Все происходило словно во сне: когда Белый Рыцарь, которого она резко пришпорила, оказался между разбойником и герцогом, девушка наклонилась вперед и вонзила острие рапиры в шею нападавшего.
Он хрипло закричал от боли, и крик его эхом разнесся по лесу.
Когда второй злодей оглянулся на крик приятеля, герцог с ловкостью опытного боксера нанес ему удар правой в челюсть, и тот без чувств рухнул на землю.
Сэмеле пришлось напрячь все силы, чтобы развернуть Белого Рыцаря, но это ей удалось.
Тогда она увидела, что герцог стоит в середине тропы, а оба бандита лежат без чувств по обе стороны от него.
Она подъехала к мужу и, только остановив коня, поняла, как напугана, и заметила сотрясавшую ее сильную дрожь, от которой трудно было удержаться в седле.
Герцог посмотрел на нее и сказал:
— Боюсь, вам придется подвезти меня, так как Крестоносца нам не поймать.
Он говорил так спокойно, словно ничего особенного не произошло, зато голос перепуганной девушки прозвучал очень тихо, когда она спросила:
— Вы… невредимы? Эти ужасные люди не… поранили вас?
— Я в полном порядке, но, думаю, нам следует поскорее убраться отсюда.
Говоря это, он потянулся к ее седлу и, вынув ее ногу из стремени, вдел на ее место свою.
Когда Бакхерст оказался позади нее, она пустила коня галопом, радуясь тому, что она такая маленькая, а седло большое.
Когда он обнял ее за талию и забрал поводья, то заметил, что ее пробирает неудержимая дрожь.
Чувствуя себя в состоянии, близком к обмороку, Сэмела стянула с головы шляпу, чтобы было удобнее откинуться на плечо мужа.
Она помнила, что часто принимала такое положение, когда отец катал ее на своем коне.
Осторожно двигаясь по тропе, герцог даже не оглянулся на разбойников, оставшихся лежать на земле. Лишь по прошествии нескольких минут Сэмела дрожащим голосом спросила:
— Н-неужели… я… уб-била… эт-того человека?
— Надеюсь, что так. Но не волнуйтесь. Предоставьте все мне. Вы не будете замешаны в этом.
— Но… я… уже… з-замешана.
— Нет! — резко сказал Бакхерст. — Этого я не допущу.
Она не поняла, что он имеет в виду, но была в таком состоянии, что не могла спорить. Ведь если бы не она, герцог сейчас сам лежал бы бездыханным.
Ей приходилось и раньше видеть такие дубинки, и она знала, что они называются палицами и имеют тяжелое утолщение на конце, из которого торчат гвозди.
Отец рассказывал ей о том, что разбойники с большой дороги часто пользуются таким оружием, и если им удавалось ударить палицей человека по голове, то у него почти не было шанса выжить.
Теперь она поняла — все произошло так быстро, что думать об этом тогда было некогда, — что герцог был на волосок от гибели.
«Я спасла его!» — думала она.
Однако душераздирающий крик человека, которого она пронзила рапирой, еще стоял в ушах, и она помнила поток алой крови, струившейся по платку, который был у бандита на шее.
Они наконец выехали из рощи и поскакали быстрее, а когда впереди показался дом, герцог сказал:
— Я хочу, чтобы вы пошли прямо к себе и легли в постель. Не говорите никому ни слова о том, что случилось. Отдыхайте, пока я не приду к вам.
— Я… боялась… очень боялась… что он может убить… вас.
— Я знаю. Вы спасли мне жизнь, и мы поговорим об этом позднее. А теперь сделайте в точности так, как я сказал.
Они двинулись по нижней части парка и, когда добрались до дорожки, увидели перед собой вереницу лошадей, прогуливаемых помощниками конюших.
Герцог подъехал к ним.
— Вы четверо, — властно сказал он, — сейчас же отправляйтесь по лесной тропе, где найдете двух разбойников. Они лежат без сознания. Свяжите их, чтобы они не могли убежать, когда очнутся, и сторожите, пока за ними не придет бричка, которую я сейчас же пошлю. — Парни промолчали, и герцог продолжал: — А ты, Джед, пойдешь к начальнику полиции. Знаешь, где его дом?
— Да, ваша светлость.
— Значит, быстро поезжай прямым путем. Попроси его поскорее приехать сюда, объясни, что дело срочное.
Джед приподнял шапку и ускакал галопом.
— Пусть один из вас проедет через рощу и поищет у озера Крестоносца, — приказал герцог оставшимся, — а остальные могут продолжать выгуливать лошадей.
И он направился к дому.
У подъезда он остановил Белого Рыцаря и сказал Сэмеле:
— Сделайте, как я сказал, и не беспокойтесь.
— А вы… не… ранены? — спросила она тоном ребенка, который никак не может успокоиться.
— Со мной все будет в порядке, — улыбнулся он. — Доверьтесь мне и постарайтесь отдохнуть.
Она вздохнула. Ей трудно было уйти: его близость, сила его рук давали ощущение безопасности и покоя.
Затем Сэмела спешилась и с минуту постояла на месте, так как ноги едва держали ее.
Усилием воли она заставила себя подняться по ступенькам, а герцог поехал на Белом Рыцаре к конюшне.
Она видела, проходя через холл, что Хигсон хочет спросить ее, что произошло и почему они вернулись на одной лошади. Но Сэмела была не в состоянии разговаривать: ее единственной целью было выполнить указание мужа и добраться до своей спальни.
Горничная — пожилая рассудительная женщина — по бледному лицу и трясущимся рукам ее светлости поняла, что что-то стряслось. Не говоря ни слова, она помогла герцогине снять амазонку, принесла прелестную ночную сорочку с кружевными оборками и приготовила постель.
Все еще находясь в полуобморочном состоянии и потрясенная случившимся, Сэмела, как во сне, улеглась в постель и откинулась на подушку.
— Может быть, ваша светлость хочет пить?
— Х-хорошая… м-мысль.
Горничная поспешила принести стакан горячего молока с медом.
Сэмела выпила немного. Потом снова улеглась и попыталась успокоиться, чувствуя, что вся напряжена и все еще очень испугана.
Казалось, столь ужасное происшествие просто не могло случиться в такой счастливый для нее день.
Она ни о чем другом не могла думать, в ее мозгу все время возникала картина: занесенная над герцогом палица и она сама, вонзающая рапиру в живую плоть.
«Зачем кому-то понадобилось нападать на герцога?» — спрашивала она себя, и никакой другой причины, кроме ограбления, не приходило в голову.
Зато Бакхерст знал настоящий ответ.
Он был полон решимости подтвердить свои подозрения и выставить обоих бандитов, если они останутся живы, в качестве свидетелей против своего кузена Эдмунда.
Пока он лежал больной, ему приходила в голову мысль о том, что Эдмунд вряд ли будет сидеть сложа руки, узнав о его женитьбе. Но герцог не мог даже предположить, что кузен опустится до такой степени, чтобы послать наемных убийц в его собственное поместье.
Ситуация, в которой оказался его кузен, его непролазные долги и женитьба герцога могли заставить Эдмунда решиться на какие-то отчаянные действия. Стало быть, пока попытка не повторилась, необходимо предпринять контрмеры.
Отдавая указание о том, чтобы за разбойниками немедленно отправили бричку, доставили их в конюшню и задержали до прибытия начальника полиции, он решил, что сложившаяся ситуация обязывает его пресечь подобные выходки раз и навсегда.
По дороге домой его больше всего беспокоило состояние жены.
Он чувствовал, как она дрожит в его руках, ощущал ее бессильно откинутую голову на своем плече и понимал, что Сэмела близка к обмороку и его долг позаботиться о ней.
То, как жена, ни секунды не раздумывая, бросилась на помощь и тем самым спасла ему жизнь, убедило его в том, что Сэмела не только смелая девушка, но и обладает сообразительностью и быстрой реакцией.
Он нисколько не сомневался, что ни одна другая женщина из всех, кого он знал, не повела бы себя таким образом в такой чрезвычайной ситуации.
Любая другая сейчас бы стонала и истерично рыдала.
«Она поступила точно так, как я и ожидал от своей жены», — думал он.
Именно в этот момент герцог словно прочитал начертанные перед ним в небе огненные буквы: он любит свою жену.
Может быть, то, что он чувствует, просто восхищение и удивление: она, будучи такой миниатюрной и хрупкой, ради его защиты убила человека!
Однако он понимал, что его нынешнее чувство — то самое, с которым он боролся в последние дни, не желая признаться себе, что полюбил Сэмелу.
Она была для него той самой розово-белой орхидеей. Чистая и юная. В тот момент, когда он меньше всего ожидал этого, она пробралась в его сердце и заняла то место, которое еще не занимала ни одна женщина.
«Откуда в ней такое?» — спрашивал он себя.
Бакхерст чувствовал, как гулко стучит его сердце и тело пульсирует от желания, когда она сидела в седле, так тесно прижимаясь к нему. Но насколько это чувство было сильнее тех ощущений, которые он прежде испытывал десятки раз с другими женщинами!
Это было то самое всепоглощающее, огромное чувство, в существование которого он до сих пор не верил. Но, бесспорно, оно захватило его, и это была любовь, которую он предвидел и искал, еще когда был молод и наивен.
Это была та самая любовь, которая царила в искусстве, музыке и поэзии. Любовь Ромео и Джульетты, Данте и Беатриче, любовь трубадуров Прованса.
«Такого не может быть!» — говорил герцог сам себе.
Но сердце отвечало: «Да».
Подъезжая к дому, он вспомнил слова Иейтса: «Ее светлость одаривает каждого именно тем, к чему человек подсознательно стремится…»
«И в конце концов оказывается, что это — любовь», — размышлял герцог.
Ему хотелось посмеяться над собой за романтическую сентиментальность, но он понимал, что это не поможет.
Это любовь бередила его мозг, сердце и тело, и оказалось, что он уже давно мечтает поцеловать свою молодую жену.
Он удерживал себя от этого, лишь не желая сдаваться своему закоренелому предубеждению против брака, а также потому, что ждал подходящего момента.
Но сейчас он подумал о том, что, если бы не ее мужество, подходящий момент мог не наступить никогда и он лежал бы трупом на лесной тропе, а Эдмунд бы стал пятым герцогом Бакхерстом.
«Ты не похожа ни на кого, — вел он молчаливый диалог с Сэмелой, — но именно тебя я ищу всю жизнь, сам не сознавая этого».
Но сейчас главным было защитить ее, сделать так, чтобы она не была вовлечена в историю, состряпанную Эдмундом.
Когда герцог отправил жену домой, а сам поехал к конюшне, он продумывал, как будет говорить о случившемся. Он был полон решимости объяснить все очень убедительно и добиться, чтобы Сэмела никоим образом не была в этом замешана.
Свою версию происшедшего он изложил сначала старшему груму и другим конюхам, которые слушали его с замиранием сердца.
— На меня напали два разбойника, — рассказывал он, — поджидавших на тропе в Северном лесу. Когда мы выехали из дому, я заметил, что ее светлость взяла с собой хлыст с потайной рапирой, который я привез из Индии.
Об этом хлысте, конечно, было известно всем в поместье.
— Я подумал, что ее светлости опасно пользоваться этим хлыстом, поскольку она могла ненароком нажать кнопку, обнажить рапиру и пораниться, поэтому я уже приторачивал хлыст к своему седлу, как вдруг на меня напали двое разбойников, выскочивших с обеих сторон тропы из кустов.
Слушатели ахнули, а герцог продолжил:
— Мне удалось отбить нападение одного и вонзить рапиру в шею другого разбойника. Потом я спешился и сбил с ног первого из них, а в это время Крестоносец ускакал к озеру.
Его рассказ, насколько он понимал, вполне укладывался в их представление о том, что могло случиться в лесу, и, судя по их восхищенным лицам, он убедил их в правдивости сказанного.
Отправив бричку за разбойниками, он вернулся в дом и стал поджидать начальника полиции.
К счастью, полковник Стоунер был его старинным другом и, когда узнал, что произошло, тут же примчался к герцогу.
— Необходимо обязательно выяснить, кто стоит за их спиной, — твердо сказал полковник, — и кто им заплатил.
После того как герцог рассказал полковнику свою версию случившегося, они пошли в конюшню, где оба бандита лежали в стойле, связанные по рукам и ногам.
Тот, что получил укол рапирой, был мертв, а второй так перепуган, что ради спасения своей шкуры готов был рассказать все. Он объяснил, что они лишь выполняли указания джентльмена, заплатившего им.
В их карманах нашли по десять гиней, выплаченных каждому, и грязный, помятый клочок бумаги, на которой был начертан план дома герцога и окружающей местности.
Примечания были сделаны почерком Эдмунда, поэтому не было большой нужды в описании заказчика убийства, которое дал бандит и которое, впрочем, точно совпадало с образом кузена.
Вернувшись в дом, начальник полиции предложил квалифицировать преступление как попытку грабежа с применением насилия.
Имя Эдмунда он предложил не оглашать на суде, но собирался от имени герцога поехать в Лондон и настоять, чтобы кузен с женой немедленно покинули Англию, так как в противном случае будут арестованы и обвинены в заговоре с целью убийства.
— Вы обещаете сделать это для меня? — спросил герцог.
— Несомненно, — ответил полковник. — Я считаю, что после сотрясения мозга вам не следует ехать, лучше останьтесь здесь и ухаживайте за молодой женой.
Улыбнувшись, он добавил:
— В конце концов у вас медовый месяц, а из-за болезни вы еще не имели возможности насладиться им вдосталь.
— Это так, — согласился Бакхерст.
Заметив, что полицейский бросил взгляд на бутылку шампанского, герцог поднялся, чтобы налить ему бокал, и сказал:
— Будьте добры, объясните ему — ведь вы знаете его столько же лет, сколько и меня, так что, возможно, он послушает вас, — что, пока он будет жить за границей, я буду выплачивать ему содержание в размере двух тысяч фунтов в год.
— Я сделаю это еще убедительнее, — ответил Стоунер, — я предельно ясно доведу до его сведения, что стоит ему сделать шаг на территории нашей страны, как он немедленно будет арестован.
Герцог облегченно вздохнул.
— По правде говоря, я уже опасался, что Эдмунд и впредь будет замышлять что-либо против меня, чтобы стать следующим герцогом Бакхерстом.
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не случилось, — заверил полковник. — За последнее время я столько наслышан о происках Эдмунда, о которых вам и знать не стоит, так как это расстроит вас еще больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16