Гермии трудно было удержаться от гордого отказа от этого подарка.Вместо этого она заставила себя ответить мягко и без малейшей нотки сарказма в голосе:— Ты очень добра, дорогая Мэрилин, и мама и я будем очень, очень благодарны.Говоря это, она вышла к наружной двери вместе со своей кузиной и увидела элегантный открытый экипаж с кучером и лакеем, сидевшими на козлах.Заметив Гермию, они оба приветственно коснулись своих шляп с кокардами и широко улыбнулись ей.Она знала кучера еще с детства, а лакей был парнем, взятым из деревни.Он спрыгнул вниз, чтобы открыть дверцы экипажа для Мэрилин, и услужливо положил легкий ковер ей на колени.Как только он вновь забрался на козлы, лошади тронулись и Мэрилин подняла свою руку в перчатке в грациозном прощальном жесте.Наконец в выездных воротах, сильно нуждавшихся в новой покраске, последний раз мелькнула изящная шляпка ее кузины, и Гермия осталась одна.Она прошла в дом, размышляя о том, что визит Мэрилин казался таким же не правдоподобным, как происшествия в ее многочисленных фантазиях.Трудно было поверить, что все это произошло на самом деле, что от нее действительно требовалось участие в этой смехотворной шараде.Она могла понять логику Мэрилин и ее мотивы при разработке этого сложного плана завлечения маркиза Деверильского, но она сомневалась в его успешности.Большая любовь — если она хотела возбудить ее в человеке, готовом жениться на ней — не могла возникнуть в результате подобного театрального замысла.Кроме того, Гермию мучило опасение, что маркиз, будучи разумным и догадливым человеком, мог просто вспомнить в связи со всей этой затеей разговор за обедом о его матери.Разве не могло ему показаться странным совпадением то, что всего через два дня после этого разговора Мэрилин вызывают к постели умирающей женщины?Гермия была уверена, что, будь она на месте маркиза, ей все это показалось бы очень странным.Но маркиз ведь мог оказаться совершенно иным.Если он был глупцом, обманутым хорошеньким личиком Мэрилин, предположение, что она схожа с его матерью, могло сдвинуть чашу весов в ее пользу.Гермия подняла свою книгу с того места, куда отложила ее при появлении кузины.Но она так и не открыла ее. Ее взор привлекла красота буйно разросшегося сада за окном, с начинающим расцветать кустарником.Цветение плодовых деревьев придавало им волшебный вид, который перенес ее воображение в одну из сказок, слышанных ею в детстве, в которой духи деревьев танцевали ночью при свете звезд.И Гермия подумала тогда, что если она когда-нибудь влюбится — о свершении чего она молилась, — она никогда не унизится до интриг или замыслов, способных побудить к женитьбе на ней человека, избранного ее сердцем.Он либо тоже изберет ее, ощутив в ней ту, которую полюбил, либо она оставит его, несмотря на свои чувства к нему.И она скроет от него слезы, чтобы он никогда не узнал, как она стремилась к нему.«Это унизительно и низко — заманивать человека в ловушку, как дикое животное», — горячо сказала она сама себе.Она вновь подумала о мужчине с лицом, мрачным как у Дьявола, который поцеловал ее и всунул гинею ей в руку.Поцелуи, воображаемые ею в ее фантастических сказках, ничуть не походили на его поцелуй.Она была уверена в том, что те поцелуи, которые ей, быть может, будет суждено испытать в жизни, не будут столь разочаровывающими. Глава 3
В этот день Гермия поднялась очень рано и надела юбку для верховой езды, которую сама себе сшила.Она вспомнила наставление Мэрилин не наряжаться и решила, что будет лучше, если она поедет без шляпы.Ведь она должна была якобы спешить на поиски своей кузины и, не заботясь об одежде, выбежать из дома в чем была.И кроме того, маркиз, — если он вообще обратит на нее внимание, — должен посчитать ее деревенской девушкой, а не нарядной леди, с которыми он обычно прогуливается.Одеваясь, Гермия подумала, что отец и мать осудили бы ее за участие в обмане, пусть и ради кузины.Однако Мэрилин впервые за долгое время попросила ее об одолжении, и Гермия подумала, что она не только должна помочь ей, но и должна молиться о том, чтобы Мэрилин, если станет счастливой, стала бы добрей к ней и ко всем людям.Гермия чувствовала, что Мэрилин сильно изменилась, став взрослой.Она становилась все более и более похожей на графиню, ее мать, которая всегда была готова сказать что-либо недоброе и относилась к большинству людей как к стоявшим значительно ниже нее..Одевшись и увидев, что стрелка часов перешла за шесть, она тихо спустилась по лестнице, опасаясь, что ее могут услышать.Получив возможность проехаться на одной из прекрасных лошадей из усадьбы, возможность, которой она была давно уже лишена и о которой .мечтала Все больше и больше с каждым днем, Гермия — с некоторым чувством вины — решила не сразу ехать к Роще Колокольчиков, как требовала Мэрилин, но сначала порадоваться хорошей скачке, пока позволяло время.Подойдя к конюшне, она увидела, что, как и было условлено, конюх усадьбы вчера вечером неслышно поставил жеребца в одно из многих пустующих стойл.Предыдущий викарий, очевидно, был намного богаче ее отца, поскольку расширил конюшню, в которой теперь можно было поместить дюжину лошадей.Теперь же там стоял лишь новый годовалый жеребец викария, который еще не был как следует объезжен.Отец не только приучал его к упряжке в кабриолет, в котором он разъезжал по своему приходу, но и намеревался запрягать в старомодный, но удобный фаэтон, в котором возил свою жену и дочь.Руфус, как они назвали его, был гнедым жеребцом, вполне подходящим для этих целей, но далеко уступавшим по классу жеребцу, стоявшему теперь в стойле рядом.Когда Гермия увидела приведенного жеребца, она почувствовала, как ее сердце забилось сильнее от возбуждения, и поняла, что имеющийся у нее в запасе час она проведет в истинной радости, которой не знала много лет.Она узнала этого жеребца, потому что ездила на нем раньше, и знала, что его зовут Брэкен.Гермия похлопала его и ласково поговорила с ним, снимая свое дамское боковое седло, висевшее на стене.Она подтягивала подпруги седла, уложенного на спину жеребца, когда в дверях конюшни появился старик, ухаживавший за лошадью отца и работавший в большом, разросшемся без ухода саду.— Собрались прокатиться, мисс Гермия? — спросил он. — А я-то думал, эту лошадь прислали его преподобию.— Нет, сегодня проедусь я, Джейк, — ответила Гермия, — и не говори папе, если увидишь его, что я уехала. Это секрет.Джейк помедлил, переваривая услышанное, затем сказал:— Буду держать рот на замке-, мисс Гермия.Надеюсь, вы хорошо покатаетесь на таком-то жеребце.— Конечно, Джейк! Я уже давно не ездила на таких прекрасных лошадях.Говоря это, Гермия вывела Брэкена из конюшни, и Джейк подержал уздечку, пока она забиралась на стоявший во дворе деревянный чурбан, чтобы удобнее сесть на лошадь.Она могла бы подняться в седло и без подставки, но решила, чтобы не злить Мэрилин, аккуратнее опустить свою юбку, хотя была вовсе не уверена, что ее кузина все равно не обвинит ее в чем-либо.Устроившись в седле, она улыбнулась Джейку и сказала:— Ни слова никому, пока я не вернусь!— Язык за зубами! — пообещал Джейк, и Гермия выехала со двора.Сначала она миновала парк и, направившись в противоположную сторону от Рощи Колокольчиков, въехала в лес, примыкавший к деревне, который на картах обозначался как лес с ручьем, но в деревне был больше известен как Лес Колдуний.Это был лес, в котором, как считалось, устраивает свои пирушки Сатана, о чем в деревне говорили лишь шепотом.Но этим утром Гермию не интересовали леса.Ей нужно было открытое место, чтобы галопом промчаться на своем жеребце с такой скоростью, на которую он только способен.По другую сторону Леса Колдуний было ровное пространство, которое — как, она раньше надеялась — ее дядя мог бы превратить в миниатюрный ипподром, подобный тем, которые устраивали в своих поместьях многие владельцы скаковых лошадей.Но дядя отказался от этой идеи, сказав, что ему скучно ездить по одному и тому же месту.— Поскольку у меня десять тысяч акров земли, места хватит, чтобы скакать куда угодно, — объяснил он, — что хорошо и для моей лошади, и для меня.И теперь, когда Гермия увидела этот плоский обширный луг, простиравшийся более чем на милю, у нее от волнения захватило дыхание, и Она дала Брэкену полную волю.Когда девушка наконец замедлила его до легкой рысцы после мощного галопа, которым в полной мере насладились они оба, она почувствовала готовность сделать все что угодно для Мэрилин в благодарность за такую радость.Она проехалась еще, увидев вновь те части поместья, которые были знакомы ей по детским впечатлениям, но которые она давно уже не имела возможности посещать.Наконец поняв, что подходит время поспешить к Мэрилин, она направила Брэкена назад, мимо Леса Колдуний и через парк к лесу, в котором должны были прогуливаться Мэрилин и маркиз.Теперь Гермии пришлось ехать значительно медленнее из-за опасности, которой грозили кроличьи норы для копыт Брэкена и низкие ветви деревьев — для волос Гермии.Как она и предвидела, в лесу становилось все теплее по мере того, как утреннее солнце все выше поднималось на небе, и она была рада, что не надела жакет от своего верхового костюма.Вместо этого на ней была лишь белая муслиновая блуза.Она была старая и штопанная, а кое-где и с заплатками, но лучшей у нее не было.Гермия вновь подумала, что если маркиз вообще заметит ее, он сочтет, что она выскочила прямо из спальни умирающей женщины и бросилась искать свою кузину в чем была.По мере приближения момента, когда она должна была сыграть роль, отведенную ей Мэрилин, она повторяла в уме то, что скажет.Она надеялась, что, если будет казаться взволнованной и говорить с ноткой искренности в голосе, ее история покажется правдоподобной.Она въехала в условленный лес и медленно передвигалась под деревьями вдоль тропинки, ведущей к самому центру рощи.Колокольчики и первоцветы уже сошли, и растительность под деревьями стала значительно выше, чем весной.Порой Гермия замечала дикие орхидеи, называемые в народе «дамские тапочки», растущие под деревьями. Были видны также рассыпанные в изобилии маленькие грибы, которые, согласно поверью, появлялись там, где предыдущей ночью танцевали феи.Как всегда, увидев нечто подобное, она вновь начала создавать в своем воображении новую фантастическую историю, в которой принцесса, спасаясь от зловредных эльфов, прибегла к защите лесной нимфы, дриады.Ее фантазия, разворачиваясь, подходила уже к самой захватывающей части, когда она услышала голоса и поняла, что Мэрилин и маркиз были где-то недалеко, в самой глубине леса.Она сделала глубокий вдох, справляясь с волнением, и, подбодрив Брэкена каблуком, заставила его двигаться быстрее, а когда приблизилась к ним, Можно было подумать, что от спешки и скорости она буквально задыхалась.С первого же взгляда на Мэрилин она осознала, насколько же неряшливой по сравнению с ней выглядит сейчас она сама.Ее волосы растрепались по лбу от ветра, когда она мчалась галопом; ее щеки пламенели, и — хотя она не знала этого — ее глаза сияли радостью утренней прогулки.Мэрилин же, напротив, была аккуратно и тщательно наряжена, одета в изысканно скроенный летний костюм для верховой езды из бледно-голубого щелка, обшитый белой тесьмой. Шею окружало кружевное жабо. Наряд был новеньким «как с иголочки», только что из фешенебельного магазина.Ее прогулочная шляпка была охвачена газовой вуалью такого же цвета, как и костюм. Сзади вуаль свешивалась со шляпки, разлетаясь по плечам и спине.Когда она повернулась, чтобы взглянуть на Гермию с хорошо разыгранным удивлением, ее лицо было спокойно и красиво, да и вся она была воплощением аккуратности и строгого изящества, совершенства во всем.Гермия подскакала с такой скоростью, что ей пришлось резко натянуть поводья Брэкена, останавливая его, и жеребец вздыбился, усиливая впечатление неотложности и трагичности послания, которое принесла Гермия.— Гермия! — воскликнула Мэрилин. — Что случилось? Почему ты здесь?— О Мэрилин, я везде тебя искала! — отвечала Гермия. — Бедная старая миссис Барлес при смерти, но говорит, что не может умереть спокойно, пока не попрощается с тобой и не поблагодарит тебя за всю доброту к ней.Чувствуя волнение, Гермия не пыталась изменить слова, которые велела ей сказать Мэрилин.Когда она произносила их, ей показалось, что они звучат несколько искусственно.Мэрилин вскрикнула, что также прозвучало довольно театрально.— О бедная миссис Барлес! — воскликнула она. — Я немедленно должна ехать к ней!Она резко повернула свою лошадь и подстегнула ее хлыстом, проезжая мимо Гермии.Проехав уже довольно далеко, она, как будто неожиданно вспомнив что-то, повернула голову и крикнула:— Покажи его светлости дорогу назад к усадьбе, а затем поспеши за мной! Ты будешь нужна мне!— Хорошо, — ответила Гермия.При этом она подумала, что Мэрилин беспокоится, Ведь она остается с маркизом и может расположить его к себе.Тут она впервые взглянула на него.Он повернул свою лошадь так, что она стояла поперек тропинки, и оказался к Гермии ближе, чем она ожидала.От испуга она резко вдохнула воздух открытым ртом, что не могло укрыться от маркиза, и мгновенно поняла, что оказалась очень глупой.Ведь она давно уже могла догадаться, что мужчина, поцеловавший ее и давший ей гинею за помощь, может быть маркизом Деверильским.Он выглядел, думала она теперь, как и в тот день, очень похожим на Дьявола, за исключением его глаз (в которых — когда она встретилась с ним взглядом — мелькнула легкая насмешливая искорка), да еще ироничного изгиба его губ.Какое-то время она могла лишь, опешив, глядеть на него, не соображая, что сказать.— Так вы все-таки, оказывается, не девушка-молочница!Он говорил тем же сухим протяжным голосом, который она слышала в тот раз.Почувствовав, как краска заливает ее лицо, Гермия ответила голосом, показавшимся ей самой чужим:— Нет… и вы не имели… права… счесть меня молочницей!Она хотела сказать, что он не имел права целовать ее, но, стыдясь происшедшего в тот день и под влиянием смущения от встречи с ним вновь, она не смогла найти слов, чтобы дать понять ему, как дурно он вел себя тогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19