https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/uglovie/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Окно ее спальни выходило на противоположную сторону, и Симонетта не могла видеть, как он бродит по саду.
Но она знала и без этого, что он будет охранять и беречь ее, пока не вернется отец, и ей нечего бояться.
Медленно, двигаясь как во сне, Симонетта разделась.
Уже в кровати ей вдруг почудилось, что все, что случилось, случилось во сне. Это было слишком прекрасно, чтобы быть реальностью.
Затем она услышала, как открылась, а затем закрылась Дверь. Вернулся герцог.
Симонетта проснулась с мыслью, что ей хочется удержать свои грезы, не дать исчезнуть этому удивительному сну наяву. Потом она вспомнила все, что случилось ночью, вспомнила свой восторг от прикосновения губ Пьера. Ей вдруг показалось, будто она и сейчас в его объятиях, она ощутила вкус его поцелуя.
«Я люблю его!» — сказала себе девушка.
Думает ли он о ней сейчас? Чувствует ли то же, что она?
Мысленно восстанавливая в памяти череду событий, Симонетта неожиданно для себя обнаружила, что кое-что из сказанного Пьером непонятно ей.
Но все затмевал беспредельный, ошеломляющий восторг, который вызывали его поцелуи, и эта внезапно возникшая уверенность, что она обрела тот свет, что вдохновлял импрессионистов, и был он частицей лунного света, серебрившего скалы.
«Можно ли представить себе что-либо столь же прекрасное?» — спрашивала она себя.
Только Пьер мог дать ей снова испытать нечто подобное. И ей необходимо было убедиться, что он любит ее.
Симонетта быстро оделась. Ей казалось, солнце светит ярче, чем обычно, и цветы благоухают, как никогда.
Жизнь наполнилась для нее новым смыслом. Ей хотелось петь, танцевать, парить в небесах.
Она вышла из дома в сад. Скалы, освещенные солнцем, светились, будто раскаленные добела, и Симонетта пожалела, что ее таланта недостаточно, чтобы навечно запечатлеть на холсте это волшебное свечение.
Она все еще размышляла о магии света, когда отец подошел к ней.
— Ты сегодня рано, дорогая! Тем лучше. Мы больше успеем.
С усилием Симонетта возвратилась из своей сказочной страны.
— Как вы провели время вчера вечером, папа?
— Это было очень интересно, — ответил герцог. — Сезанн много говорил. Для молодых художников, тех, кто здесь впервые, его размышления — настоящая лекция об их искусстве. Но и я нашел для себя много поучительного. Его слова на многое проливают свет.
— Это звучит действительно очень интересно.
— Я расскажу тебе об этом позже, — пообещал герцог. — А сейчас я хотел бы позавтракать. Надеюсь, Мари не заставит нас ждать.
Мари уже вышла из кухни и с улыбкой поставила посреди стола маленькую корзинку горячих рогаликов.
На столе уже ждали золотисто-желтое масло, горячий кофе и местный мед, впитавший в себя солнце и ароматы Прованса. Некоторое время они молча наслаждались едой.
— Я закончил свою картину, но я нашел еще одно место, подальше. Меня там заинтересовал вид на скалы.
Симонетта подумала, что, если они уйдут далеко от дома, она окажется дальше и от Пьера.
— Я еще не закончила свое полотно, папа.
— Ты тратишь на него слишком много времени, — заметил герцог. — Покажи мне, как идут твои дела.
Не слишком охотно Симонетта показала отцу свою работу. Ей не хотелось, чтобы отец упрекнул ее в пустой трате времени.
— Вижу, ты пытаешься подражать Моне, — отметил герцог с улыбкой. — Неплохая идея. Я тоже восхищаюсь этим художником. Но, на мой взгляд, тебе лучше следовать собственным ощущениям, собственному восприятию и рисовать так, как видится тебе самой, а не так, как ты якобы должна.
— Ты такой умный, папа. Уверена, ты прав, и я попытаюсь следовать твоему совету. А этот холст можно считать испорченным.
Она забрала неоконченный пейзаж, поставила его в угол и взяла новый холст.
— Самое большое достоинство живописи — это то, что всегда можно начать все сначала, — сказала она.
— Чего, к сожалению, мы не можем сделать в нашей обычной жизни, — помрачнел герцог.
Симонетта подумала, что не хотела бы забывать о том, что произошло прошлой ночью, и не жалела о дружеских отношениях с Пьером, если, конечно, эти отношения можно было назвать дружбой.
Ни одного мгновения их общения она не хотела бы утратить, так удивительно и совершенно оно было.
Вот если бы можно было, словно взмахом кисти, стереть из памяти все, связанное с графом.
Сама мысль об этом человеке заставила ее вздрогнуть.
Неужели и после вчерашнего он не прекратит ее преследовать?
Может, он не захочет больше иметь с ней ничего общего. Это был бы наилучший выход из создавшегося положения, но ее не покидало неприятное предчувствие. Пьер выставил графа дураком, и тот непременно постарается отомстить.
«А вдруг… Лаваль решит отомстить ему? — заволновалась Симонетта. — Ведь в его силах помешать Пьеру продавать свои картины».
Она задумалась, не может ли как-нибудь предупредить это. Неожиданно к ней вернулся страх.
Симонетта была так счастлива переполнявшими ее чувствами, воспоминаниями о волшебных поцелуях, подаренных ей Пьером. И вот теперь, подобно тучам, закрывающим солнце, явилась эта мысль о графе де Лавале.
«Что же мне делать? Рассказывать папе или нет»? — спрашивала себя Симонетта.
Но она знала: отец не только ужаснется. Он потребует, чтобы она немедленно собрала свои вещи, и скорее всего ей не удастся даже попрощаться с Пьером.
«Пожалуй, я не отважусь сказать ему», — решила она.
Герцог тем временем приготовил мольберт и краски.
— Пошли, — сказал он. — Нам предстоит долгий путь к тому месту, которое я выбрал для своей новой картины. Я упомянул его в разговоре с Сезанном. Он сказал, что и сам собирался когда-то писать там.
Симонетта знала, что бесполезно пытаться уговаривать отца изменить свое решение, поэтому она взяла краски и новый холст и последовала за ним через сад.
Они шли к тому месту, где с одной стороны скалы резко вздымались ввысь, а с другой — небольшой ручей петлял между кустарником в цвету. Эта картина не могла оставить равнодушным ни одного художника.
Дождавшись, пока отец установит свой мольберт, Симонетта поставила свой в стороне, на расстоянии нескольких ярдов. Герцог не любил, когда посягали на его уединение во время работы.
Симонетта попыталась рисовать, но все ее мысли занимал Пьер, воспоминания о его крепких объятиях, о прикосновении его губ.
«Мне необходимо с ним повидаться. Ведь он и сам хотел поговорить со мной».
И снова обстоятельства благоприятствовали ей. Когда они возвратились к ленчу, Мари, ставя на стол очередное восхитительное блюдо, сказала:
— В полдень будет очень жарко. Никогда еще не бывало такого яркого солнца в это время года. Мамзель лучше бы остаться дома и подождать, пока станет прохладнее.
— Неплохая мысль, — согласился герцог. — Почему бы тебе не прилечь ненадолго, а попозже присоединиться ко мне?
Сердце Симонетты забилось сильнее.
— Ты уверен, что не соскучишься без меня, папа?
— Хотя мне не слишком нужно общество, когда я работаю, я люблю, когда ты рядом. Но я вовсе не хочу, чтобы ты переутомлялась. Ты очень хорошо выглядишь, но живопись отнимает много сил, а ты упорно работала с самого нашего приезда сюда.
— Тогда я последую совету Мари и подожду, пока станет прохладнее.
— Это разумно, дитя мое, — одобрил ее решение герцог.
Не дожидаясь кофе, он начал нетерпеливо собираться, торопясь вернуться к работе над картиной.
Симонетта поднялась к себе и прилегла, прислушиваясь к звукам, доносившимся из кухни. Дождавшись, когда Мари кончила свою работу и дверь черного хода захлопнулась за ней, Симонетта вскочила. Она подождала, пока Мари отойдет подальше по дороге, ведущей в селение, а потом поспешила к Храму любви.
Пьер уже был там. Симонетта бежала по цветущим травам, слыша, как сердце судорожно бьется в ее груди. Никогда в жизни она не чувствовала такого волнения, как в тот миг, когда снова увидела его. Симонетта протянула руки ему навстречу.
— О… Пьер!..
Он стоял, не сводя с нее глаз, затем взял ее руки и поцеловал, сначала одну, потом другую.
— Вчера вечером вы сказали правду?.. Скажите же… Да или нет?
— О да! Но мне необходимо поговорить с тобой.
— Да, вы еще вчера сказали мне. Мой учитель не взял меня на этюды. Он посоветовал мне переждать жару дома, поэтому я смогла прийти к вам.
— Я благодарен тебе за то, что ты здесь.
— Мне хочется сказать вам, что когда я с вами… мне словно ничто не угрожает.
Пьер сжал ее руки.
— Сядь, та cherie, я должен поговорить с тобой, а это не так легко.
Что-то в его голосе заставило Симонетту насторожиться.
— Это… не граф? Граф не сделал… вам ничего дурного?
— Нет, нет! Забудь о нем! Он ничего не может мне сделать.
— Но он… Он может… Что, если он помешает вам продавать картины? Это же было бы несчастьем!
— Говорю тебе, он ничего не значит для меня. Лишь бы он не угрожал тебе.
Симонетта с трудом перевела дыхание.
— Я ведь могу вернуться домой, в Англию. А вам оставаться в Париже.
— Ты думаешь только обо мне! Это поразительно!
— Ну конечно, я думаю о вас. Это вы выгнали его из дома, вы защитили меня. Не сомневаюсь, граф этого никогда не простит. Этот человек испорченный и злой! Мне кажется, я почувствовала это при первой же встрече с ним.
— Боюсь, многих молодых людей тебе придется назвать «испорченными», когда дело коснется тебя, — вздохнул Пьер.
— Почему? — удивилась Симонетта.
Пьер улыбнулся.
— Дорогая моя, ты необыкновенно красива. А мужчины при виде красоты теряют головы и, желая овладеть ею, нередко ведут себя, подобно животным.
— Как… граф… прошлой ночью, — тихо произнесла Симонетта, — но я-то могу избежать встречи с ним, а… вы…
— Забудь обо мне, хотя я глубоко благодарен тебе за твою заботу. Мы с тобой должны обсудить совсем другое, Симонетта. Надо решить, как нам быть дальше.
— Что значит… дальше?
Пьер ответил не сразу, и голос его звучал как-то странно:
— Я не хотел полюбить тебя. Но когда я впервые встретился с тобой в Храме любви, ты очаровала меня. Ты излучала свет, и я понял: мне не устоять.
— Правда?..
— Клянусь, это так.
— А когда вы подошли ко мне, — медленно проговорила Симонетта, — я почувствовала, что вы совсем иной, не похожий на тех, с кем я встречалась раньше. Я сразу поняла, что могу доверять вам.
— Но твои ожидания не оправдались… — почти простонал Пьер. — Я недостоин тебя.
Симонетта удивленно посмотрела на него.
— О чем вы?.. Вы не только спасли меня от графа… Вы… — Внезапно она смутилась и опустила глаза. — Не стоит говорить… Да, не надо…
Пьер сел на траву у ее ног и, взяв ее руку, крепко сжал.
— Скажи мне, что ты собиралась сказать.
И снова, как только его пальцы коснулись ее, она ощутила некую вибрацию. Восторг охватил все ее существо. Словно солнечный жар опалил ее грудь и губы.
Симонетта подняла взгляд. Смущение пропало. Магическая нить протянулась между ними.
— Ты подарил мне… любовь! — прошептала она.
— О, моя любимая! Если я подарил тебе любовь, ты даришь мне неземное совершенство, свет, который я всегда искал, но отчаялся найти.
С этими словами он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.
Пальцы Симонетты судорожно сжались. Ей показалось, что она не сможет отпустить его.
— Я знаю, то, что мы чувствуем друг к другу, и есть та любовь, о которой слагали баллады трубадуры… Любовь возвышенная и совершенная…
— ..Именно поэтому я обязан уйти.
Симонетта посмотрела на Пьера, силясь вникнуть в смысл его слов. Затем она воскликнула:
— Почему… уйти? Вы не можете оставить меня! А… граф…
— Я все сделаю, чтобы граф больше тебя не беспокоил, — сказал Пьер. — Но я не могу, не желаю причинять тебе боль и не хочу искалечить жизнь моей драгоценной маленькой Венеры. Поэтому я должен уйти.
— Но почему… искалечить? Разве в нашей… любви… есть что-то дурное?
Он посмотрел ей прямо в глаза, озадаченные и немного испуганные, как у ребенка:
— Ты не только все искушения святого Антония, мое сокровище, но и идеалистка, как и я. Поэтому я не могу причинить тебе боль.
Симонетта вдруг быстро проговорила:
— Может, ты… женат… как и граф?
— Нет, я не женат, — отрицательно покачал головой Пьер.
Симонетта затихла. Ее будто озарило: больше всего на свете ей хотелось бы стать женой Пьера.
Она полюбила Пьера настоящей любовью. Нашла в нем человека, с которым хотела бы прожить всю жизнь. Отец всегда хотел, чтобы именно такой человек стал ее мужем.
Но никогда, ни при каких обстоятельствах ей, дочери герцога, не позволят выйти замуж за нищего художника.
Те чувства, которые увлекли ее в волшебную страну грез, владели ею все это время. Даже сегодня утром она еще жила, не осознавая реальности. До этой минуты она не связывала то ощущение счастья и любви, которое пробудил в ней Пьер, с мыслями о замужестве и вообще о своем будущем.
Теперь она поняла, что без Пьера ей не стать счастливой, не испытать всей полноты жизни.
Но стать его женой?
Подобная идея была настолько чужда всему ее воспитанию, всему, что составляло ее жизнь до приезда в Ле-Бо, что даже на мгновение допустить ее показалось девушке странным.
Она молчала. Молчал и Пьер. Он смотрел на Храм любви, словно там искал решение. Словно тень надежды еще не покидала его.
Держа руку Пьера, как путеводную нить в бушующем море страстей, Симонетта заговорила, потому что молчание стало невыносимым:
— Разве необходимо… все решить… прямо… сейчас? Я была так счастлива вчера вечером. Без всех этих… проблем и… трудностей.
— Проблема только в тебе, — ответил Пьер. — Я убеждал себя, что сумею сдержаться и не признаюсь тебе в своих чувствах. Убеждал себя, что… не прикоснусь к тебе. Но то, что случилось вчера, вывело меня из равновесия, и теперь я стыжусь своей слабости.
Симонетта взглянула на него широко раскрытыми глазами и тихо спросила:
— Ты… ты не можешь простить себе, что… поцеловал меня?
В ее глазах вспыхнула боль, словно эта простая мысль была для нее невыносима.
— Конечно, нет! Тот поцелуй был для меня не менее восхитительным, чем для тебя.
— Это было так хорошо… так… удивительно… Мне казалось, мы с тобой парим в небе над Ле-Бо, и мы больше не люди, а боги…
— И я чувствовал то же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16


А-П

П-Я