— Какой ты талантливый, папа! — восторгалась она. — Эта работа еще лучше прежних.
— Смею надеяться. Впрочем, так всегда кажется, пока рисуешь. А когда картина закончена, видишь, насколько она несовершенна.
— Думаю, даже Моне был бы поражен твоими успехами, — улыбнулась отцу Симонетта.
Они разговаривали о живописи, пока шум в кухне не возвестил о возвращении Мари.
— Давай поедим пораньше, а пока ты будешь укладываться спать, я пройдусь до гостиницы, узнаю, кто там остановился.
— Если бы я не поехала с тобой, ты уже был бы там, — заметила Симонетта, улыбаясь.
— Я не ищу ничьего общества, но мне хотелось купить вина. Хотя я никого и не жду, но надо же иметь в доме вино, чтобы предложить гостям, если неожиданно зайдет кто-нибудь.
— Да, конечно, — согласилась Симонетта. — Я слышала, как хороши вина Прованса. Было бы жалко не попробовать их, раз уж мы здесь.
Герцог улыбнулся.
— Я думаю купить «Chateau neuf du Pape», которым славится долина Роны. И еще, я полагаю, мы могли бы себе позволить бутылочку шампанского.
Симонетта посмотрела на отца.
Он действительно наслаждался этой поездкой. Хорошо бы ничто не изменило его настроения, и он не надумал отправить ее назад в Англию.
Вряд ли у нее когда-нибудь еще появится возможность побыть вот так наедине с отцом, не боясь, что кто-нибудь помешает им. Девушка подумала, что надо постараться воспользоваться этим.
Ужин, приготовленный Мари, оказался превосходным.
К цыпленку с эстрагоном подали такой необыкновенный соус, что, попробовав его, Симонетта поняла, почему месье Готье целует пальцы при одном упоминании об этом блюде.
На закуску Мари приготовила кефаль, а на десерт — суфле с земляничным ликером.
— Вы совершенно правы, Мари, — сказал герцог, когда кухарка вошла, чтобы убрать со стола грязную посуду. — Вы лучший повар не только в Ле-Бо, но, наверное, и во всем Провансе!
Мари была явно польщена.
— Мерси, мсье, — ответила она. — Я умею готовить, когда есть хорошие продукты, но это, конечно, недешево стоит.
— Когда у вас кончатся деньги, я дам вам еще, как только вы попросите. А если мы с мадемуазель растолстеем, мы будем знать, кто в этом виноват.
— Вы не потолстеете, мсье, — решительно возразила Мари. — Вы просто будете чувствовать себя довольным и счастливым. Чего я желаю и всем этим тощим голодранцам, которые понаехали сюда рисовать картины, которые никто не покупает.
Не дожидаясь ответа, кухарка направилась в кухню, а герцог рассмеялся.
— Занятия живописью, видно, не слишком высоко ценятся в Ле-Бо.
— По крайней мере здесь не берут денег за этот необыкновенный свет!
— Уверен, брали бы, если бы сообразили, почему художники стремятся сюда. У французов хорошее чутье на то, чем можно заработать.
С этими словами герцог поднялся из-за стола.
— А теперь, Симонетта, ложись спать, завтра мы встанем пораньше и начнем работать.
— Завтра я пойду с тобой. Я еще успею закончить пейзаж, который начала сегодня в саду, когда у тебя найдутся другие дела.
— Ну и прекрасно, — улыбнулся герцог, — но учти, я весьма ревниво отношусь к своему первенству. Не вздумай Обскакать меня!
Симонетта поцеловала его в щеку.
— Папа, я тебя очень люблю. Только не забывай обо мне, когда твои приятели-художники завладеют тобой.
— Я постараюсь.
Герцог направился к выходу. Глядя на него, Симонетта подумала, что и в потертой одежде он будет выделяться своим аристократизмом в той среде художественной богемы, которая влекла его к себе.
Мари убрала со стола и с шумом мыла тарелки в кухне.
Симонетта вышла из дома. Солнце садилось. Небо уже темнело, вот-вот над Ле-Бо должны были зажечься звезды. «Хорошо бы ночь была лунная», — подумала девушка. В книгах всегда писали, будто нет на свете ничего красивее и таинственнее, чем скалы и старинные развалины в лунном свете.
Симонетта не чувствовала усталости, несмотря на все впечатления дня. Она вышла в сад, а потом на дорогу, по которой днем ушел отец куда-то туда, где вдали виднелись горы.
«Я должна увидеть руины замка и представить себе дни его расцвета, когда трубадуры воспевали любовь идеальную и чистую», — решила она про себя.
Размышляя о днях минувших, Симонетта прошла несколько шагов по дороге и слева от себя увидела строение, сложенное из тщательно обработанного камня и освещенное последними лучами заходящего солнца. Его куполообразная крыша сверкала, словно украшенная множеством драгоценных камней.
Любопытство взяло верх, и Симонетта направилась туда, пробравшись через невысокую живую изгородь из дикой лаванды. Строение хорошо сохранилось. Изнутри колонны поддерживали купол. По сторонам были устроены каменные скамьи.
Она вошла внутрь. И сразу почувствовала, что ее словно обступили те, кто побывал здесь много лет назад. Словно они пытаются дать ей знать о себе. Она присела на мгновение на прохладный камень, а потом снова подошла к дверному проему с колоннами по сторонам. Раскинув руки, Симонетта оперлась ладонями о колонны и застыла, любуясь горными вершинами на фоне темнеющего неба. Заходящее солнце ярким и таинственным светом освещало причудливые скалы Ле-Бо.
Ей казалось, будто всем своим существом она впитывает это сияние и едва ли не начинает светиться сама.
Чувствуя, что пора возвращаться, она опустила голову и посмотрела вниз, и в этот момент чей-то голос произнес:
— Не двигайтесь! Стойте, как стоите!
Этот неожиданный резкий окрик заставил ее застыть на месте. Она только пыталась разглядеть, откуда донесся голос.
Среди густого кустарника, прямо напротив нее, в сумерках девушка разглядела силуэт художника за мольбертом.
Симонетта улыбнулась. Сама того не ожидая, она оказалась частью пейзажа, который рисовал этот художник. И он будет крайне разочарован, если она попытается выйти из его картины.
— Поднимите же голову, смотрите, как смотрели только что! — приказал он.
Этот не слишком вежливый окрик совсем развеселил ее.
Она подняла лицо к солнцу, но оно уже скрылось за скалой.
Так в молчании она простояла еще несколько минут.
Наконец голос воскликнул:
— Мой Бог! С ума можно сойти, когда этот свет вдруг гаснет! Теперь я уже не вижу вас.
С этими словами художник поднялся со своего места и пошел напрямик по некошеной траве к Симонетте.
Она ждала его, гадая, какой он.
Художник оказался высоким темноволосым молодым человеком, много моложе, чем она почему-то ожидала. Он остановился напротив нее и сказал:
— Мне показалось, что вы сама королева Иоанна!
— А кто это?
— Одна из Прекрасных дам рыцарской поэзии. Этот храм построен в ее честь.
— Какая прелесть! Я была уверена, что здесь сохранились воспоминания о куртуазном искусстве.
Ей показалось, молодой человек улыбнулся.
— Поклонники этой Прекрасной дамы построили небольшой храм с внешней стороны замка, чтобы она могла посещать его, когда пожелает. И, конечно, девицы со всей округи приходят сюда молиться о том, чтобы Бог послал им женихов, которые любили бы их вечно! — Он немного помолчал. — Может, и вы пришли сюда за этим?
— Все не столь романтично, — засмеялась Симонетта. — Я просто хотела осмотреть окрестности.
— Одна, в эту пору? Или вы ищете приключений?
— Я просто брожу.
— Впрочем, я благодарен Тому, кто направил вас сюда.
Именно вас не хватало для центральной части моей картины.
— Вы работаете допоздна!
— Я рисовал весь день. Ничего не выходило, я чувствовал, что чего-то мне недоставало. И тут появились вы, — признался художник.
Симонетта засмеялась.
— Если это правда, мсье, я рада, что смогла помочь вам.
Она вышла из храма и начала спускаться по склону, но он остановил ее, воскликнув:
— Не спешите! Куда вы идете?
— Назад, туда, откуда пришла.
— Но вы не можете так поступить! — Почему же?
— Вы не можете быть так жестоки, так бесчувственны, чтобы не дать мне закончить мою картину. А для этого необходимо, чтобы вы позировали мне и завтра.
Симонетта покачала головой.
— У меня не получится. Я сама буду работать над этюдами.
— Так вы художник?
— Еще только учусь.
— Но вы кажетесь такой юной! И вы слишком красивы, чтобы интересоваться живописью, если, конечно, речь не идет о вашей внешности.
— Я так не думаю, — ответила Симонетта. — Доброй ночи, мсье, желаю удачи!
— Если вы покинете меня вот так, — запротестовал художник, — клянусь, я подниму на ноги весь Ле-Бо, чтобы найти вас, и буду следовать за вами, куда бы вы ни направились.
Симонетта обернулась, чтобы посмотреть на него. Его лицо было плохо видно в темноте, но почему-то художник не пугал ее. Не похоже было, что он просто заигрывает с ней, не давая уйти.
— Я действительно так нужна вам, чтобы завершить эту картину? — после минутного раздумья спросила девушка.
— Без вас мне ее не закончить.
— А как долго вы будете рисовать меня?
— Не очень долго. Как только вы появились с распростертыми руками у входа в храм, вся композиция сразу получила свое завершение. До этого полотно было мертво, и я чувствовал, что работа не ладится. Теперь я знаю, мне не хватало именно вас!
В его словах не было ничего показного, он не заискивал перед ней. Просто говорил серьезно, как говорят о вещах, понятных обоим собеседникам.
Симонетта улыбнулась.
— Хорошо, я приду завтра вечером. Может быть, немного раньше, чем сегодня!
— Почему не утром? — удивился молодой художник.
— Мне предстоит работать с моим… учителем. — У Симонетты чуть было не сорвалось «отцом», но она вовремя спохватилась.
— А кто он? Я могу его знать?
— Сомневаюсь. Он англичанин.
— Вот оно что. Хотя ваш французский язык и бесподобен, мадемуазель, можно сказать, у вас почти парижское произношение, но все же отдельные звуки вы произносите как-то иначе. Я это почувствовал, но не понимал почему.
Вы великолепно освоили мой язык!
— Мерси, мсье, я принимаю ваш комплимент.
Последний луч солнца медленно угас, теперь они беседовали в полной темноте.
— Итак, завтра я вас увижу. Но если мне и не суждено закончить эту картину, она все равно навсегда останется в моем воображении.
— Подобно Неоконченной симфонии, — машинально заметила Симонетта.
— И столь же достойная сожаления, — согласился художник. — Так позвольте мне надеяться, что этого не случится.
— Я уже обещала вам. Я высижу… или нет… выстою, сколько будет нужно.
— Я очень хочу в это поверить. Надеюсь, вы поможете мне и не исчезнете подобно королеве Иоанне в тумане прошлого. Надеюсь, вы не призрак, не тень минувшего!
— Надеюсь. Мне всегда так жалко призраков. Мне кажется, они приходят на этот свет вовсе не для того, чтобы напугать или обеспокоить ныне живущих, а лишь тщетно пытаясь найти утерянное счастье.
— Возможно, именно поэтому Ле-Бо полон призраков.
Возможно, тени поклонников куртуазного искусства, утративших любовь, так много значившую в их жизни, все еще бродят здесь, тщетно пытаясь обрести потерянное.
— О, это было бы слишком грустно! — воскликнула Симонетта. — Если кто-то познал… настоящую любовь, я думаю, он был бы… благодарен, даже если бы не удалось… удержать ее… навсегда.
Они помолчали. Потом молодой человек медленно произнес:
— Вы говорите так, словно еще никогда никого не любили.
— Я… Мне пора идти… Доброй вам ночи, мсье. Встретимся… снова завтра, — заторопилась Симонетта, сообразив, что зашла слишком далеко в разговоре с незнакомцем.
— Вы должны позволить мне проводить вас до дома, — заметил художник. — Не хочу быть навязчивым, но это для вашей же безопасности.
— Не думаю, будто в Ле-Бо мне что-то угрожает.
— Красивую женщину, которая прогуливается в одиночестве, всегда могут подстерегать опасности, особенно здесь, где все навевает мысли о любовных приключениях, прошлых или настоящих.
— Думаю, мне… ничто не угрожает. Мне тут недалеко, — твердо сказала Симонетта, порываясь уйти.
Не продолжая спор, художник последовал за ней.
Только когда они подошли к изгороди из лаванды, Симонетта остановилась, опасаясь споткнуться в темноте. Молодой человек подал ей руку, и она с благодарностью оперлась на нее.
Он крепко сжал ее ладонь. Девушке почудилось, будто она ощутила не только тепло его руки, но и легкую дрожь.
Она поспешила убедить себя, что это ей только кажется.
Миновав изгородь, они пошли по пыльной дороге.
— Вам далеко идти? — спросил художник, когда Симонетта высвободила свою руку.
— Я действительно живу… неподалеку.
— Так вы остановились в доме Готье?
— Да, он предоставил его моему учителю на время своего отсутствия. А вы с ним знакомы?
— Его хорошо рекомендуют. Я доверил бы ему свои картины, если бы захотел продать их.
Симонетта улыбнулась, вспомнив слова отца, сказанные им графу.
Было слишком темно, чтобы он мог заметить ее улыбку, но он словно почувствовал ее:
— Почему вы улыбаетесь?
— Вы дали мне… понять, что вы не так… отчаянно нуждаетесь в деньгах, как многие из художников… По крайней мере среди импрессионистов.
— Я лишь пытаюсь писать, как импрессионисты.
— Я тоже. А где можно найти лучшее место для этого, чем в Ле-Бо?
— Вы правы.
— А… часто вы приезжаете сюда?
— Так часто, как могу.
Симонетта подумала, что, возможно, это не по карману ее собеседнику.
— А откуда вы? Из Парижа?
— Нет, из Нормандии.
— Так вот почему вы такой высокий! — «вырвалось у Симонетты, но она тут же осеклась. Хорошо еще, что в темноте он не мог разглядеть румянец, заливший ее щеки.
— Так вы успели заметить это!
— Вы шли… навстречу мне в последних лучах солнца, — А вы стояли лицом к свету. И я увидел, как вы прекрасны!
Симонетта похолодела. Если он заигрывает с ней, отец безумно рассердится, если узнает…
Они поравнялись с воротами в сад дома Готье, и девушка протянула на прощание руку.
— Мы пришли, мсье! Спасибо, что вы… проводили… меня… до дома.
Художник взял ее руку и сказал:
— Прошу прощения, если я оскорбил вас излишней откровенностью. Я был, конечно, слишком прямолинеен, как художник.
При этих словах Симонетта почувствовала себя глупой и тщеславной. Она вообразила бог весть что, а он просто любовался ею так, как любовался бы красотами природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16