Он посмотрел на каминные часы:
– Мы опаздываем на десять минут. Это совершенно недопустимо, и маркграф, без сомнения, поднимет по этому поводу ужасный шум. Я передам ему ваши извинения, мисс Лэмберн, и поговорю с ним на тему, которую мы только что обсуждали. Предлагаю вам подождать еще пять минут.
– Хорошо, – согласилась Камилла. – И я думаю, что бокал вина не повредит баронессе и мне перед дальней дорогой.
– О нет, нет, мисс Лэмберн! Я ни в коем случае не притронусь к вину в такой ранний час! – запротестовала баронесса.
Но когда распоряжение было выполнено и вино доставлено, баронесса выпила свой бокал без дальнейших возражений.
– Капитан Чеверли обо всем позаботится, – сказала Камилла. – Он поговорит с маркграфом, и обещаю вам, ни малейшего намека на то, что произошло прошлой ночью, не дойдет до ушей княгини. Все уже устроено.
– Но как вам это удалось? – с удивлением спросила баронесса.
– Всего лишь небольшая военная хитрость, – ответила Камилла. – После разговора с вами я начинаю думать, что, если мне хочется хоть немного сохранить свои позиции при дворе, я должна все время быть начеку.
– Я вовсе не хотела огорчить вас, – заверила ее баронесса, – или вселить в вас чувство неуверенности. В этом совершенно нет нужды, уверяю вас, коль скоро вы будете придерживаться определенных правил.
– Именно это мне всегда удавалось с большим трудом, – призналась Камилла и улыбнулась пожилой даме, которая в перьях и оборочках была похожа на взъерошенную курицу.
– У меня такое чувство, – добавила девушка, – что все будет не так страшно, как я думала вначале.
Она знала, что это любовь вселила в нее мужество, любовь рассеяла страхи перед тем, что о ней могут подумать при этом крошечном дворе. «Какое они имеют право критиковать или осуждать англичанку?» – спрашивала она себя.
Прежде Камилле казалось, что дверца клетки за ней захлопнулась навсегда. Однако теперь она начала верить в возможность избавления. Она не знала почему, но, спускаясь в зал к ожидавшей ее королевской процессии, чувствовала, что сердце ее наполняется надеждой.
Кавалерия маркграфа являла собой красочное зрелище: развевающиеся перья на шлемах, украшенные флагами пики, позвякивающие сбруи. Когда конники шли рысью на поворот, Камилла могла видеть, как играет солнце на их до блеска начищенном снаряжении.
Карета, в которой Камилла приехала из Амстердама, за ночь была украшена цветами. Теперь в нее была впряжена шестерка, а не четверка лошадей, и кучер был одет в новую, очень живописную ливрею.
Девушка обнаружила, что рядом с ней в карете поедет сам маркграф, а его адъютант и баронесса расположатся на сиденье напротив. Хьюго Чеверли снова ехал верхом сразу же за их экипажем. Вместе с ним экипаж сопровождал еще один эскадрон кавалеристов. Замыкали процессию несколько карет, в одной из которых ехала Анастасия.
Когда Камилла спустилась вниз, Анастасия и другие гости уже ждали ее. Несмотря на то, что в платье из кораллового шелка и в бриллиантовом гарнитуре Анастасия выглядела необыкновенно элегантно, а ее шляпка заставила многих из присутствующих дам позеленеть от зависти, было ясно, что она пребывала в дурном расположении духа. Когда все склонились в поклоне, приветствуя Камиллу, Анастасия даже не потрудилась сделать реверанс, а только заметила:
– Если бы вы задержались еще немного, мисс Лэмберн, у многих появилась бы мысль, что вы решились на этот брак против своей воли.
Слова эти были сказаны Анастасией весьма ядовитым тоном, глаза ее гневно сверкали, и Камилла подумала, не высказал ли маркграф свое мнение по поводу того, что произошло накануне, прежде чем Хьюго успел предостеречь его.
Теперь, когда Камилла, наконец, появилась, гости стали рассаживаться в поджидавшие их экипажи. Карету Анастасии уже подали, но она задержалась в зале и слегка приблизилась к Камилле.
– Оставьте его в покое, – проговорила она полушепотом, но так, что Камилла могла отчетливо слышать каждое слово.
На какое-то мгновение девушка пришла в замешательство, но потом с улыбкой обратилась к маркграфу, стоявшему в нескольких шагах от нее:
– Ваша светлость, леди Уилтшир жалуется, что должна ехать в одиночестве. Я надеюсь, ее просто ввели в заблуждение и кто-то обязательно поедет вместе с ней в экипаже.
– Ну, конечно, – ответил маркграф. – В каждой карете разместится четыре человека. Я позаботился об этом.
– В таком случае вашей светлости не о чем беспокоиться, – любезно сказала Камилла, но с той снисходительностью в голосе, которая не могла не произвести впечатления.
Анастасия бросила на нее полный ненависти взгляд и вышла на крыльцо. Там стоял Хьюго Чеверли, наблюдая за тем, как гости рассаживаются по экипажам. Камилла видела, как Анастасия положила руку на плечо Хьюго и заглянула ему в глаза. Ее прелестное лицо, обрамленное пышными перьями, было неотразимо.
О чем они говорили, Камилла не слышала, но неожиданно острая боль пронзила ей сердце. Когда Хьюго вернется в Англию, он непременно встретится с леди Уилтшир. Анастасия будет видеться с ним, разговаривать, кокетничать, как сейчас. А она, Камилла, останется в Мелденштейне пленницей в золоченой клетке.
Ей хотелось закричать от этой жестокости и несправедливости. Ей хотелось подбежать к Хьюго, взять его руку в свои, бросить вызов Анастасии. Ей хотелось показать Анастасии, кому на самом деле принадлежит Хьюго, хотелось навсегда избавиться от нее, чтобы она больше не могла ранить ее своими ядовитыми словами и враждебными взглядами. Но Камилла знала, что не сделает ничего подобного: все уже ждали, когда она сядет в экипаж, и маркграф предложил ей свою руку.
Усилием воли Камилла овладела своими чувствами и даже ответила с улыбкой на какое-то замечание маркграфа, хотя не имела понятия, о чем он говорил. Она села в карету, и под приветственные восклицания придворных и слуг, стоявших на ступенях, процессия тронулась. Скрип колес, цокот лошадиных копыт, побрякивание конской сбруи напомнили Камилле, что началась ее новая жизнь и обратной дороги нет.
Для столь многочисленной процессии они ехали довольно быстро. В дороге маркграф не замолкал ни на минуту, рассказывая о своем преклонении перед Великобританией, о будущем-процветании его страны. Рассказы эти навевали бесконечную скуку.
Голос маркграфа звучал очень монотонно, и Камилла заметила, что сидевшую напротив баронессу начало клонить ко сну, а адъютант, без сомнения слышавший эти речи много раз, давно перестал обращать на них внимание.
Камилла тоже перестала слушать и пыталась освежить в памяти те чудесные мгновения, когда Хьюго говорил ей о своей любви, и она поняла, как глубоко ее ответное чувство. О, как она желала, чтобы он отбросил свою щепетильность и заключил ее в объятия! Больше всего на свете Камилле хотелось ощутить прикосновение его губ, и она думала о том, что всю жизнь будет сожалеть, что ей не дано было узнать сладость его поцелуев.
Они ехали все дальше и дальше. Было жарко и так пыльно, что маркграф приказал адъютанту закрыть окна. После этого стало еще жарче, и Камилла почувствовала, что ей нечем дышать. В тот момент, когда ей начало казаться, что она вот-вот лишится чувств от недостатка воздуха, маркграф произнес:
– Сейчас мы пересечем границу.
Камилла увидела широкую реку, протекавшую под каменным мостом, по которому они ехали.
– Это наша граница, – сказал маркграф, – и вы, мисс Лэмберн, должны подготовиться к встрече с премьер-министром вашей новой страны.
Когда Камилла вышла из кареты, у нее появилось чувство, что она уже знакома с Людовиком фон Хелмом, настолько точно он соответствовал тому описанию, которое дал ее отец. Премьер-министра сопровождала огромная свита придворных и государственных мужей. Камилла внимательно слушала, пока премьер-министр зачитывал длинную приветственную речь. К счастью, он говорил по-английски. После окончания речи он представил Камилле свою свиту.
«Они кажутся совсем обыкновенными, – подумала Камилла, – и ничем не отличаются от политиков любой другой страны».
У нее лишь сложилось впечатление, может быть обманчивое, что они были несколько ниже ростом, чем англичане.
Камилле вручили букет, а затем, покинув уединенное место, где состоялась приветственная встреча, вся процессия, приветствуемая толпами ликующего народа, проследовала к красивому зданию, где их ожидал обед.
В комнате отдыха Камилла на несколько минут, пока остальные дамы не поднялись наверх, осталась наедине с баронессой.
– О мисс Лэмберн, капитан Чеверли говорит, что маркграф не станет упоминать о моей оплошности. Как мне отблагодарить вас за вашу доброту? Если я могу сделать для вас что-нибудь, клянусь, я в полном вашем распоряжении.
– Я рада, что вам не нужно больше волноваться, – ответила Камилла. – Начало моей жизни в Мелденштейне было бы сильно омрачено, если бы из-за меня мой первый друг в этой стране попал бы в немилость.
– Ваш первый друг, – проговорила явно растроганная баронесса, – Вы считаете меня своим другом, мисс Лэмберн?
– Ну конечно, – ответила Камилла. – Позвольте мне поблагодарить вас за вашу доброту, и, пожалуйста, помните, что в будущем я буду полагаться на вашу поддержку и помощь.
Камилла расцеловала баронессу, готовую дать волю слезам, и в это время в комнату отдыха вошли остальные дамы. Отряхивая от пыли свои шелковые и атласные платья, они жаловались на жару и, достав из сумочек крохотные флакончики, наполнили комнату ароматом своих духов.
Они напоминали стайку певчих птиц. Взгляд Камиллы был прикован к Анастасии. К своему облегчению, она обнаружила, что графиня была слишком занята своим отображением в зеркале, чтобы обращать внимание на что-либо другое.
– Давайте спустимся вниз, – шепнула Камилла баронессе.
Она боялась, что новая встреча с разгневанной русской дамой застанет ее врасплох.
– Конечно, – согласилась баронесса и, возвысив голос, произнесла: – Не задерживайтесь, пожалуйста, дамы. Мисс Лэмберн желает обедать, и мне уже сообщили, что из-за нашего опоздания время обеда будет сокращено.
Камилла услышала, как кто-то спрашивал, по чьей вине они опоздали, но она уже выходила из комнаты, полная желания скорее спуститься вниз и хоть мельком увидеть Хьюго Чеверли.
Он стоял, как Камилла и предполагала, в толпе других джентльменов, потягивавших вино в гостиной. Глядя на него, девушка подумала, как он красив. Хьюго выделялся бы в любой толпе. Здесь он казался представителем иного мира, и этим миром была Англия.
Наконец гости расселись в банкетном зале. Камилла маленькими глотками пила вино из стоявшего перед ней хрустального бокала. У нее было чувство, что пройдет еще немало времени, прежде чем они доберутся до дворца. Лежавшие перед премьер-министром записи, с которыми он постоянно сверялся, ясно говорили, что он намерен произнести еще одну речь, а взглянув на сидевших за столом гостей, Камилла поняла, что он будет не единственным оратором.
Она не ошиблась. Обед, состоявший из множества блюд, большинство из которых было неизвестно Камилле, протекал неспешно, и один за другим государственные мужи поднимались из-за стола. Большинство из них говорили на своем родном языке, которого Камилла не понимала, поэтому ей казалось, что время тянется бесконечно долго. В конце концов, слушатели начали терять терпение, и лишь ораторы казались чрезвычайно довольными собой и своими длинными торжественными речами.
Когда, наконец, банкет подошел к концу и гости направились к дверям, Камилла обнаружила, что порядок следования процессии изменился. Открытая коляска, украшенная гирляндами цветов, предназначалась для нее самой, премьер-министра, баронессы и Хьюго Чеверли. Радость оттого, что Хьюго будет сопровождать ее, так переполняла Камиллу, что настроение ее поднялось, и она смогла произнести несколько блестящих, остроумных реплик в ответ на замечания премьер-министра. Камилле было даже радостно приветствовать ликующие толпы людей, зная, что восхищенные глаза Хьюго Чеверли следят за каждым ее жестом.
У них не было возможности обменяться хоть несколькими словами наедине, но для Камиллы было достаточно знать, что Хьюго здесь, рядом с ней. Она понимала, что им следует быть чрезвычайно осмотрительными, но, чувствуя присутствие Хьюго, ощущала такой покой, что разглядывала виды Мелденштейна с удовольствием и интересом, которые вряд ли могла бы испытывать, не будь его рядом.
Местность, по которой они ехали, была довольно живописная – покрытая лесами, малонаселенная и обладающая естественной красотой, которой так не хватало равнинному государству, лежавшему на их пути из Амстердама.
Баронессу после плотного обеда клонило в сон, премьер-министр, произнеся две пространные речи, был не слишком разговорчив, поэтому Камилла после первых миль пути обнаружила, что ей нет нужды поддерживать разговор. Она была счастлива, то и дело бросая украдкой взгляд на Хьюго Чеверли и всякий раз испытывая такую близость к нему, словно он держал ее в своих объятиях.
Толпы народа становились все многочисленнее. По обе стороны дороги теперь стояли дома. Наконец процессия въехала в столицу государства.
Кругом были флаги и арки из живых цветов. «Желаем счастья невесте!» – было написано на полотнах, свисавших на мостовую и украшавших дома, а также прямо на стенах и мостах. Многие женщины в толпе были одеты в национальные костюмы. Камилла пришла в восторг от их длинных юбок из тяжелой ткани и черных бархатных корсажей, надетых на блузы с большими пышными рукавами. На головах у женщин были муслиновые чепчики с лентами и накрахмаленными кружевами, костюмы дополняли очаровательные кружевные фартучки. Некоторые женщины держали на руках детей, одетых в такие же костюмы, что делало их похожими на кукол.
Толпа народа росла, и ликующие возгласы становились все громче и громче. Камилла почувствовала, как начинает неметь рука, которой она приветственно махала встречающим, когда премьер-министр сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28