Когда они ужинали дома, он, как хозяин, сидел во главе стола, и с двух сторон от него сидели Две крайне привлекательные, утонченные и изысканные замужние женщины.Когда он сопровождал свою сестру и Гермию на бал, он либо почти сразу исчезал в карточном зале, либо, как прошлым вечером, уезжал рано.Когда леди Лэнгдон и Гермия возвращались в экипаже домой одни, она с любопытством спросила:— Как вы думаете, куда его светлость уехал?Леди Лэнгдон коротко рассмеялась.— Такого рода вопросы ты не должна задавать, дорогое дитя, — ответила она. — Как ты можешь себе представить, есть большое количество прекрасных женщин, надеющихся, что мой брат проведет с ними немного времени.Затем, как будто спохватившись, что оказалась нескромной, она быстро проговорила:— К сожалению, Фавиан быстро пресыщается и всегда ищет кого-либо нового, кто способен забавлять и развлекать его.Она произнесла это с легкостью, но Гермия подумала, что такого поведения маркиза ей и следовало ожидать.Тем не менее, если маркиза в данный момент никто не забавляет, это неплохо для Мэрилин.Мэрилин зашла к ним, чтобы увидеться с маркизом, за день до его отъезда из дома викария, и Гермия сразу "же, как только Мэрилин переступила их порог, увидела, насколько недовольна ее кузина.Она выглядела очень привлекательной в платье из узорчатого муслина, скроенном по самой последней моде, и в шляпке, украшенной розами, с загнутыми вверх краями, и отделанной кружен вами.Она приветствовала Гермию недвусмысленно ледяным тоном.Гермия открыла дверь гостиной, где маркиз, уже одевшись и спустившись вниз, отдыхал в кресле у окна.Мэрилин пронеслась мимо нее с презрительным видом, сказавшем Гермии яснее любых слов, что она думает о доме викария. А также как она сочувствует любому, особенно Маркизу, который был вынужден оставаться в таком убогом и неудобном жилище.Гермия закрыла за нею дверь и побежала наверх в свою комнату.Она гадала, воспользуется ли маркиз этой возможностью, чтобы сделать предложение Мэрилин, или, может, просто даст понять ей, что приедет к ним вновь, когда будет чувствовать себя лучше.Мэрилин беседовала с ним довольно долго, и Гермия не видела, когда она ушла. Однако на следующий день, когда маркиз уезжал, она поняла — по тому, как он прощался с ее родителями, — что он намеревался приехать к ним и в будущем.Это несомненно означало, что он хотел жениться на Мэрилин.— Более приятного, более щедрого джентльмена я не знала никогда! — уверенно сказала няня после отъезда маркиза.Гермия знала, что она получила такую сумму денег за службу ему, от которой просто онемела.Она узнала также от няни, что в их погребе осталось огромное количество вина, которое привезли не из усадьбы, а из дома маркиза.Вино привез его секретарь, когда приезжал, чтобы получить инструкции относительно поездки Гермии в Лондон.— Очень великодушно со стороны маркиза подумать об этом, — сказала она няне.— Очень великодушно, — согласилась няня, — но не стоит говорить об этом вашему отцу. Пусть он думает, что это вино осталось неиспользованным его светлостью. Тот, кто молчит, когда его не спрашивают, еще не говорит не правду!В дни, оставшиеся до ее поездки в Лондон, Гермия догадалась, что маркиз сделал еще кое-какие распоряжения, поскольку их стол оставался таким же превосходным, как и во время пребывания у них маркиза.Она подумала, что здесь не обошлось без интриги со стороны няни и Хиксона.Но видя, насколько лучше стал выглядеть ее отец и как уменьшилось количество морщин обеспокоенности на лице ее матушки, она последовала совету няни и не сказала ничего. Теперь, когда Гермия приближалась к двери кабинета, в ее глазах появилось выражение, которое каждому, знавшему ее хорошо, сказало бы, что она ощущает нервозность и беспокойство.Она открыла дверь и увидела, что маркиз пишет что-то, сидя за столом.— Можно мне… отвлечь вас на минуту? Или вы… слишком заняты? — спросила она.В ее голосе ощущалась слабая дрожь, которая не осталась незаметной для него. Он положил перо и поднялся из-за стола со словами:— Доброе утро, Гермия! Я должен поздравить вас с прекрасным платьем, которое сейчас на вас!— Я хотела… спросить, как вы чувствуете себя, — ответила Гермия, — и убедиться, что вы не перегружаетесь.— Если вы будете хлопотать надо мной так же, как Хиксон, я думаю, мне лучше упаковать чемоданы и покинуть Англию!— Мы же не можем… не беспокоиться… о вас! — ответила Гермия.Маркиз прошел через комнату и встал спиной к камину, который не топился летом и потому был заполнен цветами.Гермия все смотрела на него, пока он не сказал:— Я вижу, что вы расстроены чем-то. Может быть, вы сядете и расскажете мне об этом?Гермия села на край стула, сложив руки. Она смотрела не на маркиза, а на цветы позади него.Переждав момент, он многозначительно сказал:— Я жду!— Я… я не знаю, как… выразить то, что я… хочу сказать… словами, — сказала, запинаясь, Гермия.Наступила небольшая пауза, прежде чем маркиз произнес:— В таком случае, я могу предположить, что вы хотите сказать мне, что вы влюбились.Кто же этот счастливчик?Он с подчеркнутой медлительностью растягивал слова. Кроме того, в его голосе слышались те же сухие циничные ноты, которых она не слышала уже давно.— Нет… нет, — быстро начала она, — это совсем не… то! Это касается не меня… по крайней мере не таким образом, как вы… предполагаете.— Тогда я должен извиниться. Я подумал, что вы, возможно, хотите, чтобы я дал вам свое согласие — в отсутствие вашего отца — выйти замуж за одного из тех молодых людей, которые так пылко увивались вокруг вас прошлым вечером.Потому, что он смеялся над ней, и потому, что это, по непонятной причине, ранило ее, Гермия еще крепче сжала свои пальцы и сказала еле слышным голосом:— П-пожалуйста… вы делаете для меня… очень трудным… произнести то, что я хотела… сказать.— Я вновь приношу свои извинения, — сказал маркиз. — Я жду и буду слушать, не, гадая больше, что вы хотите сказать мне.— Я уверена, что вы подумаете, что это… ужасно с моей стороны… — запиналась от нерешительности Гермия, — и поэтому… я… боюсь говорить.— Бояться — это так не похоже на вас, Гермия, — ответил маркиз. — Я всегда думал, что вы исключительно храбрая.Улыбнувшись своей кривой улыбкой, он добавил:— В конце концов, если даже «Ведьмы, Дьяволы и Все, кто бродит и стучит по ночам», не пугают вас, я не могу поверить, что вы боитесь меня!— Я… я боюсь того, что вы… подумаете.— Неужели это так ужасно? — спросил маркиз.Она не отвечала ему, и, выждав немного, он сказал более мягким и успокаивающим голосом:— Я надеялся, что вы будете счастливы здесь, а не обеспокоены и испуганы, как сейчас.— Я счастлива! — сказала Гермия. — Это так великолепно, так восхитительно, иметь возможность танцевать на балах с новыми для меня и обаятельными людьми и иметь такие прекрасные наряды!— Так в чем же дело?— Ваша… сестра, которая была для меня… сама доброта… сейчас сказала мне, что ома хочет купить для меня два новых бальных платья, которые я буду носить в конце следующей недели.Сказав это, Гермия, казалось, набирала воздух, чтобы иметь силы продолжить.— Пожалуйста… пожалуйста… не думайте, что это… неблагодарно с моей стороны… но не могли бы вы… вместо того чтобы тратить еще больше денег на платья для меня, дать… Питеру новую одежду?Она не смела взглянуть на маркиза, боясь увидеть его нахмуренным, и лишь продолжила умоляюще:— Это не будет стоить вам больше, и я… могу прекрасно обойтись платьями, которые уже имею… Питер же отдал бы все, чтобы быть одетым, как… вы.Маркиз все еще молчал, Гермия подняла свои глаза, и он увидел, как отчаянно она умоляла понять ее правильно.В их глубине мелькал также страх того, что он сочтет ее неблагодарной и назойливой.— И вы опасались попросить меня об этом? — спросил маркиз.— Конечно, — ответила Гермия. — Это… выглядит такой неблагодарностью и жадностью, когда вы столько… сделали для меня, но я не хочу, чтобы Питер чувствовал себя… обделенным, а поскольку папе и так страшно трудно содержать его в Оксфорде… он не может позволить себе то, что его друзья считают само собой разумеющимся.— Я тоже учился в Оксфорде, — заметил маркиз, — и я могу понять вашего брата. Предоставьте заботу о Питере мне.Гермия вскрикнула от радости и вскочила на ноги.— Это правда… вы действительно сделаете это? — воскликнула она. — О… благодарю вас… благодарю вас!Она помолчала, прежде чем спросить очень тихим голосом:— Вы… вы не думаете, что я… слишком… навязчивая?— Неужели нужно говорить, — ответил маркиз, — что я все еще в глубоком долгу перед вами и, конечно, перед вашей матушкой? Сегодня утром доктор сказал мне, что я в полном здравии, за исключением того, что меня нельзя бить опять по тому же месту.— Значит, вы должны быть очень осторожны! — быстро проговорила Гермия. — Обещайте мне, что будете заботиться о себе.— Сначала Хиксон, а теперь вы! — заметил маркиз, улыбаясь.— Я все время думаю, — сказала Гермия обеспокоенно, — что на вас могут напасть, может быть, в парке, когда вы прогуливаетесь верхом или когда вы возвращаетесь домой поздно ночью.— Со мной все будет хорошо, — ответил маркиз, — а вам, Гермия, надлежит заниматься лишь одним — радоваться всему вокруг вас и выглядеть такой же прекрасной, как сейчас.Гермия взглянула на него, не зная, искренне ли он сказал это или просто хочет ей польстить.Как будто прочитав ее мысли, он сказал:— Силы Небесные! Вы же должны знать, что за один вечер стали сенсацией в свете, и моя сестра восхищена вами!— Она была очень, очень добра, но вы не забудете сказать ей, что мне не… требуется больше… платьев?— Я сомневаюсь, что она послушает меня, — улыбнулся маркиз, — и я уже сказал вам, что я позабочусь о Питере.— Но… я не хотела, чтобы это было таким образом, — воскликнула Гермия. — Он не должен стать для вас… источником дополнительных затрат.— Я запомнил то, как вы сказали мне когда-то, — ответил маркиз, — что за деньги нельзя купить счастья и материальные вещи не являются главными.— Теперь вы повторяете мне мои собственные слова в совсем другом смысле, который я не подразумевала, — ответила Гермия. — После того что вы сделали для меня и моей семьи, я чувствую… неловкость, беря от вас… еще большее, и я знаю, что папа и мама почувствовали бы то же самое.— Вы хотите сказать мне, что чувствуете себя слишком гордой, — сказал маркиз, — но у меня тоже есть гордость, и я отказываюсь оценить мою жизнь стоимостью нескольких платьев и бала, который мне все равно пришлось бы дать.Гермия молчала. Она лишь смотрела вверх на него, и маркиз резко проговорил:— И не вмешивайтесь в мои планы! Я люблю их строить и исполнять и не могу позволить, чтобы их разрушали бунтующие молодые женщины, чьи идеи отличаются от моих.Гермия рассмеялась.— Вы вновь пытаетесь напугать меня! Но я отказываюсь пугаться! Этой ночью я думала о том, что Дьявол был сначала Архангелом, который затем пал с Небес, и теперь, совершенно очевидно, он пытается взобраться обратно на Небеса по лестнице Иакова.— Я вовсе не ангел, — резко возразил маркиз, — и вполне доволен собой, каков я есть.Так что не пытайтесь причислить меня к лику святых!— Мне вовсе не нужно этого делать, — сказала Гермия. — У меня такое чувство, что и без моих усилий вокруг вашей головы уже виден сияющий нимб, а у плеч вырастают крылья.— Если это и так, — быстро сказал маркиз, — то это — результат магии, которой вы оплели меня. Недаром я чувствую, что все, что я пью, содержит магическое снадобье, а в каждом углу дома таятся колдовские чары?— Какая прекрасная идея! — воскликнула Гермия. — Это была бы добрая магия, магия, которая приносит счастье и дает вам все, чего вы сами желали бы себе!— Не знаю, не знаю! — задумчиво заметил маркиз.Затем Гермия поблагодарила его вновь и побежала наверх в свою комнату писать письмо Питеру.Маркиз, думала девушка, очень добр, и она чувствовала себя весь оставшийся день как будто окутанной золотым светом.Когда Гермия спустилась вниз, одетая в изысканно прекрасное платье, которое, она надеялась, приведет его в восторг, она увидела Хиксона, поднимающегося из вестибюля с вечерней накидкой маркиза, перекинутой через его руку.Ей показалось странным, что он несет ее наверх, и она остановилась, чтобы спросить:— Добрый вечер, Хиксон. Его светлость в гостиной?— Нет, мисс, — ответил Хиксон. — Я думал, что его светлость сказали вам, что не будут ужинать сегодня дома.— Не будет ужинать здесь? — переспросила Гермия. — Но ведь сегодня у нас званый ужин.— Да, я знаю, мисс, но его светлость уже давно обещал побывать в Карлтон Хауз, прежде чем его королевское высочество отправится в Брайтон завтра.— Я понимаю, — сказала Гермия, — но я надеюсь, что он будет позже на балу, куда я приглашена.— Если и будет, мне кажется, было бы ошибкой для его светлости оставаться на балу надолго, и, поскольку он будет без накидки, он может простудиться, — ответил Хиксон точно таким же тоном, которым могла озабоченно говорить няня.Гермия улыбнулась:— Его светлость чувствует себя намного лучше. Он сам сказал мне это сегодня.— Все равно ему следует проявлять осторожность, — настаивал Хиксон.Поскольку камердинер был так же озабочен, как и она, Гермия добавила:— Я страшно боюсь, что те, кто напал на него в прошлый раз, могут попытаться сделать это вновь.— Совершенно верно, мисс, — согласился Хиксон. — Но его светлость не желает думать О себе, и когда я говорю ему, что мистер де Виль убьет его прежде, чем попадется, он только смеется.Гермия испуганно вскрикнула.— Вы действительно так думаете?— Да, мисс, — сказал Хиксон. — Мистер Рошфор уже попытался однажды, и он попытается вновь, запомните мои слова!— К-как можем мы… остановить его? — спросила, запинаясь, Гермия.— Попытайтесь вы поговорить с его светлостью, мисс. Меня он не слушает, говорит, что я — старый хлопотун, но что толку хлопотать после смерти человека! Вы должны что-то предпринять, пока это не произошло.— Да, конечно, — согласилась Гермия, — но что я могу сделать?Хиксон глубоко вздохнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19