— Это правда? Или ты говоришь так, чтобы утешить меня?
— Невозможно описать, что я чувствовал, да мне и не следует этого делать.
— Отчего? Я хотела бы услышать.
— Нас затянет зыбучий песок наших чувств. Опасный и грозящий бедой. Я обязан спасти тебя, спасти даже от себя самого.
Что-то в его голосе заставило Симонетту насторожиться, словно она услышала звуки музыки, музыки, которая звучала и в ее душе.
— Как можешь ты… не… желать говорить об этом, — прошептала она.
Пьер посмотрел на нее и вздохнул.
— О, моя драгоценная Венера, ты так мила, так бесхитростна и непорочна! Неужели мне в этой жизни выпала доля встретить ту, о которой я грезил! Встретить только для того, чтобы сразу распрощаться!
Эти слова словно ударили Симонетту.
Как она могла подумать пойти к отцу и признаться, что они с Пьером полюбили друг друга! При первой же подобной попытке ее отец превратится во всевластного герцога!
И ведь она обманывала не только отца, но и Пьера. Она могла представить себе гнев их обоих.
Девушка лихорадочно искала выход, но ей не удавалось сосредоточиться ни на одной мысли. Все происходило так стремительно!
Симонетта сделала судорожную попытку удержать свое счастье.
— Пожалуйста… прошу тебя, Пьер, — взмолилась она, — разве мы не можем быть счастливы сегодня, не строя никаких планов? Я хочу быть с тобой. Пожалуйста… скажи, что и ты… хочешь быть… со мной.
— Ты это знаешь, — резко перебил ее Пьер, — но я пытаюсь думать о тебе.
— Я тоже думаю о себе, и я хочу видеть тебя. Я должна видеть тебя… Пожалуйста… ну хоть чуточку… подольше.
— Разве от этого расставание покажется тебе легче?
Вопрос: «А почему мы должны расстаться?» — уже готов был сорваться с губ Симонетты, но она удержала его.
«О да! Нам предстоит расстаться, — призналась она себе, — и будет лучше, если я не открою ему, кто я на самом деле, а просто вернусь с отцом в Англию и забуду обо всем».
Но Симонетта знала: именно забыть Пьера ей несуждено. Этого не будет никогда.
Она полюбила его и не сомневалась, что, хотя люди сказали бы: первая любовь проходит, для нее все будет иначе.
Что-то подсказывало ей: такая встреча и такая любовь случаются в жизни лишь однажды. И как бы ни сложились их судьбы, она до самой смерти будет принадлежать лишь ему, даже если Пьер никогда об этом не узнает.
То, что она чувствовала, было так огромно, что ей не удавалось справиться с этим.
Сейчас Пьер был здесь, рядом. Она могла прикоснуться к нему. А завтра, возможно, никогда не наступит.
— Прошу тебя… Пьер… пожалуйста, — заклинала она его, — позволь нам побыть… счастливыми.
Молодой человек отвел взгляд от храма и взглянул на нее.
— Ты же знаешь, я думаю о тебе.
— Тогда… пожалуйста… сделай, как я прошу… Ведь я люблю тебя! — тихо-тихо произнесла она.
— И эти ласковые слова сломили его сопротивление. Он обнял ее и опрокинул на траву.
Теперь он целовал ее властно, требовательно, пламенея от страсти. Мужчина желал эту женщину и предъявлял на нее права.
Для Симонетты его новое состояние таило в себе ту же магию, вызывало такой же экстатический восторг.
Горячие страстные губы Пьера зажгли и в ней искорку неведомого доселе возбуждения.
Пьер целовал ее, пока оба они не задохнулись. Тогда он поднял голову и взглянул на девушку. Глаза ее блестели, губы приоткрылись, дыхание участилось, словно ей не хватало воздуха. Он понял, что в ней пробуждалась женщина, и это он вызвал к жизни ее особую, новую красоту.
Пьер снова потянулся поцеловать ее, но Симонетту смутил огонь страсти в его глазах и те новые ощущения, которые проснулись в ней самой. Она подняла руку, стараясь удержать его.
Он тут же отодвинулся.
— Я не должен был пугать тебя.
— Нет, нет, ты и не… пугаешь меня, — проговорила Симонетта, но ее голос, казалось, прозвучал откуда-то издалека. — Но когда ты так целуешь меня… мне становится не по себе…
— Не по себе?.. — переспросил он.
— Я не могу объяснить… Это замечательно… Но я чувствую, будто огонь охватывает все мое тело.
Пьер улыбнулся и вздохнул.
— Ты очень молода, и я не должен забывать об этом.
— Ты хочешь сказать, если бы я была старше, я не почувствовала бы ничего похожего?
Продолжая улыбаться, Пьер произнес:
— Тебе еще предстоит испытать подобные ощущения, и даже более сильные. Мне не следует объяснять это тебе, и тем более я не должен был пробуждать в тебе это.
Симонетта посмотрела на него удивленно.
— Но почему? Все так прекрасно… И, я уверена, это тоже часть той любви, которая принадлежит… храму.
Она поймала его взгляд и спросила — Разве нет? Или это плохо… чувствовать так, как я?
— Нет, моя любимая, в этом нет ничего плохого, — ответил Пьер. Все это время он полулежал на траве подле нее, но теперь сел.
— Куда ты собиралась пойти сегодня?
Симонетта усилием воли вернула себя к действительности.
— Я же говорила тебе. Когда спадет жара, мой учитель будет ждать, что я присоединюсь к нему. Но пока я не тороплюсь.
— Можно я поцелую тебя еще раз? — спросил Пьер.
Лицо Симонетты просветлело, глаза засветились.
— О да!
— О, моя прелесть, ты ставишь трудные задачи для меня.
И он целовал ее снова, но на сей раз ласково и нежно, словно она была цветком, а он боялся повредить его хрупкие лепестки.
Потом Пьер, не разжимая объятий, откинулся на траву подле нее и прижался щекой к ее щеке.
— Взгляни, как светятся скалы, — попросил он, — и запомни. Этот свет мы ищем, и этот свет дарим друг другу, каждый по-своему.
Его слова глубоко тронули Симонетту:
— Разве способен кто бы то ни было заставить этот свет застыть на холсте? Если мы находим его… он продолжает жить в нас самих.
По тому, как Пьер крепче прижал ее к себе, Симонетта догадалась, что он ее понял. Вряд ли ей еще раз посчастливиться встретить человека, похожего на Пьера. Вместе с ним она потеряет и частицу себя и будет брести в темноте, не проницаемой для солнечных лучей.
— И тебя одолели горестные мысли, — неожиданно прозвучал голос Пьера.
— Как… ты догадался?
— Мне порой кажется, я знаю все о тебе. Слышу твои мысли, понимаю твои чувства. От тебя ко мне словно идут таинственные колебания. Я их ощущаю, как свет.
Он почувствовал, что Симонетта вздрогнула, и спросил:
— Почему ты дрожишь?
— Ты понимаешь, когда я впервые дотронулась до твоей руки, мне показалось, будто я ощущаю невидимую вибрацию, которая исходила от твоих пальцев. Мне кажется, я уже тогда поняла, какой ты… необыкновенный. Никто… никогда… не сможет… быть таким, как ты.
Симонетте хотелось добавить: «И почему вместо тебя должен быть кто-то еще?!» Хотелось объяснить ему, как сильно она хотела быть с ним, и только с ним.
Неожиданно ее поразила мысль, что она страдает, понимая невозможность стать женой Пьера. Но он сам ни разу не заговорил о женитьбе. Объяснение, впрочем, показалось ей очень простым.
Пьер — художник, он слишком беден, чтобы обеспечить жену. Любя ее, он не может предлагать ей жизнь жены безвестного художника, жизнь, полную лишений.
Отец рассказывал ей о той нищете, в которой прозябают импрессионисты. Она могла бы догадаться, что благородство Пьера не позволяет ему просить ее разделить с ним такую участь.
Но если Пьер считает ее начинающей художницей, почему он предполагает, будто ее сегодняшняя жизнь столь отлична от той, которую он в состоянии ей предложить?
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Симонетты, но ей казалось невозможным спросить у него ответа. Если у Пьера были свои тайны, то ведь и у нее тоже.
Но чувствовать его объятия — это было удивительное блаженство. Синее небо, мягкая трава и вершины голых скал, словно раскаленные добела полуденным солнцем.
Этот мир принадлежал только им двоим; мир, защищенный от страха и от вторжения посторонних. Только Пьер и любовь.
— Теперь ты думаешь обо мне, — сказал он мягко.
— Я счастлива, что я рядом с тобой. О чем же мне еще думать? Но, знаешь, меня пугает… твоя способность читать мои мысли.
— Не столько мысли, сколько чувства. Видимо, от тебя некие волны двигаются мне навстречу, и, когда они сливаются с моими, мы с тобой словно становимся единым целым. О, мое сокровище, как я могу позволить тебе уйти?
Это был крик боли! Симонетта придвинулась к нему и, обняв, сказала:
— Я люблю тебя… Слышишь, я люблю тебя… Что бы ни случилось, я всегда буду знать: ты подарил мне нечто бесценное, священное. Я на коленях буду всегда благодарить Бога за то, что он позволил мне встретить тебя.
Пьер не шевельнулся и не ответил. Симонетта приподнялась на локте, чтобы взглянуть на него.
Молодой художник лежал с закрытыми глазами, с застывшим лицом, обращенным к небу. Боль и отчаяние, казалось, исказили его черты.
В этот момент Симонетта поняла: она так любила его, что отдала бы жизнь, только бы избавить его от страданий.
Глава 6
Он не двигался и, казалось, не слышал, что говорила девушка.
Симонетта испугалась.
— Пьер! — позвала она настойчиво. — Пьер!
Он открыл глаза и некоторое время лежал, глядя на нее.
Потом сел, протянул к ней руки и прижал к себе.
Посмотрев в сторону Храма любви, Пьер тихо произнес:
— Выслушай меня, любовь моя. Сейчас я попрощаюсь с тобой, а затем покину Ле-Бо.
— Попрощаешься?.. Покинешь Ле-Бо? Я что-то… сделала не так?
— Нет, милая, нет. Но так больше продолжаться не может.
— Я не вынесу… расставания.
— Пройдет время, ты поймешь и простишь меня, но я вынужден так поступить.
— Я хочу понять сейчас… Зачем ты лишаешь нас этих… бесценных мгновений… проведенных вместе? — Ее голос дрогнул на слове «бесценных», и Симонетта почувствовала, как руки Пьера крепче обняли ее.
Но он продолжал все так же серьезно:
— В жизни есть прекрасные, совершенные мгновения, как ты сказала, — бесценные. Никогда я не забуду нашу первую встречу. Тебя в дверях храма. Мне тогда показалось, что ты явилась из прошлого.
Симонетта подумала, что и она никогда не забудет их первую встречу и ту легкую дрожь, которую ощутила при прикосновении к его руке. Но она молчала, и Пьер продолжал:
— И наш разговор, когда мы сидели в лунном свете у подножия замка и нас словно окружали тени его прежних обитателей.
— Я… тоже об этом… подумала, — пробормотала Симонетта. — Мне даже виделся замок таким, каким он был в средние века. И я слышала песнь трубадуров… Их песнь о любви.
— А потом, — продолжал Пьер, словно не слыша ее, — хотя я запрещал себе прикасаться к тебе, я все же не удержался и поцеловал тебя. И почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Симонетта прижалась щекой к его щеке.
— Это было… прекрасно, — прошептала она. — Как я смогу когда-нибудь позволить… другому поцеловать меня?
С того момента я… принадлежу… только тебе.
Пьер вздрогнул и замер.
— Не надо так… говорить.
— Почему же… Если это… правда?
— Тебе нельзя отдавать свое сердце мне. Я стану молиться, чтобы ты нашла свое счастье.
— Счастье? Но как? Ведь я могу быть счастливой… только с… тобой?
— На этот вопрос я не знаю ответа. И это тоже причина, по которой я должен исчезнуть.
Симонетте хотелось протестовать, но ей нечего было возразить. Пьер знал, что ему нужно уйти. И она знала, что их ждет расставание.
Но, может, им попытаться бежать вместе? Тогда ей не нужно будет ничего рассказывать ему про свою прошлую жизнь. Она проживет рядом с ним, оставшись для него начинающей художницей, которую он случайно встретил и полюбил.
Симонетта была, однако, достаточно умна, чтобы понять: это всего лишь мечта. В действительности ее отец поднял бы на ноги всю полицию, если бы Симонетта Террингтон-Тренч исчезла. Ее, несомненно, очень скоро отыскали бы.
Хотя она смутно представляла себе законы, Симонетта полагала, что Пьера при таких обстоятельствах легко могли обвинить в ее похищении.
«Я не могу… причинить ему боль, — сказала она себе. — Я люблю его. Он и так может пострадать из-за меня, если граф исполнит свою угрозу».
Она вдруг поняла, что не должна умолять Пьера остаться, раз он считает, что должен уйти.
Симонетта не вполне понимала, почему он не мог позволить себе продолжать видеться с нею. По крайней мере, пока они с отцом не покинут Ле-Бо. Но она верила Пьеру, а он сказал, что заботится о ней, принимая такое решение.
Как будто прочитав ее мысли, Пьер с грустью проговорил:.
— Какой замечательный сон мы видели вместе. Этот миг, когда на крыльях любви мы устремились в волшебный мир.
Миг, когда мы нашли ту любовь, которую ищут все мужчины и женщины, но которая так часто ускользает от них.
Симонетта чуть не расплакалась.
— Когда мы состаримся, — продолжал Пьер, — мы оглянемся назад, на этот прекрасный миг нашей жизни; и мы вспомним свет на скалах, и будем знать, что Небеса благословили нас, потому что нам дано было не только увидеть этот свет, но навсегда сохранить его в наших сердцах.
— Я… люблю… тебя!
— И я люблю тебя, моя милая маленькая Венера.
Он не спускал глаз с девушки, и Симонетта ждала, что он поцелует ее. Но Пьер встал, и, обнявшись, они медленно, очень медленно пошли по траве на дорогу.
Только в нескольких шагах от дороги Пьер остановился в тени деревьев и мягко попросил:
— Посмотри мне в глаза, Симонетта!
Она повернулась к нему лицом и подняла глаза, полные грусти. Губы ее слегка дрожали.
Он долго-долго смотрел на нее.
— Какая же ты красивая! Какая нелепость, какой абсурд! Невыносимо даже подумать, какое будущее ждет тебя!
У Симонетты не было слов. Она только вздрогнула. В голосе Пьера слышалась такая глубина чувства, что ее сердце забилось часто-часто, почти так же, как от его поцелуев.
— Где бы ты ни оказалась, чем бы ни занималась, обещай мне помнить о любви, которую мы нашли. Никогда не предавай памяти о ней!
Пьер ждал, не спуская с нее глаз. Она с трудом выговорила, запинаясь:
— Я… я обещаю.
Он очень медленно обнял девушку и прижал к себе.
Потом так же медленно покрыл поцелуями ее лоб, глаза, щеки, маленький подбородок.
Ласково и нежно целовал он ее, словно прощались их души, лишенные телесной оболочки. Отпустив ее, он подавленно попросил:
— Иди скорее, любимая моя, пока я еще могу позволить тебе уйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16