— Что случилось? — нетвердым голосом произнес он. Красный Кремень склонился над ним, чтобы лучше расслышать его слова.Над ним было синее небо, кое-где прореженное белыми облачками. Солнце стоит слева, совсем низко, значит, раннее утро. Голоса детей и женщин доносятся сзади… Выходит, лагерь у него за спиной. Вокруг — каменистая пустошь, поросшая полынью. А горизонт на юге весь багровый — как… как та паутина.Красный Кремень удивленно развел руками:— Сам не знаю. Ты опять пошел к холмам и при этом плакал. Потом ты повернулся и стал смотреть на солнце. А после вдруг закричал что есть мочи и стал махать руками, будто тебе досаждает какая-то надоедливая муха.— Ты как будто копья метал, — испуганно добавил Морж. — Словно боролся с кем-то…— Да, — ответил Ледяной Огонь. Кроваво-красная паутина опять встала перед его глазами. — Теперь я вспомнил.— Расскажи нам, — попросил его Красный Кремень. — Что ты увидел?— Красные нити, как будто паутина, тянулись сюда с юга. Там был Вражий Сновидец, он-то и запускал их сюда — словно паук какой-то.— Неужто они используют против нас колдовство? — спросил Бараний Хвост, задумчиво чертя по земле копьем.— Не стоит им пускаться на такое! — гневно воскликнул Жеребец. — Мы им покажем! Мы покажем, как поступает Мамонтовый Народ с теми, кто…— Нет, — ответил Ледяной Огонь, пытаясь сесть. Он все еще был под впечатлением Сна, но уже узнавал лица сидящих рядом с ним людей и старался взять себя в руки. — Это было не колдовство против нас. Я сам сначала испугался. Испугался этой паутины. Но потом… потом она оплела меня… и потащила, потащила на юг… к… — Он нахмурился и покачал головой.— Это опять та ведьма, о которой ты говорил? Она вытворяет все это с тобой?— Нет, не она. Ее я не чуял.— Тогда кто? Подумай, друг мой, — взмолился Красный Кремень.Ледяной Огонь закатил глаза и покачал головой:— Не могу… не могу вспомнить… Сон оборвался.— На юг! — Жеребец огляделся с предвкушающей улыбкой. — На врага!Ледяной Огонь поглядел на него. Странные предчувствия вновь овладели им.— Поверь, Жеребец, — сказал он, — все совсем не так, как тебе кажется.«Все не так, — подумал он, — когда Сила оплетает своей паутиной людские жизни и души». 25 Обрубленная Ветвь и Бегущий-в-Свете взобрались на гребень, ограждавший владения Цапли. Старая Сновидица неподвижно стояла и глядела, как они спускаются. Внимание ее было приковано к Бегущему-в-Свете.Когда они приблизились, она перевела взгляд на Обрубленную Ветвь:— Вернулась? Хочешь, чтобы я наказала тебя, старуха?— Да заткнись ты, — пробормотала та. — Хочешь — убей меня, да только дай сперва искупаться в твоей горячей заводи, согреть мои старые косточки.Цапля хмыкнула:— Что ж, купайся. А я убью тебя, когда выдастся свободная минутка.— Может, прежде потолкуем? — мягко ответила Обрубленная Ветвь. — Кто еще так помнит былые дни, как мы с тобой? Я скучаю по ним.Лицо Цапли смягчилось.— Я тоже, — ответила она, опустив глаза.— И научи этого мальчика, как быть с видениями, которые роятся у него в голове. — Обрубленная Ветвь ткнула пальцем в Бегущего-в-Свете. — Он с ума сойдет, если не научиться в них разбираться.Сердце его вздрогнуло, когда он встретился глазами с Цаплей. Пламя, которого он не понимал, прожгло его до печенок.— Ты больше не Бегущий-в-Свете, ты знаешь это?— Да, — озабоченно сказал он. — Теперь знаю.Следующей ночью он, смущенный, растерянный, сидел перед костром Цапли. Легкие отблески огня ложились на стены чума. А из углов на него недоверчиво смотрели черепа, словно сомневаясь в его решимости. Он сидел, упершись подбородком в колени, и слушал старую колдунью. Уже три часа слушал он ее, но мало что понимал. С другой стороны костра молча сидела Обрубленная Ветвь, занятая приготовлением освежеванного зайца к обеду.— Волшебство? Его полно в мире. Но это не то, о чем ты думаешь, — говорила Цапля. — Я не могу заставить камень двинуться с места. Я не могу вдохнуть жизнь в мертвеца. Есть законы, на которых держится мир. Они исчезнут — и он распадется. Сновидец должен проникнуть внутрь мира, дать ему поглотить себя и исчезнуть в нем. — Она закинула голову, сурово поглядев на него:— Ты меня слушаешь?— Да.— Как ты думаешь, что случилось, когда ты позвал животных и они пришли на твой зов?— Они услышали, как я зову их, и…— Не правильно. — Цапля склонилась к нему и тяжело уставилась ему прямо в глаза.— Что тогда?— Они не тебя слышали. Они слышали свой собственный голос, звавший их умереть.— Что ты хочешь сказать? — растерянно спросил он, вороша пламя длинным прутом.— Я хочу сказать, что первейшее правило всякого волшебства, всякого Сна — это что все есть Единая Жизнь. — Быстрым и резким движением она подбросила в огонь еще один кусок дерева. Поднялись искры.Она ждала от него какого-то ответа, но мысли его совершенно смешались. Ему нечего было сказать.— Продолжай, — только и произнес он.— Ты видел, как мать кидает камнем в Дедушку Белого Медведя, если он хватает одного из ее детей? Он кивнул.— Зачем она делает это?— Чтобы спасти свое дитя.Цапля раздраженно плюнула в огонь:— Великий Мамонт, конечно же нет! Бегущий-в-Свете опустил голову. Что у нее на уме? Он задумался.— Я не… не понимаю.— Она делает это, чтобы спасти себя.— Но ведь Дедушка Белый Медведь схватил ее ребенка!— Ребенок — это и есть она сама, — возразила Цапля. — Люди иногда прикасаются к Единой Жизни, когда чувствуют себя неразрывно связанными с другими людьми или с местом. В этом-то все и дело. — Она широко развела руками и кольнула его своим пронзительным взглядом. — Потому-то и карибу пришли к тебе. В какое-то мгновение ты прикоснулся к Единому, и, когда ты попросил их прийти и отдать себя на съедение людям, они услышали свой собственный голос и пошли на него.— Но если есть Единая Жизнь, почему же не все чувствуют это? Почему не каждый может соприкоснуться с ней?Цапля окинула взглядом пещеру, наконец-то заметив Обрубленную Ветвь, которая тихонько сидела в уголке и жарила мясо.— Чтобы что-то понять, надо выбрать верную дорогу. Люди сами мешают себе видеть Сны своим неверием, они закрывают свои души Единому и не слышат его голоса. Если они прислушаются к себе, они услышат его, но человеку мешают стены, которыми он сам себя окружил. Так происходит с большинством. Истина слишком тяжела. Люди предпочитают занимать себя ничтожными заботами, болтовней, сведением счетов.— Но ведь люди отличаются от других тварей! — возразил Волчий Сновидец, задумчиво сплетая пальцы. — Никто больше не умеет пользоваться копьями для охоты. Или разводить огонь…Цапля дотянулась до побелевшего от времени черепа, стоявшего у стены:— Вот этот человеческий. Она взяла другой череп:— А этот медвежий. У обоих есть зубы, у обоих одинаковые кости… Только разной формы. Два глаза. Видишь? Один нос. Сними с медведя шкуру, и он будет совсем как человек. И у ног кости одинаковые. В общем, у животных все более или менее одинаковое — только кости разной формы, да еще у одних есть меховая шуба, а у других, как вот у людей к примеру, — нет. У тебя есть ногти. А у медведя — когти. А у карибу — копыта. Но это — мелочи. А по сути, разницы никакой нет.При этих словах лицо Обрубленной Ветви загорелось.— Есть сказание, — прошептала она, — что все твари земные сотворены были в один час из одной звездной пыли. Отец Солнце бросил нас с неба на землю и вдохнул в нас жизнь. Люди были самыми слабыми из всех. Отец Солнце забыл дать нам меховую шубу. Но карибу разрешили нам надевать на себя их мех и есть их мясо. Это был их дар братьям. У нас нет клыков, как у мамонтов. Но нам дарованы были руки, чтобы мы сделали себе оружие.— Я помню, Бабушка, — кивнул Волчий Сновидец. Цапля ткнула пальцем ему в лицо:— Помнишь? Какая же именно твоя часть помнит? Он указал на свой живот:— Печень. Я…— Ба! — возмущенно воскликнула она, рубанув пальцем воздух. — Я знаю, что Народ верит в это, но это не правда. Это мозги твои помнят — и Сон.— Почему ты так думаешь?Она подалась вперед, недовольно поджав губы:— Что случается с человеком, если ударить его по голове? Он теряет память. А если ему отрубить руку, он ничего не забудет! Если у него болит живот, мысли его от этого не меняются. А если у него заболит голова, он сразу начинает думать не так, как прежде. А уж если его ранить в голову как следует, он и вовсе становится дурачком. И у других тварей так же. Ударь карибу в голову — он умрет. Так что никаких сомнений быть не может.— Пожалуй, да…— Никаких «пожалуй»! Не гадай. Прислушивайся к себе. Учись. И не верь ничему, что тебе говорили. Задавай вопросы!Обрубленная Ветвь ощетинилась:— Ты хочешь сказать, что я не правду сказала насчет Отца Солнца и звездной пыли?Цапля лениво моргнула, будто не придавая значения ее словам:— Нет. На сей раз ты, против обыкновения, сказала дельную вещь.— Ах ты, старая ведьма! Да я…— Откуда ты все это знаешь? — перебил их Волчий Сновидец. Страх охватил его душу. Что же это он делает? Ведь так, поучившись у Цапли, он окончательно порвет связь с миром, который любил! — Почему другие не знают?Цапля еще раз шикнула на Обрубленную Ветвь и задумчиво пожала плечами:— Когда люди живут большим лагерем, ни у кого нет времени как следует задуматься. Нужны шкуры — надо дубить их, нужно мясо — надо охотиться, нужен мох на топливо — надо собирать его. У людей рождаются дети, и они то болеют, то дерутся, то вечно чем-то интересуются. А у Сновидца голова должна быть свободна. Он не должен думать о мелких сварах, не должен заботиться о пустяках. — Она почесала нос. — Здесь… пока Народ не вернулся, ты можешь погрузиться в себя, слушать, чувствовать. Весь мир течет вокруг тебя. Земля дышит, звери спешат своим путем. Времена года, дни, часы — и все это проходит. И все неразделимо. Там, куда падает мамонтовый помет, вырастает трава. Ветер разносит зерна. Мамонт ест траву и оставляет помет. Это знают все люди, но никто не понимает, что все это значит. Кто будет думать о Едином, когда трое детей просят есть, а в углу чума кто-то рассказывает смешные байки?— Значит, все, что мне нужно, — это одиночество? — недоверчиво спросил он. Как-то слишком легко это получалось!Цапля в ответ рассмеялась:— Все, что тебе нужно, — это стать свободным.— А как это сделать? Она надменно хмыкнула:— Сначала научись ходить.— Ходить? — пораженно спросил он.— Разумеется, а потом придет время учиться Танцевать.— Танцевать?— Ага. А потом ты научишься прекращать Танец так, чтобы суметь с хорошей точки поглядеть на Танцующего.Он покачал головой:— О чем ты толкуешь? Я ни слова не пойму!— О Единой Жизни. Все есть единый Танец, и ты должен почуять это прежде, чем поймешь умом.— И ты считаешь, что я не умею ходить? Она снова хмыкнула:— Волчий Сновидец, ты даже ползать пока что не Умеешь!Он задумался, теребя мех, оторачивающий его парку, и собирая его в пучок.— Ты меня научишь?— А ты готов учиться?Во рту у него стало как-то непривычно сухо. Готов ли он?— Да.— Идем! — Она встала, хрустнув больными суставами, подошла к пологу, закрывавшему вход в пещеру и распахнула его.Когда он выходил из пещеры, ему показалось, что пустые глазницы волчьего черепа сердито на него смотрят. Он упрямо сжал кулаки. Ничего, он научится, всему научится!Цапля повела его на вершину гребня. Они стояли прямо над горячими ключами. Вода струйками била из-под земли, шипя и пузырясь. Вокруг стояла ночь. Она расстелила плащ на камне:— Садись. Не уходи отсюда, пока я не приду за тобой. Все, что ты должен обрести, — в тебе самом. Попытайся услышать тишину, звучащую сквозь шум.Он недоверчиво покосился:— Какая здесь тишина? Здесь все звенит и грохочет. Он увидел, как в тусклом свете Звездного Народа блеснули ее редкие зубы. Она положила руки на колени и взглянула сквозь ряды пологих холмов на дальние хребты:— Ты думаешь, там есть ход? Он поглядел вслед за ней на ледяные пики. Легкая горечь проснулась в его сердце.— Да.— Сначала найди ход в своем сердце — тогда ты найдешь его в Леднике.Он на мгновение зажмурился. Все же он не до конца ей верил.— Однако это непонятно. Единая Жизнь, Танец, Проход… Что ты всем этим хочешь сказать?— Это все одно и то же. Все есть ничто, — с каким-то неожиданным весельем произнесла она. Он удивленно поднял бровь:— Да ты рехнулась.Цапля похлопала его по плечу:— Конечно. И тебе то же предстоит. Садись. Слушай. Выкинь из головы все слова. Никаких мыслей. Никаких образов. Ты должен очистить свой разум, сделать его пустым — тогда можно будет наполнить его вновь. Как сейчас? Хорошо?Он кивнул:— Да. Будто голос, что звучал во мне, умолк.— Я так и думала, что ты это скажешь. — Она повернулась и пошла прочь. В темноте были слышны только ее шаги. Обернувшись, она прибавила:— И помни:У тебя есть только один враг — ты сам.Волчий Сновидец с сомнением теребил подбородок, глядя на серебрящуюся в лунном свете струю.— Ладно, — вздохнул он. — Попробуем.Он закрыл глаза, и все слова в его сознании умолкли, вытесненные шумом горячих ключей. Это оказалось легко… Всего-то навсего полдюжины сердечных ударов.А потом слова вернулись к нему. События прежней жизни вспыхивали в его сознании. Обрывки каких-то разговоров липли к нему. Звуки льющейся воды исчезали в их борьбе. Ничего не помогало. Только ночной холодок и неудобный камень, на котором он сидел, — вот и все союзники в этой безмолвной ночной схватке, схватке с самим собой.Лицо Пляшущей Лисы вставало перед ним. Он чувствовал смущение, горечь и мучительное желание увидеть ее вновь. Он пытался отогнать этот образ, но душа его разрывалась от боли.Он слышал голос Чайки, нежный, утешающий. Грезы все продолжались, все новые скрытые, таимые от самого себя мысли и воспоминания пробуждались в нем.Он вспоминал слова Цапли: «Твой единственный враг — ты сам», вновь и вновь пытаясь совладать с собой. Спина его болела. Он начал чувствовать голод.Так прошли долгие часы.Он с удивлением увидел, что уже рассветает. На небе появились красные и голубые просветы. Он в отчаянии пытался заставить себя не думать о предстоящем дне. Но воображение уносило его все дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60