он снова углубился в свои книги. Однако сосредоточиться на этот раз ему не удалось. Официант — тот самый, что был с ним одного роста, — подошел и спросил:— Сеньор, почему же вы не пьете свое пиво? Мне очень жаль этот прекрасный напиток и вас тоже. Когда пиво так долго стоит открытым, оно теряет часть своего неповторимого вкуса.Гаучо, он же доктор Моргенштерн, взглянул на него, поднял стакан и сказал:— Благодарю вас, сеньор! Человек не должен забывать о своих потребностях и удовольствиях, а пить, по-латыни «потио», пиво — безусловно, не только необходимо, но и весьма приятно.После этой тирады он собрался было продолжить свое прерванное чтение, но официант отчего-то все не уходил, и он спросил:— Вы хотите узнать у меня что-нибудь еще, сеньор?— Да, с вашего позволения. Я невольно слышал, что вы упомянули в разговоре с сеньором Перилъо город Ютербогк в Германии…— Да, это мой родной город, и я живу там.— Значит, вы немец?— Ну разумеется, немец.— О, сеньор, какой это приятный сюрприз для меня! Вы позволите мне поговорить с вами по-немецки?— По-немецки? Неужели и вы тоже немец?— Да, герр доктор, мы земляки, — с гордостью заявил маленький официант, — я родился и жил в Штралау на Руммельсбургском озере под Берлином.— Вы из Штралау? Какая приятная неожиданность! Но почему вы оказались здесь, чего вы хотите добиться в этой стране?— Разбогатеть, конечно!— И только?— Да, больше мне ничего не нужно. Но, знаете, герр доктор, и здесь это оказалось не так-то легко, как казалось издалека. Более того: сейчас я даже попал в затруднительное финансовое положение, надеюсь, правда, что это временные трудности.— А дома у вас остались какие-нибудь близкие родственники?— Нет, я круглый сирота. Ни близких, ни дальних родственников в Германии у меня нет… Было и еще одно обстоятельство, подтолкнувшее меня к тому, чтобы уехать: дело в том, что я всю жизнь очень хотел стать профессиональным военным, но для этого мне, видите сами, как минимум, дюйма два роста не хватает… Вот и пришлось искать счастья на чужбине.— А как давно вы здесь, друг мой?— Пять из своих двадцати пяти лет.— И чем вы занимались все это время, если не секрет?— Понемногу всем, что не осуждает закон. Сегодня я — официант, а завтра могу стать докером.— Но почему вы оказались именно здесь, в столице страны? Вы можете не отвечать, если это вам по какой-то причине делать не хочется, но я спрашиваю не ради праздного любопытства.— Я отвечу. Здесь я по той простой причине, что из Буэнос-Айреса самый короткий путь до Тукумана. Там я уже несколько раз находил довольно неплохо оплачиваемую работу. Моей обязанностью было смотреть за лошадьми в разных экспедициях, отправляющихся в Анды.— Так вы, значит, умеете ездить верхом? — обрадованно спросил доктор.— Не хуже, чем герои Фрейлиграта Фрейлиграт, Фердинанд (1810-1875) — немецкий поэт, виднейший представитель романтизма.

, смею надеяться. В этой стране чему угодно обучишься гораздо быстрее, чем в любой другой.— Это прекрасно! Но я хотел бы услышать от вас о самом главном, что интересует меня как ученого. Здесь, в Аргентине, должны встречаться в земле кости погибших животных…— Да их тут полно!— Отлично! Видите ли, кости некоторых из них интересуют меня в чрезвычайной степени.— В самом деле? Таких оригиналов, как вы, мне до сих пор не приходилось встречать. Вам повезло, что вы встретили именно меня. Я покажу вам места, где валяется множество костей разных животных.— Доисторических?— Вот уж за это поручиться не могу. Знаю только, что недостатка костей животных в пампе нет.— И костей гигантов животного мира тоже?— Это каких гигантов? Быков, что ли? Да сколько хотите!— Нет, я имею в виду животных покрупнее, мастодонтов, например, то есть гигантских слонов.— Я ни разу не слышал, герр доктор, чтобы здесь кто-нибудь охотился на гигантских слонов.— А на мегатериев?— Хм. Не слышал.— А на глиптодонтов?— Тоже…— Это естественно, если принять за аксиому предположение о том, что эти животные, жившие на Земле еще до грехопадения Адама и Евы, вымерли окончательно…— Ах, вот в чем дело, ну, теперь-то мне понятно, почему не видно их костей среди травы. Вам, вероятно, нужны такие кости, которые ищет профессор Бурмайштерн для своего музея естественной истории. Они в пампе тоже встречаются, но лежат глубоко в земле, их нужно раскапывать. Мне не раз попадались кости лошадей, живших не иначе, как до грехопадения наших прародителей.— Совершенно верно, лошади тогда тоже жили. То, что вы рассказали, очень интересно для науки! Представьте, мой друг, находятся еще ученые, которые утверждают, будто доисторическая лошадь могла обитать только в Старом Свете. Ну согласитесь, они же смешны, эти ограниченные упрямцы, не так ли?— Ну, в общем, откровенно говоря, я в этом мало что смыслю… Так, значит, если я вас верно понял, вы затеваете экспедицию за костями древних животных?— Меня чрезвычайно радует ваша сообразительность. Да, в самое ближайшее время я собираюсь отправиться к гаучо, чтобы составить из них костяк своей экспедиции. Вот и оделся даже на их манер, чтобы они с самого начала нашего знакомства испытывали ко мне доверие. Но прежде всего мне необходим слуга. Вы мне очень понравились, у вас честное и смышленое лицо. Но что такое? Судя по вашей реакции, кажется, вас вовсе не обрадовало мое предложение? Ответьте прямо, прошу вас: вы пойдете ко мне слугой?— Почему бы и нет? Особенно если вы будете мне хорошо платить и содержать так, что мне будет не на что жаловаться.— В таком случае, приходите ко мне завтра, обо всем и договоримся. Кстати, вы знаете банкира Салидо?— Да. Его контора недалеко отсюда. Но живет он в другом доме, на окраине города, где все местные богачи обитают.— Прекрасно. Там же в качестве гостя банкира временно проживаю и я. Так что жду вас в его доме завтра. А сейчас, с вашего позволения, я хотел бы еще немного почитать.— Хорошо, герр доктор, я к вам завтра приду, и, думаю, у нас с вами наладятся хорошие отношения. Я готов вырыть для вас из-под земли все кости, какие вам только понадобятся.И официант отошел.Моргенштерн стал опять читать, но теперь уже не мог сосредоточиться и рассеянно потягивал пиво, вновь и вновь невольно возвращаясь мыслями к только что состоявшемуся разговору.Расплатившись, он вышел из кафе и, свернув налево, двинулся по улице, которая вела к дому банкира. Темнело. Ученый был настолько погружен в свои мысли, что совершенно не обратил внимания на то, что за ним, стараясь держаться в тени, следовали два человека. В одной из этих таинственных фигур можно было угадать силуэт Антонио Перильо, рядом с ним шел какой-то рослый человек, которого не было в кафе.— Ну что, — нетерпеливо прошептал эспада, обращаясь к своему спутнику, — это он или нет?В этот момент на лицо ученого как раз упал свет от одной из ближайших витрин, и рослый ответил:— Никаких сомнений! Это он, что бы он там ни сочинял.— Ага, сбрил бороду, вырядился гаучо и думает, этого достаточно, чтобы обвести нас вокруг пальца! Тоже мне, шутник! Ну ничего, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Слушай, я обязательно должен знать, где он живет. Проследи-ка за тем, куда он отправится!— А ты что, разве не пойдешь со мной?— Нет, он может обернуться и узнать меня. Тогда уж он наверняка что-нибудь заподозрит. Иди, не мешкай, а я подожду тебя вон в том кафе.И они разошлись. Перильо отправился, как и сказал, в кафе, а его рослый приятель продолжил слежку за немцем. Улица, по которой не торопясь шел он, была идеально прямой, словно проложенной по линии туго натянутого шнура. В Буэнос-Айресе много таких улиц. Город застраивался по единому плану, напоминающему шахматную доску, и весь состоит из строго прямоугольных кварталов. Может быть, это и несколько скучновато с точки зрения градостроительства, зато в аргентинской столице очень легко ориентироваться.Окрестности Буэнос-Айреса нельзя назвать особенно живописными, здесь не встретишь ни холмов, ни долин, ни лесов, ни кустарниковых зарослей. Город лежит на ровной почве травянистой бескрайней пампы, словно подарок на подносе. Не сразу отыщешь здесь взглядом линию горизонта, в дымчато-синеватом мареве земля и небо, кажется, сливаются в единое целое, имя чему — простор. Буэнос-Айрес — портовый город, но репутация здешней гавани у моряков всего мира невысока. Вода в Ла-Плате тоже ни у кого восхищения не вызывает, из-за глинистых берегов она всегда мутная, грязная.Верхние этажи многих домов в центре Буэнос-Айреса напоминают мансарды Парижа, но на этом сходство двух городов и заканчивается, иногда достаточно удалиться от какой-нибудь из прекрасных площадей аргентинской столицы всего на пару кварталов, чтобы очутиться в совершенно ином мире — мире жалких лачуг, где прописана нищета. Но пройдешь еще несколько десятков метров, и вновь потянулась цепь изящных фасадов на безукоризненно прямых улицах. Впрочем, такое встречается во многих городах мира, в Южной Америке этот контраст разве что немного ярче, потому что люди здесь темпераментны и все свои страсти — от отчаяния до любви к роскоши выставляют как бы немного напоказ. В этом смысле ведущее за город шоссе на окраине города, застроенное богатыми виллами, — довольно откровенная витрина благосостояния их владельцев. Здесь стоят дома не выше четырех этажей. Немало и одноэтажных, напоминающих своей ухоженностью разлегшихся на солнце холеных, сытых животных. Крыши многих вилл со стороны двора имеют небольшой уклон, это делается для того, чтобы собирать с них дождевую воду. Еще не так давно ее использовали даже в качестве питьевой. Но если не принимать во внимание этот специфический уклон, то можно сказать, что крыши самых богатых домов аргентинской столицы — невысокие и довольно плоские. Это продиктовано соображениями целесообразности. Во-первых, здесь выпадает мало дождей. Во-вторых, когда со стороны Кордильер налетает сильный ветер — памперо, от него менее всего страдают именно невысокие крыши. А кроме того, на таких крышах очень неплохо коротать вечера после дневного зноя.А теперь вообразите, что, следуя за доктором Моргенштерном, мы обнаружили на этом шоссе и несколько вилл не самых роскошных, ну, скажем так, средней руки. За фасадами многих из них не один двор, а три, четыре и даже больше дворов и двориков. Подобные дома на местном жаргоне называются «квинтами», должно быть, потому, что по-латыни слово «квинта» означает пятую часть чего-либо. К одной из таких квинт и направлялся ученый из Германии.Того, кто полагает, будто в Буэнос-Айресе, куда ни ткни пальцем, непременно попадешь в гаучо, я должен разочаровать: толпа, текущая по его улицам, ничем не отличима от европейской, во всяком случае, на первый взгляд: одеваются здесь по последней парижской моде. Это и неудивительно: число выходцев из Европы, постоянно живущих в этом городе, довольно значительно. Только половину его населения составляют коренные аргентинцы, остальные — это немцы, французы, испанцы, итальянцы и швейцарцы. Молодые люди, с детства варящиеся в этом этническом котле, говорят, как правило, на нескольких языках и не растеряются ни в Париже, ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке.Буэнос-Айрес в переводе с испанского означает «хорошие ветры» Буэнос-Айрес — Когда в 1535 г испанцы заложили свой опорный пункт на берегу Ла-Платы, они дали этому поселению пышное и очень длинное название Сьюдад-де-ла-Сангитиссима-Тринидад-и-Пуэрто-де-Нуэстра-Сеньора-ла-Вирхен-Мария-де-лос-Буэнос-Айрес Перевод этого пространного топонима звучит так: «Город Пресвятой Троицы и порт Госпожи Нашей Девы Марии от добрых ветров» Это было связано с тем, что закладывалось поселение в праздник Святой Троицы, при этом испанцы молились о ниспослании им доброго ветра в паруса их каравелл Однако со временем возникло и другое толкование сокращенного названия города. Испанское слово «aire» может означать и «воздух», и получалось так, что основатели Буэнос-Айреса просили у своей небесной покровительницы здорового «воздуха» (т. е. климата) на месте своего поселения, что, в общем, не противоречило истинному положению вещей, и потому новое толкование прижилось.

, но, когда солнце раскаляет плоские крыши, в помещениях с низкими потолками становится невыносимо душно, буквально нечем дышать. Но на деревья как источники прохлады здесь особенно рассчитывать не приходится. Лесов в восточной части страны почти нет. Лимонные и апельсиновые деревья в Аргентине встречаются довольно редко, а тропические фруктовые деревья не растут вовсе. И в то же время климат этой страны слишком жарок для яблонь, слив, вишен. Однако здесь прекрасно чувствуют себя виноград, груши, персики и абрикосы. Их, как правило, очень крупные плоды на вкус просто изумительны: сочные, нежные. Все квинты утопают в садах.Квинта банкира Салидо в этом смысле не была исключением, разве что дом выглядел немного покрасивее соседских. Банкир был очень гостеприимным человеком и общался с людьми не только своего круга, но и с художниками, артистами, учеными, а со многими из них, живущими в Европе, даже состоял в переписке. С доктором Моргенштерном банкир познакомился сначала заочно, первое письмо помогло завязаться оживленной переписке, и вот настал день, когда доктор получил приглашение приехать в Аргентину, и он не замедлил воспользоваться любезностью Салидо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67