Элоэ не удивилась благоговению Лью, когда увидела комнату. В ней царила симфония золотого и розового цвета, стены были увешаны (о чем она узнала позже) абессинскими гобеленами, за исключением тех мест, где на декоративных стенных панелях висели картины Тициана, Рафаэля и Ватто. Мебель шестнадцатого века была покрыта коврами ручной работы.
Сидевшая на софе женщина была необычайной красоты. Ее кожа казалась алебастровой, а абсолютно белые волосы были убраны в высокую прическу. Она была одета в черное, на шее у нее было изысканное ожерелье из нескольких нитей жемчуга, а рука сверкнула бриллиантами, когда она ее протянула Элоэ.
– А вот и другая родственная линия, – сказала она по-французски.
– Элоэ принадлежит к британской ветви, – пояснила миссис Деранж. – Мой муж пытался выяснить, что с ними случилось, но он умер прежде, чем добрался в Англию и закончил свои исследования.
– Очень рада с вами познакомиться, дорогая, – обратилась герцогиня к Элоэ.
– Вы были очень любезны, пригласив меня, мадам, – ответила Элоэ.
– У вас хороший французский, – улыбнулась герцогиня. – Вы были во Франции прежде?
– Нет, к сожалению.
– Тогда в вас говорят ваши предки, и это помогает вам говорить в совершенстве.
Элоэ зарделась от удовольствия. Герцогиня поднялась.
– Прошу к столу, – произнесла она.
Обед был подан в огромном обеденном зале, так же по своему красивом, как и «Гранд-салон». За каждым стулом стоял лакей, и Элоэ с трудом сдерживала себя, чтобы не глазеть на золотые украшения, покрывавшие дамасский стол.
Миссис Деранж, тем не менее, казалась ничуть не смущенной окружающей обстановкой. Она без конца болтала на безумно плохом французском, и, по мнению Элоэ, обескураживающе навязчиво о том, как богата Лью и как огромны их владения в Америке.
– Боюсь, что я так и не пересеку Атлантический океан, – сказала герцогиня. – Я, конечно, была в Англии много раз. Но сейчас годы мои прибавляются, и я с удовольствием остаюсь дома, чтобы следить за этим имением моего сына и исполнять обязанности хозяйки до тех пор, пока он не приведет в дом невесту.
Она говорила совершенно естественно и в этот момент не смотрела на Лью; однако Элоэ, взглянув через стол, почувствовала, что можно было совершенно не сомневаться в том, что герцогиня уже приняла Лью в качестве будущей жены своего сына.
После обеда герцогиня предложила им осмотреть дом.
– Это один из немногих замков во Франции, в которых все еще живут их владельцы, – сказала она. – Надеюсь, я не доживу до тех дней, когда моему сыну придется удалиться в один из его маленьких домов, а все это станет национальным музеем.
Пока она это говорила, ее рука покоилась на лакированной китайской горке; и то, как ее пальцы коснулись дерева, заставило Элоэ подумать: «Она любит это место. Вот почему она хочет, чтобы ее сын женился. Она хочет иметь наследника и продолжить род». Тонкие пальцы задрожали, и Элоэ подумала: «Она боится, но его?»
Она резко подняла голову и увидела, что глаза герцогини устремлены на Лью.
«Почему она испугана?» – опять задала сама себе вопрос Элоэ, но ответ не смогла найти.
Они обошли дом, найдя, что все комнаты в нем сказочно красивы и, если это возможно было, одна другой краше. Величественные королевские спальни с огромными кроватями под балдахинами, а также оружейная, в которой хранились старинное оружие и доспехи, были просто захватывающими.
Такими же были и бальный зал с рядами сверкающих люстр, и музыкальная комната со спинетом, который, похоже, был самой древней вещью в замке. Сокровища были везде. Картины, гобелены, мебель, миниатюры, изделия из слоновой кости и фарфора – каждая вещь по-своему представляла образец для коллекции; некоторые из них были настолько уникальны, что понятие об их ценности исчезало за гранью воображения.
Элоэ видела, что Лью и ее мать были потрясены и впечатлены всем, что увидели, однако они не выразили настоящую оценку ни одному из редких предметов.
Пока Элоэ осматривала дом, в ней с нарастающей силой поднималась благодарность к отцу за те часы, что он провел с ней, заставляя изучать каталоги всех величайших музеев мира и показывая книги по старинной мебели, принадлежавшие к его драгоценностям.
– Сам я никогда не буду иметь такие красивые вещи, – говорил он. – Но таким образом я могу восхищаться тем, что есть у других.
Элоэ с матерью частенько посмеивались, с оттенком нежности, над отцом из-за его привязанности к старине.
Теперь Элоэ поняла, что его любовь к красивым вещам родилась вместе с ним. Он никогда не был в «Шато Пужи», но сокровища, хранившиеся здесь, были частью его наследства. Наследства, которое ему досталось от предков, вынужденных по приказу короля покинуть Францию и отправиться в огромную, дикую страну, под названием Канада.
– О, как бы я хотела, чтобы мой отец это увидел! – неожиданно сказала Элоэ.
Она стояла перед прекрасной картиной Ватто, которая висела в одной из небольших приемных.
– Когда-нибудь мы должны его пригласить сюда, – сердечно сказала герцогиня.
– Боюсь, что это будет невозможно, мадам, – ответила Элоэ. – Но вы так добры, что подумали об этом.
– Тогда вы должны рассказать ему о «Шато». Я вижу, что вы любите прекрасное.
– Я воспитывалась в любви к этому, но до настоящего момента я даже не представляла себе, какая это огромная разница, смотреть на предмет красивой мебели или на прекрасную картину в ее подлинном изображении.
Герцогиня улыбнулась ей.
– Теперь вы понимаете, почему я хочу, чтобы в доме оставалось все, как есть. Иногда у моего сына возникает желание перевезти что-нибудь в наш дом в Париже или на нашу виллу в Монте-Карло. Но я всегда говорю: – «Нет! Купи новую вещь, если это необходимо, но то, что принадлежит «Шато», должно оставаться здесь».
– Я уверена, все эти вещи выглядели бы одинокими и заброшенными в любом другом месте, – мягко сказала Элоэ.
Герцогиня вновь ей улыбнулась так, как будто между ними был какой-то секрет, который другим не дано было понять.
– Я думаю, что показала вам практически все, – наконец сказала герцогиня. – Вы должны меня простить за то, что я не проведу вас снаружи дома. В последнее время я не совсем хорошо себя чувствую. У меня немного побаливает сердце, и слишком большая физическая нагрузка вредит моему здоровью. Я хотела бы, чтобы вы осмотрели оранжерею, травяной сад и лабиринт, но вы сможете их увидеть, когда приедете к нам погостить.
Глаза миссис Деранж сверкнули, и она быстро спросила:
– Когда вы нас ожидаете, герцогиня?
– Я думаю, что мой сын вернется завтра или послезавтра, – сказала она своим мягким голосом. – Я жду от него вестей. Как только он вернется, я скажу ему, что вы в Биаррице, и я уверена, что он захочет увидеть вас в качестве своих гостей.
– Для нас это было бы большим удовольствием, не правда ли, Лью?
– Да, я бы с преогромным желанием осталась здесь погостить, – ответила Лью. – И познакомилась бы с герцогом.
Произнося это, она смотрела прямо в лицо герцогине, и Элоэ поняла, что она говорила ей без слов о своем согласии на свадьбу, даже не взирая на всего лишь заочное знакомство с женихом.
Миссис Деранж собиралась еще что-то сказать, как вдруг вошел дворецкий и наклонился, чтобы что-то шепнуть герцогине на ухо.
– Моя горничная послала за мной, чтобы напомнить, что пришло время моего отдыха. Надеюсь, вы не сочтете меня невежливой или негостеприимной, но мой доктор был очень настойчив в том, чтобы я следовала предписанному им режиму. Пожалуйста, оставайтесь столько, сколько вам понравится, если вы хотите осмотреть здесь что-нибудь еще, но я, боюсь, должна удалиться.
– Нет, мы сейчас поедем, – сказала миссис Деранж. – Спасибо большое, герцогиня, за то, что вы приняли нас. Мы будем с нетерпением ждать нашего визита к вам.
– И я тоже буду его с нетерпением ждать, – ответила герцогиня.
Она пожала руки миссис Деранж, Лью и затем повернулась к Элоэ.
– Надеюсь, вы тоже приедете. Здесь есть еще много других сокровищ, которые, я уверена, вы оцените по достоинству и сможете описать их своему отцу.
– Благодарю вас, мадам. Вы очень любезны, – ответила Элоэ.
Герцогиня коснулась ее плеча.
– Есть одно очевидное сходство с некоторыми из картин в галерее. У меня не было времени проводить вас туда сегодня, но, когда вы увидите фамильные портреты, вы поймете, что я имею в виду.
Она еще раз улыбнулась Элоэ; затем они произнесли последние слова прощания, и, как показалось Элоэ, они и опомниться не успели, как уже ехали вниз по подъездной аллее.
– Да! – воскликнула миссис Деранж наконец. – Я ожидала увидеть нечто большое и значительное, но не такое великолепие.
– Это просто шикарно, мама! Действительно шикарно! – горячо поддержала Лью. – В то же время я всегда буду бояться, что я что-нибудь разобью.
– Тебе нечего этого бояться, – утешительно сказала миссис Деранж. – Если есть что-нибудь положительное в тебе, так это то, что ты не неуклюжая. Я всегда тебя предупреждала, когда ты была маленькой девочкой, чтобы ты не затевала шумную возню, как другие дети, и не крушила все кругом. Нет, Лью! У тебя отличная основа, дорогая.
– Я хотела, чтобы она показала нам фотографию «дука», – сказала Лью с надутыми губами.
– Я уверена, что они не станут держать что-то такое ординарное, как фотография, – ответила миссис Деранж. – портрет, скорее всего, но я не увидела ни одного современного портрета.
– Может быть, у них есть картинная галерея, которую мы не видели, – предположила Элоэ и подумала: «А не сознательно ли герцогиня нас туда не провела?»
– Да, конечно, картинная галерея! Вот где они могут быть, – согласилась миссис Деранж. – Ты обратила внимание на драгоценные камни на табакерках? Наверняка каждый из них стоит несколько тысяч долларов. Подумать только, они должны страшно бояться всяких грабителей.
– Но у них столько слуг, – возразила Лью. – Это все равно, что ступить в средние века. Ой, мама! Какие вечеринки я буду там закатывать.
Элоэ ничего не сказала.
Ей вдруг неожиданно представилось, как молодые веселые друзья Лью танцуют джиттербаг с резкими прыжками и движениями под быструю джазовую музыку в «Гранд-салоне». Ей стало не по себе от этой мысли.
Дом был так прекрасен. В нем царила такая атмосфера мира и покоя, что сама мысль о том, что ее будут нарушать резкие звуки современной музыки или громкие пронзительные голоса будут раздаваться в этих прекрасных стенах, была кощунственной.
– Я никак не могу прийти в себя, правда, не могу! – твердила миссис Деранж. – У нас на родине никто не поверит, то такие места все еще существуют. Оно… Оно… Средневековое, вот что.
Элоэ не могла сдержать улыбки.
Миссис Деранж была очень презрительной в отношении некоторых вещей в Лондоне. Многое, по ее мнению, в отеле и в домах ее друзей не шло ни в какое сравнение с комфортом и удобствами, которыми они пользовались в Нью-Йорке.
Впервые за это время она прониклась благоговейным трепетом, и Элоэ не могла сдержать чувство удовлетворения от того, что «Шато-Пужи» превзошел все ожидания миссис Деранж.
Они прибыли в Биарриц ко времени чаепития, однако для Элоэ это, безусловно, не означало, что ей будет позволено выпить чашечку чая. Для миссис Деранж и Лью этот британский обычай пить чай в половине пятого не существовал. В Америке они могли спокойно ничего не есть в промежутке между обедом и коктейлем, и им не приходило в голову, что Элоэ может страдать, когда наступало время чаепития, по глотку настоящего английского чая, такого, какой всегда ждал ее дома именно в это время.
– У нас сейчас будет, по крайней мере, два часа работы, – заявила миссис Деранж, когда они прибыли в отель; и Элоэ проследовала за ней наверх, чтобы начать стенографировать ее длинные тягучие письма друзьям, адвокату и председателям комитетов, в которых она состояла.
Когда Элоэ начала их печатать, она в сотый раз подивилась тому, как американцы могут так долго расписывать то, что представители других наций обычно излагают в нескольких словах.
Письма сегодняшнего дня были длиннее, чем обычно. Миссис Деранж не могла устоять, чтобы не описать «Шато-Пужи» в каждом своем письме.
– Фамильный дом моего мужа, – называла она его. Когда с письмами было покончено, Элоэ послали вниз узнать, можно ли где-нибудь купить почтовые открытки с изображением «Шато-Пужи».
– Я постараюсь узнать, что смогу, мадемуазель, – сказал ей портье в холле. – Думаю, что несколько открыток с «Шато» можно достать.
– Тогда, пожалуйста, достаньте столько, сколько вы сможете. Миссис Деранж, я думаю, захочет получить, по крайней мере, по три дюжины каждого вида.
Портье стал более внимательным. Было очевидно, что его комиссионные от такого огромного количества почтовых открыток будут весьма приличными.
Элоэ поднялась наверх написать письмо отцу, в котором она дала подробное описание «Шато Пужи». Когда она закончила, наступило время ужина, который ей принесли в комнату как обычно.
Поев, она выглянула в окно. Было еще светло, несмотря на то, что солнце начало уже садиться.
Миссис Деранж и Лью, скорее всего, уже ушли на ужин с друзьями в другой отель. Элоэ взяла короткое пальто и накинула его поверх платья. Она решила прогуляться вдоль пляжа.
Она зашла в гостиную, положила на письменный стол письма, которые она печатала, и спустилась вниз.
Пляж был практически пустынным. Всего несколько рыболовов удили рыбу, да одна-две собаки резвились на песке.
Элоэ отправилась по направлению к скалам, и когда стало невозможно идти по берегу моря, она взобралась на узкую, петляющую тропинку, которая привела ее к маяку на краю соснового леса, простирающегося между Биаррицем и Бейонном.
Она, должно быть, шла уже с полчаса, в чем она убедилась, почувствовав усталость. Было еще светло, но солнце уже опустилось в яркую полосу золотого с малиновым сиянием. Она была в сосновом лесу, спускавшемся прямо к берегу моря.
Элоэ села на землю, прислонившись к золотисто-коричневому стволу дерева, пахнущего смолой, и стала смотреть на изумрудно-сапфировые волны, набегавшие из-за горизонта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28